Педро де Сьеса де Леон. Хроника Перу. Часть вторая. Владычество Инков.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
ХРОНИКИ ПЕРУ, рассказывающая о Владычестве Ингов Юпанги, об их правлении и великих деяниях,
написанная Педро де Сьеса де Леоном, жителем Севильи.
1554.
========
=========
[Перевод (сверено 20.11.09) с испанского оригинала 1880 года, а также издания 2005 года на русский язык Глав III-V, IX-XXX, XLI-L, LXVIII-LXXIV; комментарии, а также под редакцией:
© 2009, А.Скромницкий,
Украина,
Киев,
http://bloknot.info
creos@narod.ru]
[Перевод с испанского издания 2005 года Глав VI-VIII на русский язык:
© 2009, Valery Melnikoff,
Colima University,
Mexico]
[Перевод с испанского издания 2005 года на русский язык Глав XXXI-XL, LI-LXVII, редакторские правки, комментарии:
© 2009, О. Дьяконов,
Россия,
Москва]
[Корректорские правки и примечания, перевод:
© 2009, В. Н. Талах,
Украина,
Киев]
=============
=============
———————–
[Первые две Главы утрачены]
ГЛАВА [III][Z1]
ЗДЕСЬ [в этих провинциях Перу], люди хоть и слепы, [сообщают больше] о себе, раз уж рассказывают сто[лько басен, что они были бы вредны], если нужно было бы их записать. Рассказывают [эти индейцы, что в стар]ину, за много лет до [существования Ингов], когда земля была очень за[селённой людьми, обрушился] такой большой потоп и буря, что, [море, выйдя из своих берегов] и естественного состояния, наполнило [всю землю водой] да так, что все люди [погибли, потому что прибывали] воды до самых высоких вер[шин всего гор]ного хребта. И об этом говорят Гуанки [Guancas], жители долины Хауха[Z2] и уроженцы [Чукуито[Z3] в Кольяо, что, хотя этот потоп был таким большим и повсеместным], в пещерах и [пустотах] скал спрятались кое-какие индейцы со своими женами, из которых они вернулись, чтобы заполнить людьми эту землю, потому что много их расплодилось. Другие правители горной местности, и даже равнин также говорят, что никто не избежал смерти, и только шесть человек, спаслись на плоту или лодке, породившие тех, кто были и кто есть. Короче говоря, об этих одни и другие рассказывают столько всякого, что было бы затруднительно записать [всё] это. Думать, что какой-то особенный потоп был на всём протяжении этой земли, как тот, что был в Фессалии [Z4] и в других краях, в этом пусть не сомневается читатель, потому что в целом все это утверждают и говорят о том, что я описываю, а не то, что другие изображают и сочиняют: и я не думаю, что у этих индейцев осталось бы воспоминание о всеобщем потопе, поскольку мне достоверно известно, [что] они оселились после случившегося и произошедшего среди люд[ей разделения] языков на Вавилонской башне. Все [жители здешних провинций верят в бессмертие души], знают, что есть Творец, считают богом [всевышним Солнце. Пок]лоняются деревьям, камням, горам и [другим вещам, какие они только не] вообразят.
Вера, что душа [бессмертна, согласно] тому, что я выведал у многих правителей [уроженцев тех мест, у которых] я спрашивал об этом, состояла в том, что они говорили [что, если на свете] был храбрый мужчина и породил он много детей и почитал своих [родителей и совершал мо]литвы и жертвоприношения Солнцу и остальным своим богам, то “сердце” [songo[Z5] ] этого мужа, каковое они считают [сердцем], так как отличить суть души [и силу её проявления] они не умеют, [но] и мы от них узнали только то, о чем я рассказываю, отходит в край наслаждений, полное пороков и развлечений, где все вкушают пищу, пьют и отдыхают; но если он, наоборот, был плохим, непослушным своим родителям, враг[ом] веры, то он отправляется в другое место, темное и мрачное. В первой книге я более подробно сообщил об этом[Z6] ; потому, следуя дальше, расскажу о том, как жили народы этого королевства, прежде чем возвеличились Инги и стали его верховными правителями, узнаем о том, как все утверждают, что жили они среди хаоса, не ведая ни порядка, ни большого ума, ни правосудия, как было у них потом; и о том, что нужно сказать о Тисевиракоче[Z7] [Ticeviracocha], которого они называли и считали Творцом всех вещей.
ГЛАВА IV. Повествующая о том, что говорят индейцы этого королевства, относительно того, что было до появления Ингов, и о том, как у них стояли крепости на перевалах, откуда выходили на сражении друг с другом.
ЧАСТО я спрашивал у жителей этих провинций: что им известно о том, что было до того, как над ними начали властвовать Инги; и об этом они говорят, что все жили без всякого порядка, и что многие ходили обнаженными, будучи дикими, не имея ни домов, ни других жилищ, кроме многочисленных пещер, которые, как можно видеть, существуют в больших скалах и утесах, откуда они выходили на поиски полевой пищи. Другие делали на холмах замки, называющиеся “pucaraes[Z8] “, откуда, завывая на дивных языках, выходили бороться друг с другом за обработанную землю, или по другим причинам, и многие из них погибали, захватив у побежденных, какую могли найти добычу и женщин; со всем этим они торжественно шли на вершины холмов, где у них были свои замки и там они совершали свои жертвоприношения почитаемым богам, пред камнями и идолами, проливая много человеческой и бараньей крови. Все они жили без державы и порядка, потому что, говорят, не было у них правителей, кроме военачальников, с которыми они выходили на войны. Если и шли некоторые одетыми, то были это маленькие одежды и не такие, какие они носят сейчас. Головные повязки и шнуры, одеваемые на голову, чтобы быть узнаваемыми среди них, говорят, были такие же, как и сейчас.
И когда жили люди таким образом, возвеличился в провинции Кольяо [Collao] очень храбрый правитель, по имени Сапана [Zapana], и столь могучий, что под его властью оказалось много людей из той провинции. И они рассказывают ещё об одной вещи, которая, если она правдивая, или о ней не знает Всевышний, обо всём сведущий, потому что у меня [о] том, о чём веду рассказ, нет иных свидетельств, да и книг, кроме слов этих индейцев. И то, о чём я хочу поведать, следующее: они утверждают, и то истинная [для них] правда, что после того, как возвеличился в Атункольяо [Hatuncollao] тот полководец или могущественный тиран, в провинции [людей] Канас, находящейся посредине между Канчес [Canches] и Кольяо, около селения под названием Чунгара [Chungara] появились женщины, как если бы это были решительные мужчины, [которые], взявшись за оружие, сразились с теми, кто проживал в районе, откуда были и они; и эти, почти как Амазонки, жили со[Z9] своими мужьями, создавая поселения для себя; они же, по прошествии нескольких лет, и совершив кое-какие подвиги, пришли сразиться с Сапаной, ставшим правителем Атункольяо, и чтобы защититься от его могущества, заметно возросшего, построили крепости и стены сухой кладки [albarradas[Z10] ], поныне стоящие, для защиты, и что, построив их, все до единой были убиты и захвачены в плен, а имя их истёрлось.
Был в Куско один житель, по имени Томас Васкес [Tomas Vasquez], рассказавший мне, что когда он и Франсиско де Вильякастин [Francisco de Villacastin] шли в селение Айавире [Ayavire], наблюдая те ограды и спрашивая местных индейцев о том, что это было, они им поведали эту историю. Также рассказывают, о чём я написал в Первой Части[Z11] , что на острове Титикака [Titicaca] в прошлые века жили такие же белые бородатые люди, как и мы; и что, выходя из долины Кокимбо [Coquimbo] один полководец, по имени Кари [Cari], прибыл туда, где ныне находится Чукуито [Chucuito], и, построив там несколько новых селений, со своими людьми он отправился на остров и вёл с этими людьми такую войну, что, скажу, убил их всех. Об этом мне рассказал Чиригуама [Chiriguama[Z12] ], управитель тех селений, принадлежащих сейчас Императору. А поскольку эта земля была такой большой, а местами такой здоровой и пригодной, чтобы провести на ней жизнь человеческую, и была полна людей, даже, невзирая на то, что они жили в своих страстях и войнах, они основали и соорудили множество храмов, а полководцы, проявившие свою отвагу, могли остаться правителями нескольких селений. И во всех их лагерях или крепостях, что общеизвестно, были индейцы, наиболее сведущие, чтобы говорить с дьяволом, имевшим, с позволения на то всемогущего и всеведущего Господа, очень большую власть над этими людьми.
ГЛАВА V. О том, что говорят эти жители о Тисивиракоче, и об имеющемся у некоторых мнении, что некий Апостол пересек эту землю, и о храме, находящемся в Кача [Cacha[Z13] ], и том, что там произошло.
ДО того как стали царствовать Инги в этих королевствах, и стали в них известны, эти индейцы рассказывают другую очень старую историю, как и все, о ком они говорят, потому что утверждают, что долго пребывали они, не видев солнца, и что, испытывая большие трудности в связи с его отсутствием, они заголосили и взмолились тем, кого они считали богами, попросив у них света, [ибо] в нём испытывали недостачу; и в это самое время вышло с острова Титикака, расположенного внутри большого озера Кольяо, неимоверно ослепительное солнце, и все обрадовались ему[Z14] , а после того как это произошло, сказывают, к Южным краям пришел, явившись, белый человек крупного телосложения, и в чьем облике и внешности сказывалась и большая власть и почтение, и что у этого мужчины, как они увидели, была такая могучая сила, что из холмов он творил равнины, а из равнин большие горные хребты, извлекая живые источники из камней. И как узнали они о такой его силе, назвали его Творцом всех созданных вещей, Началом их, Отцом солнца, потому что помимо этого, говорят, он создал другие важные вещи, дал жизнь людям и животным; и, говоря кратко, от Его руки к ним пришла заметная польза. И этот [Создатель], – сказывают индейцы, говорившие мне об этом, а услышали они сие от своих предков, а те также услышали это из песен, издавна поющихся у них, – ушел по дороге, [проложенной в] горной местности, по направлению к Северу, творя и осуществляя эти чудеса, и что никогда они больше его не видели. Во многих местах говорят, что он установил для людей порядок, как им жить, и что говорил он с ними дружелюбно и с всею мягкостью, наказывая им быть добрыми, и чтобы не наносили они друг другу ни вреда ни оскорбления, а наоборот, любили друг друга, и чтобы все были милосердными. В основном и по большей части его называют Тисивиракоче, хотя в провинции Кольяо они называют его Туапака [Tuapaca], а в других местах этой провинции – Арнава [Harnava или Arnahuan[Z15] ]. Во многих краях ему построили храмы, куда поместили каменные статуи, на него похожие, и перед ними они совершали жертвоприношения; огромные статуи, находящиеся в селении Тиагуако [Z16] [Tiaguaco – т.е. Tiahuanacu], считают, что они бы[ли построены] с тех времен; хотя хорошо известно то, что они рассказывают о Тисивиракоче, и что это дело [далёкого] прошлого, о чём я пишу, но они не могут ничего больше рассказать о нём, в какое место не прибудь.
Кроме того, говорят, что спустя какое-то время, они вновь увидели другого человека, похожего на того, о ком было только что рассказано, имени его они не сообщают; и что услышали от своих предков, как нечто правдоподобное, что куда бы он не прибыл, и встретив там больных, он излечивал их, а слепым – одним только словом возвращал зрение; за такие добрые и полезные дела его все очень любили. И тогда, творя своим словом большие дела, прибыл он в провинцию [народа] Канас [la provincia de los Canas], где, около селения под названием Кача [Cacha], а энкомьендой над ним владеет [сейчас] капитан Бартоломе де Террасас [Bartolome de Terrazas], когда необдуманно восстали местные жители, вышли против него, намереваясь забросать его камнями, и только они хотели осуществить задуманное, как увидели его коленопреклонённого, воздевшего к небу руки, как бы призывая божественную милость, дабы избавила она его от стесненного положения, в каком увидел себя. Эти индейцы также утверждают, что затем показался огнь небесный, столь внушительных размеров, что все они подумали, быть им сожженными; напуганные, исполненные трепета, они пошли к тому, кого так хотели убить, и, громко завывая, попросили его избавить их от той напасти, ибо поняли они, что согрешили, желая забросать его камнями, потому и пришла к ним та кара. Потом они увидели как, когда он приказал огню исчезнуть, тот погас; пожар, сжигая и уничтожая камни, оставил их самих свидетелями произошедшего, [и всего того,] что было написано, потому что видны они испепелёнными и такими легкими, что, пусть попадётся какой-нибудь огромный, он поднимается [одной] рукой, как пробка. И об этом [человеке] они также говорят, что, уходя оттуда, он пошёл по направлению к берегу моря, а там, расстелив свою накидку, ушел по его волнам, и никогда показывался, и больше его не видели; и когда он ушел, ему дали имя – «Виракоча[Z17] », что значит “пена моря”. А после того, как это произошло, в этом селении Канча был построен храм, – река протекает возле него с западной стороны, – где в немного узком помещении был поставлен каменный идол из очень крупного камня; и этот идол не так велик и громоздок, как те, что находятся в Тиагуанако [Tiaguanaco], поставленные в память о Тисивиракоче; кажется, внешний вид одеяния тоже не такой, как у них[Z18] . Около него было найдено немного золота в виде украшений.
Я, проходя по тем провинциям, зашёл посмотреть на этого идола[Z19] , потому что испанцы заявляют и утверждают, что он мог бы быть одним из апостолов; а также от многих я слышал, что в руках у него – зерна чёток [cuentas], но это ложь, ведь не слепые же у меня глаза, потому что, сколько я не смотрел, ничего подобного не смог увидеть, а только руки, накрест сложенные [на груди], и на поясе – отметины, должно быть означающие, что одежда на нём закреплялась пуговицами. Если этот или другой, кто был одним из прославленных апостолов, во времена своего проповедования перебравшихся в эти края, то знает об этом [лишь] всемогущий Господь, мне же то неизвестно, [но] на мой взгляд, если то был апостол, властью Господа он бы осуществил своё проповедование среди этих людей, простых и не сильно порочных, и остались бы мощи его, или в Святом Писании мы нашли бы об этом запись; но то, что мы видим и знаем – это то, что дьявол имеет над этими людьми очень большую власть, с позволения на то Господа; а в этих местах совершались тщетные, языческие жертвоприношения, вот почему я думаю, что до наших дней слово святого Евангелия не видели и не слышали [здесь], но сейчас мы видим их храмы уже полностью осквернёнными и везде поставлен Крест всевышнего. И я спросил у жителей Канча, когда его касиком или правителем был один индеец, человек хороший и разумный, по имени Дон Хуан, ныне христианин, и он лично пошел со мной показать мне эти древние памятники, в память о ком Бог построил тот храм, и он ответил мне, что в память о Тисивиракоча.
А поскольку мы ведём речь об этом имени Виракочи [Viracocha], я хочу вывести читателя из заблуждения, что имеющаяся у народа вера в то, что местные жители дали испанцам имя “Виракоча” от значения – “пена моря”; что до имени, то оно верно, потому что vira – это название жира, а cocha – название моря; и потому, когда им показалось, что пришли они с моря, они наделили их этим именем. Это – неудачное толкование, ведь, согласно полученному мною в Куско сообщению, а сообщают его орехоны, [правильным следует считать другое толкование], ибо говорят, что после того, как в провинции Кахамалька [Caxamalca[Z20] ] испанцами был схвачен Атабалипа[Z21] [Atabalipa[Z22] ], когда между двумя братьями Гуаскаром Инга [Z23] [Guascar Inga[Z24] ], единственным наследником империи, и Атабалипой, шли крупные сражения и выходили на бой капитаны одного против капитанов другого, пока у реки Апурима [Apurima[Z25] ], при перевале Котабамба [Cotabamba], не был пленён король Гуаскар и жестоко покаран Чалакучимой [Chalacuchima[Z26] ], а помимо этого Кискис [Quízquiz] в Куско нанес большой урон и убил – о чём все знают – тридцать братьев Гуааскара, и совершил иные жестокости по отношению к тем, кто придерживался противных взглядов и не проявлял благосклонности к Атавальпе; и пока совершались такие страсти, как я поведал, а Атабалипа находился в плену, был заключен договор [о выкупе] между ним и Писарро, которому тот дал бы за своё освобождение дом золота, а чтобы его принесли, в Куско отправились Мартин Буэно [Martin Bueno], Сарате [Zarate] и Могер [Moguer], [Z27] потому что большая часть находилась в пышном храме Куриканче [Curicanche[Z28] ]; а как только прибыли эти христиане в Куско во время, когда сторонники Гуааскара претерпевали вышеупомянутое бедствия, и узнали они о пленении Атабалипы, то обрадовались так, что и описать трудно; и потому в дальнейшем, с настойчивыми просьбами они умоляли их о помощи против Атабалипы, их врага, говоря, что посланы [испанцы] рукой их великого бога Тисивиракочи, и они – дети его, и по этой причине потом они называли их именем Виракоча. И они приказали верховному жрецу, как и большинству жрецов храма, так и священным девам, находящихся в нем, а Кискис передал им все золото и серебро. И так как бесстыдство испанцев было столь велико и столь малой была для них честь и достоинство этих людей, [что] в благодарность за хорошее гостеприимство, какое им устроили, и любовь, с какой им служили, они обесчестили несколько девственниц и неуважительно отнеслись к ним [жителям Куско]; это стало причиной того, что индейцы, поэтому и из-за того, что увидели мало почтения с их стороны по отношению к солнцу, и как без стыда и страха перед Господом они обесчестили [Z29] их мамакон, что считалось у них большим святотатством, после чего они сказали, что такие люди не были детьми Бога, а были хуже, чем “sopays[Z30] “, что у них является именем дьявола; хотя, чтобы выполнить приказ правителя Атабалипы, военачальники и представители города отправили их, не причинив им никакого вреда, посылая следом [за ними] сокровище[Z31] . А имя Виракоча осталось по сегодняшний день; которое, как мне сообщили и об этом я сказал, было дано по этой причине, а не от значения, какое дают, имея в виду «пену моря». А теперь поведаю о том, что я узнал о происхождении Ингов.
[Главы VI – VIII в переводе Valery Melnikoff]
Глава VI. [О том], как в Пакаритамбо[Z32] появились некие люди, и о том, что рассказывают об их деяниях, после того как они вышли оттуда.
Как я уже упоминал ранее[Z33] , что, во избежание пороков, порождаемых бездельем, и дабы занять себя, я взялся за труд описать всё то, что я разузнал об Ингах, о том, как прекрасно устроено их правление; и поскольку у меня нет иных сведений и записей, кроме того, что они мне предоставляют, то если кому-то удастся написать по этому вопросу лучше, чем мне, это будет неплохо; для более ясного понимания предмета, о котором взялся писать, и для пущей правдивости, я взял на себя труд приехать в Куско, где коррехидором [Z34] служит капитан Хуан Де Саяведра [Z35] [Juan de Sayavedra]. Там я приказал разыскать Кайо Топу [Cayo Topa], [Z36] дожившего до наших дней потомок Гуаянакапы [Guayanacapa – Вайна Капак[Z37] ], потому как Шари [или Сайри] Топа [Xari [Sairi] Topa[Z38] ], сын Манго Инги [Mango Inga – Манко Инга[Z39] ] удалился в Витикос [Viticos], туда же, куда ранее ушёл и его отец после войны с испанцами в Куско, но об этом я расскажу далее[Z40] , и [приказал разыскать] других из [группы] орехонов[Z41] , которые среди местных считаются особенно знатными; с помощью лучших, из найденных, толмачей и переводчиков я расспросил всех этих знатных правителей Ингов о том, что за люди они были и какого рода-племени [de que nacion].
И создаётся впечатление, что Инги в прошлом, дабы возвеличить своё происхождение, рассказывали о дивных подвигах, поскольку сие возвещается в их легендах, а именно: что раньше, когда люди в этих землях жили без всякого порядка и убивали друг друга, пребывая во власти пороков, не очень далеко от Куско, в месте под названием Пакаритамбо [Pacaritambo] появились трое мужчин и женщин[Z42] . Судя по тому, как можно перевести «Пакаритамбо[Z43] », оно означает «дом происхождения». Говорят что мужчин, которые вышли оттуда звали: одного – Аяр Очо [Ayar Ocho[Z44] ], другого – Аяр Аче Араука [Ayar Hache Arauca[Z45] ] и Аяр Манго [Ayar Manco] ещё одного. Имя одной из женщин было Мамако [Mamaco[Z46] ], другой Мамакона [Mamacona[Z47] ], а ещё одной Мамарагуа [Mamaragua[Z48] ]. Некоторые индейцы приводят эти имена по другому и в большем количестве, но я буду следовать тому, что говорят эти орехоны, и то, что считается у них достоверным, поскольку они то знают как никто другой. Сказывают, что вышли эти люди в длинных накидках и роскошных одеяниях из шерсти, наподобие рубах, только без воротника и рукавов, раскрашенных множеством разнообразных рисунков, называемых токабо [токапу[Z49] ], что по нашему значит «одеяние королей», и что один из этих мужей держал в руке пращу из золота, с размещенным в ней камнем. Женщины были одеты так же роскошно, как и мужчины, и с большим количеством золотой утвари [или украшений]. И далее говорится, что достали они множество изделий из золота, и что один из братьев, которого звали Аяр Эче [Ayar Eche[Z50] ] говорил с двумя другими своими братьями, дабы начались великие свершения, предначертанные для них, ведь их заносчивость была такова, что задумали они стать единственными правителями земли, и решено ими было основать в том месте новое поселение и назвать его Пакаритамбо; что вскорости и было сделано, поскольку им предоставили помощь люди из окрестных мест. Прошло время, и собрали они в том месте большое количество [и] чистого золота и [в виде] золотых украшений, вместе с другими ценимыми в тех краях вещами, и ходит сказ, будто многое из этого досталось Эрнандо Писарро и Дону Диего де Альмагро-младшему.
Вернёмся же к рассказу. Говорят, будто бы один из этих трёх, которого, как мы уже упоминали, звали Аяр Каче, был таким храбрым и сильным, что своей пращой, метая камни и нанося [ими] удары, он сбивал горы и иногда, бросая камни в высоту, добрасывал их до самых снегов [заснеженных вершин]. Другие же братья, видя такое, сильно горевали, ведь им казалось оскорбительным не быть ему равными в этих делах. И потому, снедаемые завистью, медовыми и нежными словами, хотя и полными обмана, они просили брата своего, чтобы он вернулся [и] вошёл через проём той пещеры, где хранились их богатства, и принёс бы им неких сосуд из золота, забытый ими ранее, и [якобы для того], чтобы попросить Солнце, отца своего, об удаче и благоденствии, дабы подчинить себе [те] земли. Аяр Каче, думая, что в просьбе его братьев нет никакой опасности, с радостью отправился выполнять поручение, и не успел он ещё даже как следует войти в пещеру, как два других брата накидали над ним столько камней, что даже и вход затерялся. Сказывают, определенно, что когда всё это произошло, земля так дрожала, что многие горы обрушились, падая в долины[Z51] .
Вот так рассказывают орехоны о происхождении Ингов, но, поскольку были они такими гордыми и высокомерными, то хотели, чтобы все думали так об их происхождении, и что они дети Солнца. Отсюда и повелось: всегда, когда индейцы, воспевая, возвеличивали их имена, то называли их «Анча атун апо индечори» [“Ancha hatun apo indechori”], что по-нашему значит «О величайший правитель, сын Солнца!». Как я понимаю, всю эту выдумку можно растолковать так: поскольку в Атункольяо [Hatuncollao] возвысился Сапана, а в иных местах сделали то же самое и другие храбрые капитаны, [и] что эти появившиеся Инги, должно быть, были какие-нибудь три храбрых и сильных брата с высокими устремлениями и родом из какого-либо поселения в этих краях или пришедших из другого места Андских гор, с соответствующим оружием захватили и завоевали свои будущие владения; а если оно и не так, то может статься и то, что Аяр Каче и двое других – чародеи, и всё что они делали, от лукавого. Всё же, ничего другого от них мы не можем узнать.
Итак, после того как Аяр Каче остался в пещере, два других его брата договорились, с помощью кое-каких пришедших с ними людей, основать другое поселение и назвать его Тамбо Киро [Tambo Quiro[Z52] ], что на нашем языке значит «зубья постоялого двора» или «[зубья] дворца» [“dientes de aposento” o “de palacio”], и нужно понимать, что поселения те не были большими, [по крайней мере] не больше, чем какие-нибудь маленькие крепости. И в том месте они пробыли несколько дней, раскаиваясь уже в том, что избавились от своего брата Аяр Эче [Ayar Eche], имеющего, как говорят, другое имя – Гуанакауре[Z53] [Guanacaure].
Глава VII. О том как, находясь в Тамбо Киро, два брата увидели, как тот, кого они обманом заманили в пещеру, появился с оперёнными крыльями и как он повелел им основать великий город Куско, и как они ушли из Тамбо Киро.
Продолжаю рассказ, записанный мною в Куско: орехоны поведали, что прошло совсем немного дней, как два Инги обосновались в Тамбо Киро[Z54] , они уже и не беспокоились увидеть опять Аяр Каче, как узрели его летящим к ним по воздуху на больших крыльях с разноцветными перьями. И приведенные в ужас его видом они хотели сбежать, но он быстро развеял их страх такими словами: «Не бойтесь и не печальтесь, я появился для того, чтобы прославилась империя Ингов; посему оставьте, оставьте это селение которое построили и шествуйте дальше, в низины, до тех пор, пока не увидите долину, где и заложите Куско, и быть ему почитаемым, а те [места], где вы сейчас [обосновались] это презренные халупы, но тот – будет великим городом, где суждено быть воздвигнуту пышному храму, и быть ему таким почитаемым да посещаемым, и со столькими службами, что только ему[Z55] одному быть самым восхваляемым. Потому я всегда буду просить Бога о вас и помогать, чтобы как можно скорее вы заполучили большие владения; на горе, неподалеку отсюда, я окажусь в том виде и образе, в каком вы зрите меня, и всегда буду вами и вашими потомками обожаем и свято чтим, и назовусь я Гуанакаури [Guanacauri[Z56] ]. И в благодарность за добрую помощь, которую вы от меня получили, я прошу вас во веки веков почитать меня за бога, и за это воздвигать мне алтари для жертвоприношений; так поступая, получите вы помощь от меня в войнах, и в знак того, что отныне вы будете уважаемы, почитаемы и вас будут бояться, уши ваши будут так же проколоты, как и у меня». После этих слов, говорят, что им показалось будто у него были золотые уши[Z57] в одну пядь длиной[U58] .
Братья, напуганные увиденным, словно онемели, но когда наконец прошло их смятение, ответили, что с радостью выполнят его приказания; затем в спешке отправились к горе, зовущейся Гуанакауре, которую с тех пор и поныне считают священной. И на самой её вершине снова увидели Айер Эче [Ayer Eche (sic)] [Z59] который несомненно был каким-то демоном, если только то, что они рассказывают, хоть немного правда; и с позволения на то Господа, прикрываясь этими ложными личинами он [демон] давал им понять волю свою, чтобы они боготворили его и приносили ему жертвы, чего он более всего и добивался; и опять он говорил, что им пристало короноваться специальной кисточкой [tomasen la borla[Z60] ] или короной, чтобы стать императорами, которые и будут державными правителями, и что им будет дано знать, как [сие] нужно делать, [а также] чтобы юноши были возведены в ранг рыцарей и почитаемы как знать. Братья ответствовали ему, как и прежде, что все его указания они в точности исполнят и в знак покорности сложили руки, склонили головы и сделали ему поклон [mocha] – знак особого уважения, – для того чтобы он лучше понял, как они его чтят. Вот почему орехоны утверждают, что с той поры им пристало короноваться кисточкой и быть посвящёнными в рыцари. Я помещаю эту историю сейчас, дабы потом не повторяться; ко всему этому интересно припомнить одну, без сомнения, правдивую и забавную историю, что когда в Куско Манго Инга [Z61] [Второй] короновался кисточкой или короной верховного [правителя], на церемонии присутствовало довольное большое количество испанцев, ныне живущих, и многие из них сами мне рассказывали об этом. Так же правда, как сказывают индейцы, что во времена прошлых правителей это делалось с большей роскошью, торжественностью, организованностью, [а] сборища народа и богатства были столь велики, что и описать невозможно.
Похоже, что те правители установили этот порядок посвящения, и говорят что Аяр Эче [Ayar Eche (sic)] на этой самой горе Гуанакауре и предстал в похожих одеяниях; и тот, кто должен был стать Инкой, одевался в чёрную рубаху без воротника, с разноцветными рисунками, а на голове светло-коричневая косичка в несколько оборотов, и, покрытый большой светло-коричневой накидкой, он [коронуемый] должен был выйти из своего дворца[Z62] в поле и сорвать пук соломы, и нести его целый день без еды и воды, ибо пристало ему поститься. Мать же и сёстры того Инги должны остаться дома, прясть и ткать так быстро, чтобы в тот же день соткать четыре наряда для той церемонии, и им, занятым этой работой, тоже не пристало ни пить ни есть. Одним из этих одеяний должна быть светло-коричневая рубаха с белой мантией, другое – цветное с белой полосой[Z63] , ещё одно состояло из белой рубашки и белой мантии, и последнее – всё синее с бахромой и шнурами. Тот, кому было суждено стать Инкой, надевал эти наряды и постился в течение установленного времени, а именно один месяц, и пост сей звался саси[Z64] [zazi[Z65] ]. [Это испытание проводидится] в одной из комнат дворца без света и без женской прислуги; во дни поста этого женщины из его рода [т.е. из рода Инги] с особым тщанием и своими собственными руками приготовляют большое количество чичи (кукурузного вина) и обязаны ходить в богатых одеяниях.
По окончании поста, тот кому суждено стать Инкой, выходит с алебардой из серебра и золота и направляется в дом какого-нибудь престарелого родственника, где ему остригают волосы; и одетый в одно из тех одеяний, они выходят из Куско, где празднуется описываемый мной праздник, и они идут на гору Гуанакауре, где, как мы сказали, [сначала] находились два брата; после церемоний и жертвоприношений они возвращаются туда, где уже приготовлено вино, там его и пьют. А затем Инга идёт на гору называемую Анагуар [Anaguar] и от подножия её бежит, чтобы все видели лёгкость его и храбрость боевую; потом спускается с горы с клоком шерсти, привязанным к алебарде, в знак того, что когда он будет воевать против своих врагов, будет стараться добыть скальпы и головы их.
После всего этого шли они на саму гору Гуанакауре собирать солому, очень стройную, травинку к травИнге, и тот, кому было суждено стать рыцарем, держал большой пук золотой, очень тонкой и ровной соломы, и с нею шёл на другую гору называемую Ягира[Z66] [Yaguira[Z67] ], где одевал другую из уже описанных одежд, а на голову – косички или льяуту [пышный венец[U68] ] называемый пильяка [pillaca][Z69] , т.е. корона, под которой вешались золотые уши, [Z70] а поверх надевалась шапочка из перьев почти как диадема, которую они называют паукарчуко [paucarchuco][Z71] , и на алебарду привязывали длинную ленту из золота, свисавшую до самой земли, на груди же своей он нёс золотое зеркало [una luna de oro]; таким образом, в присутствии всего честного собрания, убивали овцу, чьи мясо и кровь распределяли между всеми самыми знатными, дабы съесть её сырой; что значило – если бы вы не были храбрыми, то враги ваши ели бы ваше мясо так же, как и вы ели мясо убитой овцы. И там они приносили торжественную клятву, по своему обычаю, за Солнце, сохранить рыцарский порядок, и за защиту Куско сложить голову, если это потребуется; потом им прокалывали уши, растягивая их до такой величины, что были они в окружности [размером с] одну пядь. После этого они надевали свирепые головы львов[U72] и с большим шумом возвращались на площадь Куско, полностью обведённую огромным золотым канатом, покоившимся на распорках из золота и серебра. В центре площади они танцевали и праздновали на свой лад с размахом; те, что должны были стать рыцарями, танцевали с головами львов, надетыми на свои головы, что, как я уже сказал, намекало на то, что они будут храбрыми и свирепыми как эти животные. После окончания танцев рыцари остаются вооружёнными и называются теперь орехонами, имеют приличествующие им привилегии, пользуются значительной свободой и имеют право, если их выбирают, принять корону, или кисточку. Когда короновались на императора [правителя], устраивались большие праздники и собиралось множество народа, и тот, кому суждено было стать императором, сначала должен был взять в жёны свою единственную[Z73] сестру, чтобы королевская власть не передавалась в родах низкого сословия, и устраивался великий пост, а на их языке саси. Во время всего этого, когда правитель занят жертвоприношениями и постом, он не занимался ни частными делами ни управлением, и был закон у Ингов, что когда кто-нибудь из них умирал или[Z74] передавал другому свою кисточку или корону, чтобы он мог назначить одного из главных мужей своего народа, и чтобы тот был зрел в суждениях и большого авторитета, чтобы править всей империей Ингов, как и сам император в те дни; и тому человеку было разрешено ходить с охраной и к нему пристало обращаться с уважением. После этого он благословлялся в храме Куриканче [Z75] [Curicancha] и получал кисточку, которая была большой и высовывалась из повязки, покрывавшей голову и прикрывавшей ему даже глаза, и этого человека считали правителем и обращались с ним подобающе. На праздники собирались все главные правители из окрестных земель, что составляло четыре лиги[Z76] , которыми они правили, и блистал город Куско великолепными сокровищами из золота, серебра, камней и перьев, окружённый огромным канатом из золота, и с удивительной фигурой Солнца, которая была такой внушительной, что по словам индейцев весила больше четырёх тысяч кинталов [кинтал – мера веса = 46 кг, т.е. выходит 4600 тонн] золотом; а если давалась кисточка не в Куско, то потешались над тем, кого звали Инкой, не уважая его власть и не считая её правой[Z77] . Так случилось с Атабалипой, которого королём не считали, хотя и был он очень храбрым и сразил многих людей, и в страхе многие народы подчинялись ему.
Но вернёмся же к тем, кого мы оставили на горе Гуанакауре; после того как Аяр Эче [Ayar Eche (sic)] объяснил, как им должно посвящаться в рыцари, индейцы говорят, будто посмотрев на своего брата Аяр Манго,[Z78] он сказал им, чтобы они отправлялись со [своими] двумя женами в ту долину, где впоследствии должен быть основан Куско, не забывая приходить к тому месту и приносить жертвы, как он сначала просил его[Z79] . После этих слов, оба брата обратились в каменные фигуры, подобием – человеческие, на глазах у Аяр Манго, взяв своих жён [или женщин], пришёл туда, где ныне находится Куско, чтобы основать тот город, и звался он с тех пор – Манго Капа[Z80] , что значит «король и богатый правитель».
Глава VIII. О том как, Манго Капо, увидев двух своих братьев окаменевшими, пошёл в одну долину, где нашёл неких людей и им был основан и воздвигнут древний и великолепнейший город Куско, главная столица всей империи Ингов.
Забавляясь всем, что я записал об этих индейцах, я рассказываю в моих заметках то, что они мне поведали сами, и скорее опускаю много разных вещей, чем добавляю что-то от себя. И так, Манго Капа увидев, что случилось с двумя его братьями, и прибыв в долину, где ныне стоит город Куско, возвёл глаза к небу и, со слов орехонов, попросил с великим смирением Солнце о помощи и поддержке для нового селения, которое думал основать, и что, обернувшись к горе Гуанакауре, просил того же у своего брата, которого уже почитал и уважал, как бога; он следил за полётом птиц, гадал по звёздам и другим приметам, полным откровения, [Z81] уверился, что новое селение должно будет процветать, а он будет признан основателем его и отцом всех Ингов, какие будут править в нём. И так во имя своего Тисивиракочи [Ticiviracocha], Солнца и других своих богов он основал новый город, началом которому послужила маленькая хижина из камней, крытая соломой, которую Манго Капа построил со своими жёнами, и которую они назвали Куриканча [Curicancha], что значит «окружённая золотом», место, где впоследствии находился знаменитый и богатейший храм Солнца, а ныне там мужской монастырь ордена Святого Доминго. Точно известно, что во времена, когда Манго Капа всё это совершил, в окрестностях Куско обитало множество индейцев, и так как он не причинил им никакого вреда и беспокойства, те не запрещали ему находиться в их землях и более того – благоволили к нему; таким образом, Манго Капа намереваясь построить уже упомянутый дом, исповедовал свою религию и поклонялся своим богам, и вёл себя с таким высоким самомнением, что пользовался большим уважением.
Одна из его жен была бесплодна, так никогда и не забеременев от него, с другой же [по имени Мама Окльо Вако (Mama Ocllo Huaco)][Z82] было у него трое сыновей и одна дочь, старшего назвали Синче Рока Инга[Z83] [Sinche Roca Ynga], а дочь – Ачи Окльо[Z84] ; имена двоих других сыновей не упоминаются, старшего же сына женили на его сестре и научили их всему, что следовало делать, чтобы завоевать любовь обитателей тех мест и не вызывать [у них] ненависть, и многие другие вещи. В то время в Атункольяо [Hatuncollao] достигли могущества потомки Сапаны и посредством тирании хотели они захватить всю ту местность. Основатель же Куско, Манго Капа, поженил своих двух детей и, посредством доброго обхождения и сладких речей, привлёк к себе на службу кое-каких людей, что возвеличило его дом Куриканче; после долгих лет жизни он умер, будучи уже совсем старым, и были ему устроены похороны[Z85] со всей торжественностью, а кроме этого ему был поставлен идол [памятник], чтобы почитать его как сына Солнца.
[Главы IX и последующие в переводе А. Скромницкий]
ГЛАВА IX. В которой читателя уведомляют о причине, почему автор, оставил рассказ о королях, и захотел поведать о правлении, которое у них было, а также об их законах и обычаях.
ХОТЯ я мог бы описать то, что случилось при короле Синче Рока Инга[Z86] , сыне Манго Капа[Z87] , основателя Куско, в данном месте я оставлю это, поскольку мне кажется, что в дальнейшем может возникнуть путаница, которая затруднит понимание того, каково же было правление у этих правителей, потому что одни учредили такие-то законы, а другие – такие-то, и потому что одни разместили митимаев, а другие – гарнизоны солдат в местах, где осуществлялась оборона королевства; и потому что всё это – дела великие и достойные упоминания, и для того, чтобы государства, которые управляются великими учёными и мужами, из этого извлекли совет, и одни и другие преисполнятся восхищения, видя, что даже у варварских народов, не имевших письменности [букв], нашлось то, что, как нам достоверно известно, было: то ли касательно правления, то ли завоевания земель и народов, дабы под крылом единой монархии они подчинялись одному правителю, являвшемуся единым владыкой и достойному править в империи, имевшейся у Ингов, протяженностью более тысячи двухсот лиг по побережью; и чтобы не рядили то да сё, как говорят одни, что: это, несомненно, установили они, а то – другие, в чем даже многие местные жители не имеют одного мнения, потому приведу я здесь то, что я выведал и что считаю достоверным, согласно сообщению, которое я получил в городе Куско, и разного рода остаткам [сведений], которые, как мы видим, встречаются в Перу, там где мы прошли.
И пусть не покажется читателям, что, принимая такой поворот, я отхожу от того, что должна нести эта книга, поскольку делается это для облегчения понимания. И я это сделаю по возможности кратко, не вдаваясь в подробности, которых я всегда избегаю, и затем продолжу рассказ о правлении Ингов, их последовательности, до самой смерти Гуаскара[Z88] , и с приходом испанцев окончу. И хочу я, чтобы прочитавшие узнали, как среди всех Ингов, а их было одиннадцать, трое настолько выделились управлением своего владения, что орехоны рассказывают очень много о них и, беспрестанно их восхваляют; и они не были похожи по характеру, равно как и умом и отвагой, а были это – Гуайнакапа[Z89] , и Топа Инга Юпанке[Z90] , его отец, и Инга Юпанке[Z91] , дедушка первого и отец второго. Также можно полагать, что, поскольку они были настолько недавними [правителями], что королевство полно индейцами, знавшими Тупака Инку Юпанги, и с ним они ходили в военные походы, а их родители слышали о том, что делал Инга Юпанги во время своего правления, и эти дела, пожалуй, были всё равно, что увиденные воочию[Z92] , чтобы можно было о них рассказать; а то, что произошло при других правителях, их предках, многое из того забыто, хотя, чтобы верно удержать это в памяти, и чтобы оно не забылось за многие годы, у них имеется особая предосторожность, за не имением письменности [букв]; они [буквы], как я уже писал в Первой Части этой Хроники[Z93] , не были найдены ни в этом королевстве, ни во всём этом мире Индий. А потому продолжим ранее начатое.
ГЛАВА X. О том, как правитель, после получения королевской кисточки, вступал в брак со своей сестрой Койей, а это название королевы; и о том, как было ему позволено иметь много жён, но среди всех только Койя была законной и самой главной.
Я РАССКАЗАЛ кратко в предыдущих главах о том, как те, кому предстояло стать дворянами, становились рыцарями, а также церемонии, устраивавшиеся в то время, когда Инги короновались, принимая корону, являющуюся кисточкой, ниспадавшей до самых глаз. И было ими учреждено, чтобы тот, кто должен был стать королем, брал свою сестру, законнорожденную дочь своего отца и матери, за жену, дабы наследование королевства шло по этому пути, утвердившемуся в королевском доме; когда им казалось, таким образом, что хотя такая-то жена, сестра короля, своим телом не была бы запятнана, и, не сходясь ни с одним человеком, от него бы она забеременела; сыном был тот, кто родился бы от нее, а не чужой женщины; потому что они также блюли, что, хотя Инга вступал в брак с благородной женщиной, по желанию, он мог делать то же самое и зачать вне брака, таким образом, что, не обращая внимания на сие, считался бы сыном, тот, что от правителя и своего законного мужа [зачат].
По этим причинам, или потому что им казалось, что так будет целесообразнее учредить, среди Ингов был закон, когда правитель, среди всех оставшийся императором[Z94] , брал свою сестру себе в жены, имевшую имя “Койя”, а это имя королевы, и что ни одна [больше] так не называлась, равно как и король Испании при вступлении в брак с какой-либо принцессой, имеющей своё собственное имя, и вступая во [владение] своим королевством, зовется она королевой, также называют тех, кто был Койями в Куско. А если получалось, что тот, кто должен был считаться правителем, не имел родной сестры, ему был дозволено, чтобы он вступил в брак с самой знатной сеньорой, из имевшихся, дабы среди всех их женщин она считалась самой главной, потому что не было ни одного такого правителя, у которого не было бы более чем семисот женщин для услужения в его доме и для его развлечений; и потому у всех у них было много детей, прижитых от таковых, считавшихся женами или наложницами, и он к ним хорошо относился, а местные индейцы их почитали; и когда король располагался на постой в своём дворце или где бы то ни было на своём пути, за всеми женами приглядывали и сторожили их привратники и камайи[Z95] [camayos], как зовут их сторожей [хранителей]; и если какая-либо женщина сходилась с мужчиной, её карали смертной казнью, тот же приговор выносили и мужчине. Детей, прижитых правителями от этих жен, после возмужания, приказывали обеспечивать с полей и имений, которые они называют чакарас, а с обычных складов во обеспечение предоставляли им одежды и другие вещи, потому что таким они не хотели давать владения, поскольку при какой-нибудь смуте в королевстве они не желали оказаться в положении, когда возникнет подозрение, что то сын короля. И потому ни у одного из них не было даже власти над провинцией, хотя, когда они выходили на войны и завоевания, многие из них были полководцами и предпочтение имели те, кто шёл в лагерях [т.е. участвовал в войнах]; и законный правитель, получавший в наследство королевство, благодетельствовал им, поскольку, если они плели интриги, желая поднять какое-либо восстание, их жестоко карали; и ни один из них не говорил с королем, будь он даже его брат, перво-наперво не приняв на себя пусть самую лёгкую ношу, и разувшись, как и все остальные в королевстве, чтобы заговорить с ним.
ГЛАВА XI. О том, как было обычным среди Ингов, что об Инге, проявившем отвагу и расширившем королевство или совершившем другое достойное упоминания дело, слагались у них песни и ставились статуи; а будь кто-либо трусливым и нерадивым, приказывали они, чтобы о таком говорили мало.
Я УЗНАЛ, когда находился в Куско[Z96] , что среди королей Ингов, королю, по называемому у них Инга, после смерти устраивали всеобщие и продолжительные оплакивания, а также совершали крупные жертвоприношения по их верованиям и обычаю; после чего среди старейшин народа обсуждалось, какова была жизнь и привычки их уже мертвого короля, и что он принес полезного государству, или какие сражения он выиграл, ежели выступал против врагов, и обсудив эти дела между собой, а также другие, нам не совсем понятные, они определяли, был ли покойный король настолько счастливым, чтобы о нём осталась достойная всяких похвал слава, для чего, дабы своей храбростью и добрым правлением он заслужил вечную память у них, приказывали они созвать именитых кипукамайо[ков] [quiposcamayos[Z97] ], вот тогда заготавливался отчет, и умели они поведать о вещах, случившихся в королевстве, для того, чтобы сами они сообщали его другим, кто среди них избран как наилучший оратор и кто наиболее красноречив; а уж эти умеют отчитаться, соблюдая порядок, о каждом событии прошлого, как у нас рассказываются романсы и рождественские песнопения [villancicos]; и они ни чем другим не занимались, кроме как обучением и умением их [песни] составлять на своём языке, для того, чтобы они были всеми услышаны и во время празднования свадеб и других развлечений, [которые] у них специально для того устраиваются, ведь известно, о чём следует говорить о прошлых временах на подобных празднествах об умерших правителях; а если речь идёт о войне, соответственно, самым изысканным образом они рассказывали о множестве сражений, в том или ином месте королевства случившихся; и, следовательно, для каждого дела у них существовали должным образом упорядоченными их песни или романсы[Z98] , которые, в нужное время исполнялись, дабы они воодушевляли людей, слушая их, и разумели случившееся в иные времена, оставаясь в полном невежестве. И этим индейцам, по приказу королей знавшим сии романсы, оказывали честь и покровительство, и на них была возложена важная забота обучать своих детей или мужчин своих провинций, самых осведомленных и понимающих из выявленных среди них; и потому из уст одних об этом узнавали другие, да так, что и сегодня у них рассказывают о том, что произошло пятьсот лет назад, как будто речь идет о десяти годах. [Z99]
И поняв, какой порядок имелся у них, дабы не забывать о том, что происходило в королевстве, следует знать, что их умерший король, если он был храбрым и хорошо проявил себя в управлении королевства, не утратив провинций, оставленных ему его отцом, не выказавшего малодушия и подлости, и не совершившего других безумий, как то: ополоумевшие князья свободно осмеливаются хозяйничать в его владении, – было дозволено и приказано самими же королями, чтобы были упорядочены хвалебные песни и чтобы в них они были всячески превозносимы и восхвалены таким образом, чтобы все люди удивлялись, слушая их подвиги и столь великие деяния; и чтобы эти [песни] не всегда и не всюду оглашались и объявлялись, а только когда было бы устроено какое-либо собрание людей, сошедшихся со всего королевства по какому-либо поводу, и когда с королем собирались главные сеньоры [тоже правители?] на их празднествах и развлечениях, или когда совершались такиc [taquis[Z100] ] или их кутежи да возлияниях. В таких местах, знатоки романсов во весь голос, глядя на Инку, рассказывали ему о том, что его предками было сделано; а если среди королей кто-либо оказался нерадивым, трусливым, склонным к порокам и любителем почивать, не расширяя владений своей империи, они приказывали, чтобы о таких мало или вовсе не упоминали; они так [усердно] следили за этим, что, если кого-либо и обнаруживали, то его имя и потомство не забывалось, но в остальном же старались умалчивать, не считая только песен о хороших и храбрых. А поскольку они так высоко ценили свои воспоминания, что, умирая, каждый из этих столь великих правителей, выделял своему сыну единственное – власть, потому что был у них закон, чтобы богатство и королевские органы власти того, кто был королем Куско[Z101] , не имел бы никто другой в своей власти, и не забылась бы память о нём; для чего и сооружался идол под покровами[Z102] (???) с очертаниями, какие они хотели бы ему придать, нарекая его именем уже умершего короля, и выносили этих идолов с тем, чтобы поставить на площади [города] Куско, в то время, когда устраивались их праздники и вокруг каждого идола этих королей находились их жены и слуги, и подходили все, приготавливая там их еду и напитки, потому что дьявол должен был говорить в тех идолах, как то у них в обычае. И у каждого идола были свои шуты или балагуры, весёлыми речами развлекавшие народ; и все сокровища, какие у правителя были при жизни, находились во владении его слуг и родственников, и оно извлекалось во время подобных праздником с большой помпой; кроме того им непременно принадлежали его чакарас[Z103] [chacaras], а это название поместий, где они собирали свою кукурузу и другое продовольствие, благодаря чему содержали женщин со всеми остальными родственницами этих правителей, хранивших идолов и воспоминания, хотя те уже [давно] были мертвыми. И определённо, этот обычай был достаточным основанием для того, чтобы в этом королевстве были собраны такие огромные количества сокровищ, увиденные нашими собственными глазами; и от конкистадоров-испанцев я слышал, что они, когда разведывая провинции королевства, вошли в Куско, эти идолы [там] были, и это похоже на правду, поскольку вскорости, когда Манко Инга Юпанги[Z104] , сын Гуайнакапы, возжелал принять кисточку [корону], их публично извлекли на площадь Куско на виду у всех испанцев и индейцев, в то время там пребывавших.
Действительно, что испанцы уже завладели большой частью сокровищ, но остальное было спрятано и укрыто в таких местах, что немногие или никто не должен знать о нем, об идолах и о других их великих делах только и осталось упоминание, что в их сообщениях и в их песнях[Z105] .
ГЛАВА XII. О том, как у них были хронисты [летописцы], чтобы узнавать с их помощью об их событиях, и порядок кипу, каким он был [раньше], и каков он сейчас.
Как уже было нами написано, Инги установили порядок, как выносить идолы на свои праздники, и чтобы некоторым, наиболее мудрым из них, отдавалось предпочтение, чтобы из песен знаемы были жития правителей, каковы они были [сами], и каковы они были [в делах] управления королевства, для цели мною уже названной. И следует также знать, что кроме того, это был их обычай, и часто используемый и соблюдаемый закон, выбирать во время его царствования или владычества одного из трёх или четырёх самых старых мужчин своей народности, которым, видя, что для этого они были умелы и пригодны, им приказывали, чтобы все дела, произошедшие в провинциях за время их царствования, будь они удачные или же напротив, [всё равно] закрепили их в памяти, и о них да составили и упорядочили песни, дабы чрез звучание то смогли бы в будущем понять минувшее, но так, чтобы песни те не были ни известны народу, ни высказаны иначе, как только в присутствии правителя. И вынуждены были те, кто должен был этим заниматься при жизни короля, ни рассказывать и не говорить ни о чем, касавшемся его, а потом, уж после его смерти, преемнику верховной власти говорили такие слова: “О великий и могущественный Инга, Солнце и луна, земля, горы, деревья, камни и твои родители оберегали тебя от несчастья и, похоже, сделали процветающим, счастливым и удачливым среди всех родившихся [на свете]! Знай, что дела, случившиеся при твоём предшественнике, таковы”. А затем, говоря это, устремив глаза долу и опустив руки, с превеликим смирением они извещали и сообщали обо всём, что знали, что у них неплохо получалось, поскольку среди них есть много людей с отличной памятью, проницательным умом и здравого суждения, настолько полные сведений, как будто они свидетели, такие как мы здесь [и сейчас], слушающие их. И вот, сказав это, сразу как то королю стало ведомо, он приказывал созвать других своих старых индейцев, которым наказывал, чтобы они позаботились узнать песни, которые те закрепили в своей памяти, и привели в должный порядок другие, новые, из тех, что произошли за время его царствования, и какие вещи были израсходованы и что уплачивали провинции, [всё то] записывалось бы в кипу, дабы было известно, что давали и платили в виде податей, [после того, как] он умрёт, да и за время правления его предка. И если, конечно, не был то день великого веселия или иной день оплакивания и печали по поводу смерти какого-либо брата или сына короля, потому что именно в такие дни было дозволено сообщать об их величии, происхождении и появлении, а в другие дни никому не позволялось говорить об этом, ибо так было установлено их правителями; и если подобное совершалось, то таких наказывали строго.
Кроме того у них был и другой устав, [из коего] знали и ведали о том, как нужно было осуществлять взимание податей, [управление] провинциями, обеспечение, будь то при прохождении короля с армией, будь то при посещении им королевства, или не вникая во всё это, разуметь, что поступало в хранилища и платили подданные, таким образом, чтобы не нанести им [какого-либо] убытку, так ладно и толково, что наголову превосходили мастерство письменности, использовавшееся мексиканцами для их подсчетов и торговли. И это были кипу, являющие из себя большие нити связанных веревок, и те, кто этим занимался, были счетоводами, ведавших числом этих узлов, с их помощью они предоставляли сведения об осуществлённых расходах или о других вещах, случившихся много лет тому назад; и этими узлами они считали от одного до десяти, и от десяти до ста, а от сто до тысячи; и [в] одной из этих нитей содержится подсчет [чего-то] одного, а в другой – другого, и таким образом это делается, что для нас этот счет остроумен и таинственен, а для них самый заурядный. В каждой столице провинции были счетоводы, называемые кипукамайо[Z106] [ки] [quiposcamayos], и с помощью этих узлов они вели исчисление и учёт необходимых податей, уплачиваемых жителями того района, начиная с серебра, золота, одежды и скота, и заканчивая дровами, и другими куда более незначительными вещами; и с помощью этих самых кипу по истечении одного года, или десяти, или двадцати, извещали того, кому было поручено собирать отчет[ы]; и столь хорошо это делалось, что и пару альпаргат[Z107] нельзя было утаить[Z108] .
Я недоверчиво относился к этому учёту, и хотя я слышал утверждения и разговоры о нём, многие из них я считал сказками; но когда я находился в провинции Хауха [Xauxa], [а именно] в том месте, что называют Майкавилька[Z109] [Maycavilca], я попросил у правителя Гуакорапора [Гуакра Паукар], [Z110] чтобы он таки объяснил мне вышеупомянутый учёт, таким образом чтобы я развеял свои сомнения и удостоверился, что ему можно было доверять и считать правдивым; и затем он приказал своим слугам прийти с кипу. А поскольку этот правитель, как для индейца, был очень умным и осведомленным, с большой легкостью он удовлетворил в мое требование и сказал мне, что, дабы мне лучше это понять, мне стоило бы заметить, что всё, что он с своей стороны отдал испанцам с тех пор, как вошел губернатор Дон Франсиско Писарро в долину, находилось там чётко без какой-либо недостачи; и вот я увидел учёт золота, серебра, одежды, которую давали со всей кукурузой, скотом и другими вещами, от чего я поистине удивился. И нужно знать другое, что для меня несомненно: поскольку велись таки длительные войны и бесчеловечность, на лицо были кражи и тирании, учинявшиеся испанцами по отношению к этим индейцам, которые, если бы не имели такого великолепного порядка и слаженности, полностью были бы все истреблены и уничтожены; но они, как [люди] сведущие и разумные, и такими мудрыми государями обучены были, что среди всех было принято, что, если войско испанцев проходило через какую-либо из провинций, и если причинялся какой-нибудь вред, которого никоим образом нельзя было избежать, как то: уничтожение посевов, ограбление домов, нанесение иного тяжкого урона, кроме этих, чтобы во всех остальных районах имевшихся на королевской дороге, где проходили наши [войска], их счетоводы, которые снабжали бы наилучшим образом, какой им был под силу, чтобы под предлогом недостачи, их не уничтожили полностью, и так они хлопотали. И после того, как понесли расходы, правители, собравшись вместе, видели учетные кипу и с их помощью, если кто-либо потратил больше, чем другие, те, кто хуже был обеспечен, платили это, так что все уравновешивалось.
И в каждой долине этот учёт имеется и сегодня, и всегда в постоялых дворах столько счетоводов, сколько в ней [долине] управителей, и каждые четыре месяца они предоставляют свои отчеты вышеупомянутым способом. И с имевшимся порядком, они могли перетерпеть такие крупные сражения, что, если бы соизволил Бог, чтобы они остались: с хорошим обхождением, какое нынче им устроено, и с должным порядком и правосудием, какое имеется, то ожили бы и возросли в числе они, чтобы как-нибудь вновь стало это королевство тем, каким оно было, хотя я думаю, не будет ли это слишком поздно, а то и вовсе не сбудется такое. Поистине, я увидел селения и селения довольно большие, и пройди по нему хоть раз христиане-испанцы, оставалось оно таким, как будто прошелся по нему огонь; а поскольку люди не были столь разумными, и одни другим не помогали, погибали вскорости от голода и болезней, потому что среди них мало милосердия и каждый – хозяин своего дома, и больше его ничего не волнует. А сей же порядок в Перу существует только благодаря правителям, повелевавшим его придерживаться, и умели они внедрить его во все дела, столь великие, как мы это видим относительно находящихся у нас здесь, и других значительных вещей. Итак, я продолжу.
Нужно заметить, что, когда король-владыка посылал кого-либо из знатных орехонов из Куско, получить отчет от управителей, [и] если тот по причине заболевания в дороге умирал, после, в селении или в месте, где смерть его настигла, учиняли допрос свидетелям-местным жителям, как сие произошло, и посылал он [губернатор?] правителю вестников, где бы тот ни был, а у погибшего извлекали внутренности, несли их из [этого] селения в селение, откуда он вышел, и предоставляли их управителю с индейцами, которые клялись[Z111] , что видели, как он умер и определяли болезнь, имевшуюся у него, так они боялись королей, что делали [даже] это. И если какой-либо орехон спускался в равнины или в другую землю с полномочиями получить отчет, на дорогу выходили к нему навстречу и принимали его с большим почётом, уважали его также, как в Испании, похоже, почитают Президента Королевского Совета, если бы он прошел через то место, объезжая с инспекцией и тщательно собирая отчеты по [своему] делу.
ГЛАВА XIII. О том, как правителей Перу с одной стороны очень любили, а с другой – боялись все их подданные, и о том, как никто из них, будь он даже большим сеньором и древнего рода, не мог войти к нему на приём, если в знак особого повиновения не был отягощён ношей.
ПРИМЕЧАТЕЛЬНО, и весьма, что поскольку эти короли управляли такими огромными провинциями и землёй, такой протяженной, а местами столь суровой и загроможденной густопоросшими горами и заснеженными кручами, и равнинами песков, лишенных деревьев и воды, что необходимом было большое умение в управлении столькими народами [naciones] и столь отличными друг от друга в языках, законах и верованиях, чтобы держать их всех в спокойствии, и дабы наслаждались они миром и выказывали ему [правлению] дружественное отношение; и потому, невзирая на то, что город Куско был столицей их империи, как мы неоднократно упоминали, четко в определённых местах, о чем мы также скажем, у них размещались их представители и наместники, являвшиеся самыми мудрыми, проницательными и решительными, каких только могли найти, и не было такого помощника, какой бы не переступил последнюю треть своего возраста[Z112] . А поскольку они были верными [подданными] ему [Куско], и никто не осмеливался поднять мятеж, а также в свою очередь имелись митимаи, никто из местных жителей, будь он самым могущественным, не осмеливался даже попробовать осуществить мятеж, а если уж и пробовал, впоследствии каралось население, где тот мятеж поднялся, отправляя схваченных мятежников в Куско. И потому настолько сильно боялись королей, что, если они выходили [в поход] через королевство и соизволяли поднять одно из полотен, свисавших на носилках, дабы иметь возможность увидеть своих вассалов, они поднимали такой радостный вопль, что заставляли падать высоко парящих птиц прямо в руки; и все так боялись, что и о тени, падавшей от его особы, не осмеливались высказаться дурно. И не только это, ведь, достоверно известно, что, если какой-либо из его полководцев или слуг [выходили с инспекцией в какое-либо место] королевства с определенной целью, навстречу ему к дороге выходили с большими подарками не осмеливаясь, пусть он даже был один, чего-либо целиком и полностью не исполнить из их [инспекторов] распоряжения.
Таков был страх пред государями их в земле столь обширной, что каждое селение было так расположено и управляемое столь хорошо, как будто правитель располагался в нём самом, наказывая тех, кто перечил. Этот страх зависел от значения, каким обладали правители, и от их большой справедливости, поскольку они знали, что, будь они [народ] плохими, впоследствии неминуемая кара ждала тех, кто таковым являлся, и ни просьбой, ни подкупом её не избежать. Но поскольку Инги всегда творили добрые дела тем, кто находился в их владении, не допуская, чтобы их обижали, равно как и не несли чрезмерных податей, и не совершались над ними иные злоупотребления; помимо того, многие, у кого имелись бесплодные провинции, где их предки ранее жили в нужде, они устанавливали у них такой порядок, что делали земли плодородными и тучными, снабжая их вещами, в коих испытывали необходимость; а в других, где испытывали недостаток в одежде из-за отсутствия скота, им наказывали очень щедро таковые предоставлять. Итак, да станет известно, что как эти правители умели поставить себе на службу [другие народы], и чтобы они приносили им подати, так же они умели оберегать земли и переделывать их из варварских [досл. «грубых»] в очень организованные, лишенных самого необходимого – в такие, что не испытывали недостатка ни в чем. И столь добрыми делами и тем, что всегда правитель обеспечивал знать [los principales] женщинами да изысканными драгоценностями, они одерживали верх, как в исключительно добром к ним расположении всех, а также и в том, что, как я вспоминаю, своими собственными глазами видел старых индейцев, возле Куско, смотрящих на город и поднимавших превеликий вопль, превращавшийся у них в слезы, от грусти проливаемые, созерцая [contemplando] время нынешнее и вспоминая о прошлом, когда в том городе у них столько лет были их собственные правители, умевшие привлечь их к себе и в дружбе и в службе, совсем не так, как испанцы.
И было обычаем и нерушимым законом среди этих правителей Куско, из-за величия их власти, а также из-за почитания королевского сана, что, находись он в своём дворце или передвигаясь с солдатами или без них, чтобы никто, пусть даже самый знатный и могущественный сеньор всего их королевства, не должен был ни входить к нему с речью, ни находиться пред очами его, не сняв перво-наперво свою обувь, – которые называют они охоты [сандалии], – не возложив на плечи свои ношу, чтобы войти с нею на приём к правителю, правда, неизвестно, была ли она большой или маленькой, потому что для них это было несущественным, главное – признательность, какую они должны были выказывать по отношению к своим правителям, и, входя внутрь, повёртывали они спины к лицу правителя, оказывая тем самым почтение, называющееся моча [mocha], [и] говорил то, что требуется, или слушал то, что он им прикажет. После чего, если он оставался при Дворе на несколько дней и являлся ведущим учёт человеком, он больше не входил с ношей, потому что всегда были такие, кто приходил из провинций на приём к правителю по приглашению и по другим делам, у них совершавшимся.
ГЛАВА XIV. О том, как велико было богатство, каким владели и распоряжались короли Перу, и о том, как они наказывали, чтобы всегда дети управителей присутствовали при их Дворе.
БОЛЬШИЕ богатства, какие мы видели в этих краях, дают нам основание верить, что правдой являются разговоры о больших количествах, какими владели Инги; ибо я думаю, о чём я уже неоднократно утверждал, что нет в мире такого богатого на металлы королевства, ведь каждый день открываются столь крупные рудные жили, как золота, так и серебра, и потому что во многих местах провинций собирают в реках золото, а в горах добывают серебро и все это было предназначено для одного короля, [дабы] мог он владеть и распоряжаться таким богатством; и ничто меня так не изумляет, как то, что весь город Куско и его храмы были сплошь строения из чистого золота. Поскольку война – это то, что заставляет государей испытывать нужду и не позволяет накапливать деньги, и тому есть ясный пример для нас, ведь Император[Z113] потратил, с того самого года[Z114] , когда он был коронован до этого [самого года][Z115] , столько, заполучив при этом больше серебра и золота, чем было у королей Испании с короля Дона Родриго[Z116] до него, что ни у одного из них не было такой нужды [в золоте] как у Его Величества; но если бы он не вёл войн и его местопребыванием была Испания, воистину, с его рентами и с тем, что пришло из Индий, вся Испания была бы так переполнена сокровищами, как то было в Перу во времена его королей.
И я привожу это в сравнение [затем], что всё, чем обладали Инги, они тратили исключительно на наряды для своей персоны, украшение храмов и обслуживание своих домов и постоялых дворов; потому что во время войн провинции предоставляли им всех необходимых людей, оружие и провизию, и если они давали некоторым митимаям кое-какую плату в виде золота [Z117] на какой-либо войне, считавшуюся у них тяжелой, то её [платы] было немного[Z118] , и что [такие количества] добывали из шахт за один день; а поскольку они так ценили серебро, и золото было весьма почитаемым среди них, они приказывали во многих местах провинций добывать большие количества его [серебро], образом и способом, о которых будет рассказано дальше.
И добывая такие количества, когда не мог сын, в память об отце, не вести дела его дома и [его] родственников да с его идолом, всегда оставалось оно целым и невредимым, и за многие годы столько скопилось сокровищ, что вся домашняя утварь такого короля, начиная от больших кувшинов для их вина и заканчивая кухонной, – все было золотом и серебром; и это было не в одном каком-то месте или участке, а во многих, особенно в столицах провинций, где пребывало много ювелиров, занимавшиеся созданием этих предметов; но также во дворцах и в их постоялых дворах имелись плиты из этих металлов да и их одеяния были испещрены золотым и серебряным шитьём, изумрудами, бирюзой и другими драгоценными камнями, довольно дорогими. Даже для их жен у них имелись большие богатства: [как] для украшения, [так] и обслуживания их особ; а их носилки все были оправлены в золото и серебро и драгоценные камни. Кроме того, в хранилищах было огромнейшее количество золота в тканях и листового серебра[Z119] , и было много чакиры[Z120] , очень мелкой, и много других и замечательных ювелирных изделий для их такис [taquis] и попоек. И для жертвоприношений из этих сокровищ имелось прилично[Z121] ; а поскольку у них существовало и сохранялось заблуждение хоронить с покойниками сокровища, надо полагать, когда прокладывались оросительные каналы и совершались погребения этих королей, невероятным было то, сколько они клали их в захоронения. Наконец, их барабаны и сиденья, музыкальные инструменты и оружие всё полностью было из этого металла. И чтобы возвеличить своё владычество, когда им казалось, то многое о чём я рассказал, было малым, они приказывали, в виде закона, чтобы никакое золото и серебро, поступившее в город Куско, не могло быть вынесено из него под страхом смерти, что они и делали, если кто нарушал сие установление; и при таком законе, когда его поступало много, а не выносилось ничего, то было его столько, что, если бы, когда вошли испанцы, не имела места особая хитрость [Ингов] и столь решительная, и не исполни свою жестокость [испанцы], умертвив Атабалипу [Atabalipa], [Z122] не знаю, сколько кораблей потребовалось бы, чтобы переправить в Испании такие огромные сокровища: те, что затеряны в недрах земли, и те, что будут [утеряны], ибо мертвы уже те, кто их схоронил в земле.
А поскольку эти Инги были столь высокого о себе мнения, приказали они также, чтобы весь год при их Дворе проживали дети управителей провинций всего королевства, дабы они уразумели его устройство и видели его огромное величие и были обучены, как им должно служить ему и повиноваться, и дабы от него получали они в наследство свои владения и титул касика; и если кто уходил из одной провинции, другие приходили из иной. Так что всегда был их Двор очень богат и люден, потому что, помимо этого не оставляли его множество рыцарей из орехонов и господа почтенного возраста, чтобы советоваться в том, что требовалось для снабжения и управления.
ГЛАВА XV. О том, как сооружали строения для правителей и королевские дороги для передвижения по всему королевству.
ЕСТЬ нечто, что больше всего меня восхитило, когда я рассматривал и примечал дела этого королевства, – это думать о том, как и каким образом смогли они построить такие огромные и превосходные дороги, наблюдаемые нами в королевстве, и каких усилий человеческий понадобилось, чтобы суметь сделать это, и с помощью каких орудий и инструментов они смогли выровнять горы и разрушить скалы, дабы проложить их такими широкими и добротными, какими они являются нынче; потому что мне кажется, что, если бы Император [Испании] захотел приказать проложить другую такую королевскую дорогу, наподобие той, что ведёт из Кито в Куско, [и] выходящую из Куско по направлению к Чили, поистине, я целиком верю в его власть, [но] для него не нашлось бы ни могущества, ни человеческих рук, и не смогли бы осуществить подобного, если бы то не производилось столь организованно, как приказывали строить сие Инги. Потому что, если бы то была дорога длиной в 50 или 100 или 200 лиг, надо думать, что, пусть земля и будет более труднопроходимой, при хорошем старании осилить такое можно было бы; но эти были такими длинными, что одна только составляла более тысячи ста лиг, проложенная сплошь через столь непроходимые и ужасные горы, что иногда, глядя вниз, взгляду не за что было зацепиться, и некоторые из этих гор отвесны и полны каменных ущелий, да так, что требовалось в сплошной скале рубить склоны, для прокладки широкой и ровной дороги; всё это они делали с помощью огня и своих кайл[Z123] . В других местах, столь высоко и круто приподнятых, они сооружали ступеньки с самого низу, чтобы подниматься по ним на самый верх, устраивая в промежутках несколько широких мест для отдыха людей. В иных местах были кучи снега, и его боялись больше, но и это не в одном каком-то месте, а повсюду, и не так, как хотелось бы, а как ему снегу вздумается; и через эти снега, и там, где были заросли деревьев и дернина, они делали их ровными и мостили камнем, если в том была необходимость.
Те, кто прочитал эту книгу, и побывал бы в Перу, пусть посмотрят дорогу, ведущую из Лимы в Хауху, через столь суровые горы Гуаячире (Гуарочири[Z124] ) [Guayachire (Guarochiri)] и по заснеженной горе Париокока[Z125] (Париакака) [Pariacoca (Pariacaca)], тогда они поймут тех, кто об этом слышал, если не получится, что они увидят даже больше, чем то, что описываю я; помимо этого, вспомнится им склон, спускающийся к реке Апурима[Z126] [к] [Apurima] и как проходит дорога по хребтам Пальтас, Кахас и Айавака [Paltas, Caxas y Ayabaca(s[Z127] )] и другим краям этого королевства, где дорога идет шириной приблизительно в пятнадцать футов[Z128] . И во времена королей была она чистой, без единого камня и прораставшей травы, потому что всегда заботились о том, чтобы чистить её; и в местах населённых, возле неё находились большие дворцы и постои для солдат; а среди заснеженных пустынь и полей располагались постоялые дворы, где можно было надёжно укрыться от холодов и дождей. И во многих местах, как, например, в Кольяо[Z129] [Collao], так и в других частях, были отметки их лиг [т.е. расстояний], наподобие межевых столбов Испании, с помощью которых делят границы, разве что эти здесь – больше размером и лучше сделаны, такие они называют топос[Z130] [topos] и одна такая равна полутора лигам Кастилии.
Познакомившись с тем, как были построены их дороги и какова их величина, я расскажу с какой лёгкостью они были проложены местными жителями, не испытывая ни чрезмерного труда, ни подвергаясь смерти при этом; и дело в том, что, когда какой-либо король решал проложить какую-нибудь из этих столь знаменитых дорог, не требовалось ни больших запасов провизии, ни необходимости в чём-либо другом, а только сказать королю: “да будет сие сделано”, как вслед за этим веедоры [инспекторы] шли из провинции в провинцию помечая землю и индейцев, имевшихся то в одной то в другой[Z131] , которым он приказывал, чтобы они проложили такие-то дороги, и потому строились они таким образом, что одна провинция прокладывала до другой за свой счет и своими индейцами, и скоро они это оставляли, когда достигалось намеченное, и другая делала то же самое и даже, если то было необходимо, за определённый срок заканчивали большую часть дороги или всю полностью. А если они достигали незаселённых мест, индейцы внутренних краёв, жившие поблизости, приходили со съестными припасами и инструментами на её постройку, да так, что с превеликой радостью и малым трудом выполняли всё дело, потому что их не обижали ни на волосок: ни Инги, ни их слуги не обманывали их ни в чем.
Кроме того, крупные мощеные дороги, превосходно сооруженные, как та, что проходит по долине Хакихагуана [Xaquixaguana] и выходит из города Куско и идет через селение Моина[Z132] [Mohina]. Этих королевских дорог было множество во всем королевстве, как среди гор, так в равнинах. Среди всех [имевшихся] четыре считаются самыми важными, а именно те, что выходили из города Куско, с её площади, и аки крест [пересекали] провинции королевства, как я написал в Первой Части этой Хроники[Z133] , [относительно] основания [города] Куско. И так почитали правителей, когда выходили этими дорогами, их королевские особы с соответствующей стражей шли по одной, а по другой – остальные люди; и даже настолько почиталось их могущество, что, умри один из них, сын [его], когда должен был выйти (в) другой дальний край, строилась ему дорога и шире и дальше, чем при его предшественнике; более того бывало, если он выходил (в) какое-либо завоевание такого-то короля или совершал достойное упоминания дело, чтобы можно было сказать, что тем-то была сделана дорога длиннее, для него сооруженная. И это воистину так, потому что я увидел возле Вилькас [Vilcas] три или четыре дороги; и даже однажды я потерялся на одной такой, думая, что шел по той, по которой сейчас ходят; и эти [дороги] называют: одну – дорогой Инги Юпанги [Inga Yupangue], и другую – Тупак Инга [Topa Inga], а ту, что сейчас используют и будут использовать всегда – это та, которую приказал построить Вайна Капак [Guaynacapa], достигающая на Севере реки Ангасмайо [Angasmayo], а на Юге – намного дальше того, что сейчас мы называем Чили; дорога столь длинная, от одного конца до другого более тысячи двухсот лиг.
ГЛАВА XVI. О том, как и каким образом правителями в Перу устраивались королевские ловы.
В ПЕРВОЙ Части я рассказал уже о том[Z134] , как в этом королевстве Перу было огромнейшее количество домашних и диких животных, альпак, баранов и лам, викуньи и овцы, настолько, что заселены ими были даже места, где не хаживал человек, и там были больше стада, потому что везде были и есть превосходные пастбища для их выращивания. И следует знать, что, хотя было такое количество, королями было приказано, под страхом тяжких наказаний, чтобы никто не осмеливался ни убить ни съесть ни одной самки[Z135] ; а если кто нарушал сей [закон], потом их карали, и под страхом такого наказания они не осмеливались есть их. И они размножались так, что и поверить невозможно, как их было много на тот момент, когда испанцы пришли сюда. И главное, это делалось для того, чтобы было достаточно шерсти для изготовления одежд, потому что, несомненно, что во многих краях, если бы было полное отсутствие этого скота, я не знаю, как люди смогли бы укрыться от холода, когда у них нет шерсти для изготовления одежды. И потому, соответственно, многие склады повсюду были заполнены такой одеждой: как для солдат, так для остальных жителей, и большая часть этой одежды делалась из шерсти гуанако и викуний.
И когда правитель хотел устроить какую-либо королевскую охоту, неслыханное дело, как много их забивали и ловили руками люди, и за какой-нибудь день ловили более тридцати тысяч голов скота. Более того, когда для короля это было приятным времяпрепровождением и выходил он на ловлю именно с этой целью, ставили ему шатры в месте, какое ему нравилось, потому что, будь это в гористой местности, везде непременно был этот скот, и столько, как мы об этом рассказали; там, когда соединились пятьдесят или шестьдесят тысяч человек или сто тысяч, если так им было приказано, они окружали крутые склоны, заросшие кустарником и поля, да подняв шум, который отражался эхом их голосов, они спускались с высот к самой равнине, где постепенно соединялись и сходились люди, держась за руки; и в кругу, образованном их собственными телами, находится задержанная и захваченная дичь, и правитель, размещается в месте, какое ему больше нравится для осуществляемого им забоя. И когда входят другие индейцы с тем, что называется айльос [Z136] [ayllos], – а оно [применяется] для спутывания ног, и ещё одни с палками и дубинками, они начинают хватать и убивать; и поскольку такое огромное количество задержанного скота и среди него столько гуанако, а они побольше, чем маленькие козлы, с длинной шеей, как у верблюдов, пробивают себе выход, выплёвывая изо рта грязь[Z137] , остающуюся на лицах людей, и где могут, прорываются большими прыжками. И верно говорят, что страшное дело, видеть тот шум небывалый, производимый индейцами с целью схватить их, и грохот, какой создаётся, когда те пытаются выбраться, да так, что слышно то на приличное расстояние. И если король хочет убить какую-либо дичь, не входя в образовавшийся круг, то он делает это, как ему больше нравится[Z138] .
И на этих королевских ловах они проводили много дней; и когда убьют такое большое количество скота, потом веедоры [инспектора] приказывали сносить всю шерсть в склады или в храмы Солнца для того, чтобы мамаконы сумели изготовить самые тонкие одежды для королей[Z139] , схожие с шелковой саржей и с такими превосходными цветами, что и описать невозможно. Мясо скота, на которое охотились, ели те, кто был тогда с королем, и [часть] её сушили на солнце[Z140] , чтобы разместить в хранилищах для снабжения солдат провизией; и весь этот скот, разумеется, был диким, и ни одна тварь – домашней. Также среди прочих ловили много оленей и вискачей[Z141] , лисиц и кое-каких медведи и маленьких львов.
ГЛАВА XVII. Рассказывающая о том, каков был порядок завоеваний[Z142] у Ингов, и как во многих местах из земель бесплодных они делали плодородные, особо их обрабатывая.
Есть кое-что, чему у этих правителей больше всего завидуют: осознавать, насколько легко они сумели завоевывать такие огромные пространства и привести их, своим умом, к такому разумному состоянию, в каком испанцы их обнаружили, когда ими было открыто это королевство; о том, что это так я часто вспоминаю, находясь в какой-нибудь дикой провинции за пределами этих королевств, слыша от самих же испанцев: “Я уверен, что, если бы Инги прошли здесь, то выглядело бы это совсем иначе” или когда они говорят: “Инги не завоевали это место, как то другое, потому что те умели служить и платить подати”. Потому сие известного рода выгода для нас, так как своим укладом народы жили и возрастали в количестве, а из бесплодных провинций они создавали плодородные да изобильные, способом и порядком таким изящным, что об этом стоит рассказать.
Всегда они пытались дела совершать по-доброму, а не по худому в начале чего-либо; позже, некоторые из Ингов во многих краях провели существенные наказания; но раньше, как все утверждают, великой была доброжелательность и дружелюбность, с какими старались они привлечь к себе на службу эти народы. Они выходили из Куско со своими солдатами и обеспечением, и очень слажено передвигались даже до того места, куда они должны были придти и хотели завоевать, где очень подробно они разузнавали о силах противника и о подмоге, какую те могли получить, и откуда могла бы к ним прийти подмога и по какой дороге. А разузнав это, всевозможными путями они старались воспрепятствовать тому, чтобы им не пришла подмога, либо задабривая большими дарами, либо чиня сопротивление; кроме этого они приказывали строить свои крепости, размещая их на горах или холмах, сооружая на них несколько высоких и длинных изгородей, с воротами в каждой из них, поскольку потеряв одну, они могли перейти к другой, а из той к самому верху. И они посылали передовой дозор из союзников, чтобы подметить особенности края, рассмотреть дороги и разузнать как хорошо те их поджидали, и где было больше всего собрано провизии; узнав о той дороге, по которой они должны были пройти, и порядок, в каком им предстоит идти, вперёд высылались их собственные вестники, с ними он [Инга] посылал сообщить, что хотел бы считать их родственниками и союзниками; следовательно, с добрым расположением духа и радостным сердцем они выходили ему на встречу и принимали его в своей провинции, чтобы в ней оказать ему повиновение, как и в остальных; а поскольку они это сделали добровольно, местным правителям он посылал подарки.
Этими и другими имевшимися у них приёмами, они вошли без войн во многие края, где своим солдатам приказывали не чинить ни вреда, ни оскорблений, ни кражи, ни насилия, а если в такой провинции не было провизии, он приказывал, чтобы она была поставлена из других краёв, дабы новоприбывшим ему в услужение в дальнейшем его власть и знакомство с ним не показалось бы горестным, и знакомство с ним, и ненависть к нему не произошли бы в одно и то же время. А если в какой-либо из этих провинций не было скота, позже он приказывал, чтобы ему дали отчет о стольких-то тысячах голов, он приказывал это, чтобы они хорошенько посчитали и с его помощью скот размножился, чтобы запастись шерстью для своих одежд, и чтобы они не осмеливались ни убить, ни съесть ни одного существа в годы и срок, какой им был назначен. А если скот был, но недоставало чего-то другого, то они поступали таким же образом; и если они находились на перевалах и крутых густозаросших склонах, добрыми речами он давал им понять, чтобы они строили селения и дома на наиболее ровных участках гор и склонов; а поскольку многие не были умелыми в обработке земли, они сообщали тем, как нужно это делать, обучая их умело отводить оросительные каналы и поливать с их помощью поля.
Во всём они умели столь слажено обеспечивать его, что, когда какой-либо из Ингов с дружественными намерениями входил в их провинции, за короткое время она казалась совсем иной, а местные жители повиновались ему, разрешая, чтобы его представители оставались в ней, точно также было и с митимаями. Во многих других, [в] которые они вошли войной и с помощью силы оружия, они приказывали, чтобы провизии и вражеским домам наносилось как можно меньше вреда, при этом правитель говорил: “Скоро они будут нашими, точно также, как предыдущие”. И позаботившись об этом, они старались, чтобы война прошла с наименьшими возможными последствиями, невзирая на то, что во многих местах происходили большие сражения, потому что все еще местные жители их [провинций] хотели сохранить свою давнюю свободу, не теряя своих обычаев и веры, приобретая другие, чужеземные. Но пока продолжалась война, Инги всегда действовали наилучшим образом, и побежденных не уничтожали снова, наоборот, они приказывали вернуть пленных – если таковые были – и добычу, и предоставляли им во владение их имущество и власть, предостерегая их, чтобы они не вздумали стать безумными, затеяв соперничество против их королевской особы с их стороны соперников, и не оставляли бы дружбу с ними, но скорее бы желали остаться их друзьями, как подобное уже является привычным у их соседей. И говоря это, они давали им несколько красивых женщин и дорогие предметы из шерсти или из золота.
С этими дарами и добрыми словами согласие всех было обеспечено, и таким образом, что без всякого страха убежавшие в горы возвращались в свои дома и полностью складывали оружие; а тот, кто больше всего раз видел Инку, считался наиболее счастливым и удачливым.
Они никогда не разрушали власть местных жителей. Они наказывали всем, и тем и другим, чтобы в качестве Бога почитали Солнце; остальные их верования они не запрещали им, но приказывали, чтобы они руководствовались законами и обычаями, принятыми в Куско, и чтобы все говорили на общем языке [т.е. кечуа].
И правитель, поставив, наместника с гарнизонами солдат, отправлялся дальше. И если эти провинции были огромными, позже договаривались о строительстве храма Солнца и размещении [определенного] количества женщин, которые помещали в остальных [храмах?], и постройке дворцов для правителей; и собирали подати, которые они должны были [им] платить, не принося им ничего излишнего, и не обижая их ни в чем, направляя их в своих правилах и в том, чтобы они умели возводить здания и носить длинные одежды, и жить упорядоченно в своих поселениях, в которых, если чего-то им не хватало, в чём у них была острая необходимость, их снабжали тем; и обучали, как они должны были это сеять и усовершенствовать. Так это делалось; а мы знаем, [что] во многих местах, где не было раньше скота, его развелось много со времён, когда их завоевали Инги, а в других, где не было кукурузы, впоследствии имели её в избытке. И всюду ходили они как дикари, скверно одетые и босые; но с тех пор, как они познакомились с этими правителями, у них в ходу были длинные рубахи и накидки, и у женщин тоже, и другие хорошие вещи, так что навсегда останется воспоминание обо всем этом.
И в Кольяо и в других краях он приказывал переместить митимаев [ото всех народов] в сьерру Анд[Z143] для того, чтобы они сеяли в необходимом количестве кукурузу и коку, и другие плоды и корни; они жили со своими женами всегда в том краю, где сеяли и собирали столько того, о чем я говорю, что не испытывалось ни малейшего недостатка ни в чём, сколько не пройди этих краёв, и не было даже самого малого селения, где бы не было этих митимаев. Дальше мы расскажем, на какие виды делились эти митимаи, и о том, что делали одни и чем занимались другие.
Глава XVIII. Рассказывающая о порядке уплаты податей провинций своим королям, и о слаженности, какой придерживались при этом.
Так как в прошлой главе я описал действия Ингов во время их завоеваний, будет лучше рассказать о том, каким образом столько народов платило подати, и как в Куско разбирались в том, что поступало в виде податей. Ведь, это общеизвестно, что все до единого поселения сьерры [Z144] и долины в равнинах непременно платили подать, установленную для них теми, кому это было вменено в обязанность, а ещё если у какой-либо провинции не было, как говорят местные жители, чем платить дань, король им приказывал, чтобы каждый человек из всей этой провинции обязан был каждые четыре месяца приносить ему довольно большой полый стебель тростника, наполненного живыми вшами, что было хитростью Инги, дабы принудить их умело выплачивать дань и подати и дабы их о том предупредить; и так, мы знаем, что они платили подать вшами несколько дней до тех пор, пока им не приказывали предоставить скот, и они старались вырастить его, изготовить одежды и выискать, чем бы им платить подать в будущем.
И порядок уплаты податей, как говорят орехоны из Куско и большинство местных правителей края, был такой: из города Куско, тот кто в нём правил, посылал несколько главных слуг своего дома объехать по одной из четырех королевских дорог, выходящих из того города, как я уже писал[Z145] , называющиеся: первая – Чинчасуйу [Chinchasuyo], куда входят провинции по пути в Кито со всеми нижними равнинами Чинча [Chincha] по направлению к Северу; вторая называется Кондесуйу [Condesuyo], куда входят регионы и провинции у Южного моря и многие, располож