А. Скромницкий. Ниспровержение Инки Гарсиласо де ла Вега, или Почему он не мог быть единственным и основным автором «Подлинных Комментариев».

A. Skromnitsky. El derrocamiento del Inca Garcilaso de la Vega.
А. Скромницкий. Ниспровержение Инки Гарсиласо де ла Вега, или Почему он не мог быть единственным и основным автором «Подлинных Комментариев».

Рабочая гипотеза:
мог ли Инка Гарсиласо не писать свои Комментарии, а лишь переработать чей-то труд (или несколько трудов), так что даже не менял всякие местоимения “я” (принадлежавшие настоящему автору) и различные наречия места (там, здесь) и времени (тогда сейчас), и при этом не расставив в таких местах ссылки на источники? Т.е. допустил многочисленные промахи, по которым можно будут это вычислить.

Задача:
проверить, найдутся ли такие места, используя его же собственную книгу, и по возможности источники перекрестного характера той же эпохи.

Итак, приступим:

1) Странное место в “Подлинных комментариях”.

Может я как-то неправильно читаю, но поясните мне, знатоки, что значит эта фраза из Гарсиласо, причём в первой же Главе его труда (стр. 13):

“могу добавить, что я родился в Жаркой зоне, в которой лежит Коско, и рос там до двадцати лет, и побывал в другой, умеренной зоне по другую сторону Тропика Козерога — по его южную сторону — у самых дальних оконечностей Лос-Чаркас, каковыми являются Лос-Чи-час; а для того, чтобы приехать в другую умеренную зону, расположенную в северной части, где я сейчас пишу, я пересек Жаркую зону и пересек ее всю целиком, находясь три полных дня под линией экватора, где, как говорят, он проходит перпендикулярно, а именно у мыса Пасау, и как следствие всего этого я заявляю, что Жаркая зона обитаема, так же как и умеренные”.

Жирным шрифтом выделено непонятное место.
Когда это он был за Южным Тропиком, расположенном на 23° 26′ 22″ к югу от экватора, а ведь Куско – на 13°31′00″ ю. ш.? Ведь юношей он провёл время в Куско…

Парадокс: Блас Валера действовал, как миссионер в районе оз. Титикака (1580-82), Копакабане, Ла-Пасе, Потоси (до 1590), т.е. именно там, где и проходит Тропик Козерога.

2) И вот ещё (стр.53):

“Я родился восемь лет спустя после того, как испанцы захватили мою землю, и, как я уже говорил, я жил там вплоть до двадцати лет; таким образом, я видел многие из тех вещей, которые индейцы совершали в том язычестве, о которых я расскажу, указывая на то, что я их видел [сам].”

Хотя известно, что испанцы захватили Атауальпу в 1533 году, то плюс 8 лет будет = 1541 год…
А Гарсиласо родился 12 апреля 1539 года. Неужели он не знал, в каком году он родился, если подводил столь знаменательное событие в фундамент даты своего рождения?

Но Блас Валера знал, когда его отец завоевал Чачапояс (“мою землю”), т.е. в 1536 и (повторно 5 декабря 1538 был основан испанский город Чачапояс – см. Акт об основании города – http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BB%D0%B0%D1%81_%D0%92%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D1%80%D0%B0), а спустя 8 лет – это 1544. Валера же родился в 3 февраля 1545, т.е. спустя 8 лет после завоевания “его земли” испанцами, а именно его отцом.

3) Вот ещё одно нашел местечко у Гарсиласо…

Осуществляя сейчас перевод “Сказаний и обычаев Инков” Кристобаля де Молины (1575), натолкнулся на полное совпадение описанных у него инкских празднеств с теми, что описаны у Гарсиласо. Вплоть до множественного употребления тех же терминов и даже целых цитат, при том, что Грасиласо никогда не упоминает Молину как источник.

В Словаре Диего Гонсалеса Ольгина (1608) встречаются такие слова:

Huara. Брюки или узкие штаны.
Huarayoc. Тот, кто их носит.
Huarannac, o mana huarayoc. Мальчишка или тот, кто их не носит.
Huaralliccuni. Надевать брюки или штаны.
Huarallichini. Наказывать надеть их на себя.
Huarachicuy. Собрание, или пьянка по поводу празднования первого дня, когда надевают штаны их мальчики.

Потому, видимо, Гарсиласо допустил ошибку при переводе с латыни или из неназванного им источника, написав (стр. 393, Книга 6, Глава XXIV), что «слово вараку принадлежит всеобщему языку Перу; оно звучит так же, как по-кастильски посвящение в рыцари, поскольку обозначает вручение юношам королевской крови знаков отличия мужчины и приобретение ими права как участвовать в войне, так и занимать посты [в государстве]» , поскольку самого слова вараку в словаре Ольгина нет, а слово Huaracco – это чертополох, выбрасывающий колючки.

А ведь Молина пишет:

“Они называли месяц Сентябрь Ума-Райми [Uma-Raymi], потому что индейцы из Ума, что в двух лигах от Куско, отмечали праздник Варачильо [Hurachillo; правильнее Варачику (Huarachicu), о чём далее сам Молина и пишет] . Это было важное событие, /35/ когда юношей признавали рыцарями, и когда им прокалывали уши, о чём мы упомянем в соответствующем месте. Женщины Куско, чьи сыновья должны были подвергнуться прокалыванию ушей, и совершить варачику, проводили своё время в пошиве одежд, в которые их сыновья должны были быть одетыми в праздничный день варачику. Некоторые родственники сходились помочь им в шитье, и в веселии и питье на несколько дней к ним домой: и тем месяц заканчивался”.

а также:

“Месяц Ноябрь назывался Капак-Райми [Ccapac Raymi], что значит Праздник Правителя Инки. Это был один из трёх главных праздников года. В этом месяце они вручали оружие юношам, прокалывали им уши, и давали им штаны, которые на их языке называются вара [huara].”

Как видно Молина полностью адекватно передаёт названия, точно также как они встречаются в словаре Ольгина.

Как мог житель Куско, Инка, каким был Гарсиласо, ошибиться столь нелепым образом, закончивший свою 1-ю часть комментариев к 1603 году?

4) А вот и ещё одно место (Гарсиласо, стр. 396):

Гарсиласо говорит, что мальчики Инки при посвящении в рыцари “Помимо сказанного, они были обязаны уметь изготавливать своими руками любое наступательное оружие… Они должны были уметь мастерить обувь, которую носили, называя ее усута, состоящую из одной подошвы из кожи, дрока иди пеньки, наподобие того как в Испании делают альпаргаты; они не умели делать шнуровки, по причине чего привязывали подошвы к ногам бечевками из той же пеньки или шерсти, [и], чтобы сократить [объяснения], скажем, что они подобны открытой обуви, которую носят монахи из [ордена] святого Франциска.”

В тоже время Молина пишет, что эту самую обувь делали не они, а их родственники:
“Для названного праздника, и для вооружения в рыцари, в течение первых восьми дней, все родители и родственники тех, кому предстояло получить рыцарское звание были заняты изготовлением усутас [usutas], которые были их обувью, сделанной из очень мелких тростников [или превосходного тростника], почти золотого цвета; и [изготовлением] варакас [huaracas] (пращ) – из овечьих сухожилий; и вышиванием украшений на рубахах, в каких они должны были появиться, когда шли к ваке, называемой Ванакаури Чумпикасико [Huanacauri Chumpicasico].”

В том же ключе пишет Гуаман Пома (Глава 11, стр. 241 – http://www.kb.dk/permalink/2006/poma/241/es/):

Этот месяц (правда, почему-то февраль) называется uaray uara [набедренные повязки], что значит штаны [zaragüeles], и потому uaray, когда одевают uara, штаны [saragüeles], что у них и по сю пору в обычае. Названный uarachico y rutochico [церемония жизненного цикла], это плохой обычай и закон и древняя церемония индейцев-язычников”.

По логике, всё это действительно могли заготавливать только мастера и умельцы, но не юноши, особенно для торжественного праздника. При чём Молина более точен в терминах и здесь, ибо та же варака (но не вараку, как ранее у Гарсиласо) – это праща. Что интересно у Молины сразу за усутас идут пращи из сухожилий, но у Гарсиласо по тексту идет сначала то же усута, а потом бечёвки, и даже способ их изготовления от себя добавленный.

Как мог Гарсиласо перепутать кто изготавливал усута, и куда он подевал пращи?

5) Ещё одно:

«чтобы, когда этот же самый бог, солнце справедливости, счел бы за добро направить свет своих божественных лучей на тех идолопоклонников, они перестали бы быть такими дикими, а были бы более податливыми для восприятия католической веры и учения, и доктрины нашей святой матери римской церкви, как позднее здесь они восприняли ее, что будет как одно, так и другое соответственно показано в изложении этой Истории» (Книга 1. Глава 15, стр.41)

Почему, находясь давным-давно вдали от Перу, Гарсиласо вдруг пишет “здесь”, а не “там”? И почему он называет своих же земляков и свой народ “теми идолопоклонниками”?

И с какой стати, он, Инка, да при том Капитан Его Величества Испании, т.е. вояка в на европейских полях сражений (что известно из его биографии), никогда не являвшийся священником, и уже тем более никогда не страдавший над обращением индейцев в католическую веру у себя в Перу, ибо то была забота исключительно миссионеров и местных священников, так сокрушается об этом? И причём на протяжении почти всего произведения?

А ведь если почитать всех авторов-хронистов 16-17 веков, то такие воздыхания были свойственны только священникам – Сьеса де Леону, Кристобалю де Молине, Бласу Валера, Кабельо де Бальбоа, Фернандо Монтесиносу, Пабло Хосе де Арриага, Франсиско де Авила и др. И совершенно несвойственно воякам – Хуану де Бетансосу, Сармьенто де Гамбоа, Франсиско де Толедо и др.
Даже, пусть и ровно 60 лет спустя, в 1669 году немецкий писатель Гриммельсгаузен напишет в своём “Симплициссимусе”, что в их времена да чтобы вояка, и к тому же командир, пёкся о христианских добродетелях и занимался рачением о варварских народах, было делом немыслимым и невозможным, а потому мастерски автором обыгрывалось в ироническом ключе, каким преисполнена его книга.

6) Или вот ещё, я бы даже назвал её “Историей о покраже изумруда, или Откуда чужая цитата”:

Почему Гарсиласо из 13 упоминаний имени своего отца один раз упоминает его по чужой цитате, а не по памяти из своего личного прошлого?

Гарсиласо (стр. 579-580):

“Среди прочего в долине Манта, которая была чем-то вроде метрополии всей той округи, они поклонялись огромному изумруду, который, как они говорили, был немногим меньше яйца страуса. Они выставляли его напоказ на своих крупнейших праздниках; индейцы приходили издалека, чтобы поклоняться ему, и совершать жертвоприношения, и принести подношения [в виде] [581] других меньших изумрудов; потому что жрецы и касик Манты заставляли их верить, что для главной богини изумруда получение других, более мелких изумрудов было весьма приятным жертвоприношением, и подношением, потому что они являлись его дочерьми. С помощью этого жалкого учения они собрали в том селении большое количество изумрудов, где их и обнаружили дон Педро де Альварадо и его товарищи, одним из которых был Гарсиласо де ла Вега, мой господин, когда они направились на завоевание Перу, а большую их часть они разбили на наковальне [bicornia], утверждая (поскольку они были плохими ювелирами), что если они были бы драгоценными камнями, они не должны были раскалываться, какой бы силы не были удары, а если они дробились, то это были стекла, а не драгоценные камни; тот [изумруд], которому они поклонялись как богине, индейцы спрятали сразу же после того, как испанцы вошли в то королевство; и они спрятали его таким образом, что, несмотря на огромные старания и угрозы, которые из-за них были здесь применены, он никогда больше не появлялся, как случилось и с другими неисчислимыми сокровищами, которые были утеряны на той земле.”

А ведь эта цитата целиком и полностью принадлежит Педро де Сьеса де Леону из его книги “Хроника Перу. Часть Первая.” (Глава L):

“И рассказывают многие испанцы, что и ныне живут-поживают, из тех, кто пришёл с аделантадо доном Педро де Альварадо, особенно я слышал это от маршала Алонсо де Альварадо и капитанов Гарсиласо де ла Вега, Хуана де Сааведра, и другого идальго, именуемого Суэр де Кангас [Suer de Cangas], что как только аделантадо дон Педро добрался до этого берега и высадился на нем и прибыл в это селение, они обнаружили множество золота и серебра в вазах и другие изысканные драгоценности, не считая этого они обнаружили такое количество изумрудов, что если бы они их узнали и сохранили, то по стоимости это была бы огромная сумма денег. Но так как все [индейцы] утверждали, что те были из стекла, и для того, чтобы проверить это (потому что среди некоторых входило в практику [выявлять], могли ли те быть [драгоценными] камнями), их несли туда, где у них была наковальня [от лат. – bicornia, pl. n. от bicornius, двурогая; т.е. двурогая (с двумя острыми концами) наковальня], и что там их разбивали молотком, приговаривая: раз уж это было стекло, потому оно разбивалось, а если бы это были камни, то от ударов они становились бы еще совершеннее.”

И даже больше: эту историю услышал сам Сьеса де Леон из первых уст, а Инка Гарсиласо удалил всех других персонажей. Гарсиласо мог бы это услышать и от своего отца, если бы не два НО (стилистических особенностей Сьеса де Леона):
1. употребление уничижительного обозначения верований индейцев в духе священника, каким был Сьеса и каким не был Гарсиласо – “С помощью этого жалкого учения”
2. употребление в оригинале слова bicornia – наковальня, вместо обычных bigornia или yunque

7) Также, похоже, Инка Гарсиласо заимствовал чужой текст без упоминания источника и в ряде других мест:

Гарсиласо (стр. 137-138):

10. «Ту же способность они проявляют в науках, если их обучают им, что подтверждается комедиями, которые представлялись в различных местах, ибо случилось так, что некоторые любознательные монахи из различных орденов, главным образом иезуитского, чтобы внушить любовь индейцам к таинствам нашего искупления (redencion), сочиняли комедии, чтобы их представляли бы индейцы, потому что они знали, что таковые представлялись во время их инков, королей, и потому что они видели, что они обладали способностью и талантом в отношении того, чему их хотели обучить, и поэтому один из отцов-иезуитов сочинил комедию, воспевавшую нашу госпожу деву Марию, и. он написал ее на языке аймара, отличном от всеобщего языка Перу. Ее содержание основывалось на тех словах из третьей книги [Моисея] о первопричинах: «Я посею вражду между тобой и между женщиной и т. д… и она сама разобьет твою голову». Ее представляли индейцы — дети и юноши в селении, которое называлось Сульи. А в Потоси был продекламирован диалог веры (dialogo de la fe), на котором присутствовало более двенадцати тысяч индейцев. В Коско представлялся другой диалог младенца Иисуса, на котором присутствовало все могущество того города. Другой [диалог] был представлен в Городе Королей Лиме перед канцелярией и всей знатью города и бесчисленным множеством индейцев, содержанием для которого послужило святейшее таинство; он был сочинен частями на двух языках — на испанском и на всеобщем [языке] Перу. Индейские дети представляли диалоги во всех четырех частях с таким изяществом и благородством, с такими движениями и благородными действиями, что вызывали восторг и удовлетворение, [138] и с такой нежностью они [исполняли] песни, что многие испанцы проронили слезы радости и счастья, и, видя изящество и способности и замечательные таланты маленьких индейцев, они изменили свое мнение, которое до этого имели об индейцах, которых они считали тупыми, грубыми и бездарными.»

Из какого же источника столь подробно Гарсиласо мог знать о делах веры в Потоси, о самом Потоси, об аймара, о селении Сули и о деталях театральных постановок, не ссылаясь на источники информации?

Ведь в другом месте Гарсиласо (стр.435), говоря о том же селении Сули, чётко ссылается на рукопись Бласа Валера: «Все это узнали и заметили отцы иезуиты в селении, именуемом Сульи, все жители которого являются [индейцами] аймара, и то же самое говорят и утверждают многие другие священники, и судьи, и коррехидоры тех провинций, ибо придворный язык обладает этим особым свойством, достойным похвалы, благодаря которому он также полезен для индейцев Перу».

Таки кто после этого Гарсиласо? Во-во, плагиат.

8) Есть и такое примечательное место у Инки Гарсиласо (стр. 344-345):

«В это нетрудно поверить тем, кто позже здесь видел, сколько [345] золота и серебра было привезено из моей земли, ибо только в 1595 году в течение восьми месяцев тремя партиями было доставлено через Сан Лукар тридцать пять миллионов [дукатов] серебра и золота»

Что показательно, Блас Валера тоже прибыл на Пиренеи 1 июня 1595 года, как о том пишет отец Кристобаль Мендес в письме к Главе Ордена Иезуитов Клаудио Аквавиве: что Валера прибыл в Лиссабон и скоро будет отправлен в Севилью, где будет исполнен приказ о заключении его под стражу Главой Андалусийского Ордена Иезуитов, пока не поступят дальнейшие указания о его судьбе от отца Аквавивы; не замедлившие прийти вскоре. Но поскольку Валера успел провести кое-какие богослужения (исповедовал людей), Аквавива повторно запретил Валера проводить какие-либо богослужения, пока он не сообщит о новом приказе. После этого он был отправлен в Кадис.

Получается эту же картину доставки огромной партии золота и серебра мог видеть и Блас Валера. Замечу, что порт Сан-Лукар находится неподалёку, как от Кадиса, так и от Севильи.

9) Также полностью вся Книга 8 Подлинных комментариев не может быть написано самим Инкой Гарсиласо, по той простой причине, что он никогда не был ествествоиспытателем и ботаником и зоологом, а ведь именно животным, растениям и природным ископаемым посвящена эта Книга 8.

Все растения и животные из Перу описываются прямо-таки с научной точностью да ещё так, что передаются все вкусовые и цветовые характеристики, что можно знать только осуществив лично, по опыту, собрав и увидев их всех. Даже все названия приводятся. А все ли юноши, до 20 лет жившие исключительно в Куско, стараются запомнить многообразие вкусов плодов и самих растений, и их названия с научной точностью, и при этом 40 лет их вообще в живую не видеть, и не приведя ни одного личного воспоминания о них?

Гарсиласо не написал ни грамма в Книге 8, в книге о туземных плодах.

В тоже время именно Инка Гарсиласо написал Книгу 9, об испанских плодах, поскольку приводит личные воспоминания.

Мне вот вдруг стало интересно, кто-то пытался осуществить критический обзор труда Гарсиласо? или все будут и дальше поклоняться ему, как единственному и самому достоверному источнику? каковым он, увы, как видно, не является.

10)
Ещё одно место у Гарсиласо, не имеющее пометы об источнике, которое всё же не могло быть приведено им по памяти из своего языка, так как слова одного не было на момент его отъезда из Куско ни в кечуа ни в аймара (Гарсиласо, стр.103-104):

“Чтобы губернаторы и судьи не относились небрежно к своим службам, как и любые другие младшие министры, или слуги во владениях Солнца, или инки, имелись наблюдатели и следователи, которые тайно пребывали в их областях, наблюдая и следя за тем злом, которое творили эти чиновники, и сообщали об этом старшим, которым надлежало наказывать своих подчиненных, чтобы они их наказали. Они назывались тукуй [всё] рикок [тот, что видит], что означает тот, кто видит все. Эти чиновники и любые другие, которые имели отношение к правлению государством, или к королевскому [104] казначейству, или любому другому министерству, все они подчинялись младшие старшим, чтобы никто не допускал небрежности в своей службе.”

Дело в том, что исследуя это слово (статья никак не связана с критикой текста Гарсиласо), кечуанист Серрон-Паломино относит его появление к другому времени, более позднему – http://www.scribd.com/doc/3612654/ONOMASTICA-ANDINA-Tucuyricoc-Rodolfo-CerronPalomino, так как оно встречается впервые у Сармьенто де Гамбоа и у Кабельо в 1572 и 1586 годах соответственно, и не относится к доиспанской эпохе по своей фонетической форме.

Более частой и упоминаемой в более ранних документах являлось – Токри-кок – “губернатор”. В этом слове, предположительно, корнем является слово из аймара, а суффикс – из кечуа. В отличие от слова Гарсиласо, где оба слова поясняются из кечуа. Историк Джон Роу вообще предположил, что это два различных вида чиновников:
1) Губернатор
2) Инспектор.

Соответственно, эти два источника (необязательно напрямую) и могли стать основой для этого пассажа. Но никак не своё личное знание кечуа, усвоенное с молоком матери!! И вообще, слово тукуй рикок (родом именно из кусканского диалекта кечуа) мог узнать человек, находившийся в Куско в среде колониальной администрации, начиная с 1570 годов. В этом городе с 1571 по 1572 и повторно – с 1574 года был Блас Валера (чачапоец, а не кусканец), но не Гарсиласо.

Т.е. тут тоже имеет место компиляция, такая обычная для Гарсиласо.

Предварительный вывод:

Вернее, Инка Гарсиласо де ла Вега – не является основным и главным автором Подлинных Комментариев, а лишь переводчиком и комментатором (его личные вставки видны практически в начале и конце всех глав, но середина каждой главы, явно ему не принадлежит; его вставки в середине текста – всегда выделены им же в виде скобок).