Грамота о чуде в Овьедо (03.05.1415)

ЧУДО И ПОВСЕДНЕВНОСТЬ В РЕАЛЬНОСТИ СРЕДНЕВЕКОВОГО ГОРОДА

«Всем правоверным христианам, кто увидит эту запись, да будет известно,… что во времена, когда возникла ложная секта отступника Магомета, которой ныне принадлежат мавры, враги католической святой веры, один весьма могущественный король-язычник из стран Востока… пришел в святой город Иерусалим, чтобы покорить его. И когда это увидели добрые христиане, которые там были, без колебаний взяли все останки тел святых, сколько их там было и сколько смогли забрать, и положили их внутрь ларца из дерева, которое не гниет, и бежали с ними морем до [Картахены], а оттуда в Севилью; и из Севильи привезли их в город Толедо, где в то время епископом был сеньор святой Ильдефонсо.

И в этом городе Толедо этот ларец со святыми реликвиями, которые были в нем, оставался до того времени, как было угодно Господу Богу, чтобы за грехи христианского мира земля Испании была завоевана и покорена маврами во времена короля дона Родриго.

Тогда несколько добрых христиан, и епископов, и прелатов Испании бежали с этим святым ларцом с реликвиями и со святым паллиумом, который преславная наша госпожа Дева Мария дала указанному выше святому Ильдефонсо, епископу Толедо, и прибыли с ними в горы Астурии и поместили на верху одной горы, которая называется Святая гора, спрятав под большой скалой; и эта гора расположена в двух лигах от Овьедо.

И пребывали святые реликвии, спрятанные там, на этой Святой горе, пока не было угодно Господу Богу, чтобы земля была отвоевана христианским миром; и правил в королевстве Леон добрый король дон Альфонсо Целомудренный… И этот король дон Альфонсо Целомудренный, имея великое желание возвысить кафедральную церковь Святого Спасителя в Овьедо, которую он построил (и там были помещены реликвии, о которых шла речь выше. — О. В.), однажды после мессы повелел принести пред его очи много золота и драгоценных камней из тех, что у него были, и повелел сделать из них крест, самый красивый, какой только можно, дабы почтить указанную церковь. И пока он пребывал в этих думах, около него явились два ангела в обличье странников и сказали ему, что сделают крест, который ему угоден. Король сомневался, можно ли отдать им золото и драгоценные камни, ибо не знал их. Но приказал дать им комнату, очень чистую и с [197] хорошими запорами, и в ней золото и драгоценные камни, и отбыл к утренней трапезе. И сидя за столом, послал своего вестника узнать, что делают золотых дел мастера, и [велел], чтобы им дали поесть. Когда вестник короля подошел к двери комнаты, он увидел внутри ее такой свет, что глаза его не могли вынести, и почувствовал такой сладостный аромат, как будто там были… лучшие пряности; и он вернулся, пораженный, и рассказал об этом королю. Король встал из-за стола и пошел туда с прелатами и знатью, которые там оказались, и когда подошел к комнате, сам увидел великий свет и сладостнейший дух внутри. Тогда препоручив себя Богу, со слезами благочестия, он вошел внутрь и нашел готовый крест и не увидел мастеров. Тогда он взял его в руки с великим благоговением и почтением и возложил его на верх алтаря Святого Спасителя. Таким образом, как вы слышали, был сделан святой Крест Ангелов» ¹.

Этот крест, содеянный чудесным образом, и реликварий с огромным количеством реликвий были источниками великой славы в раннее средневековье церкви Спасителя в Овьедо. По сути город и возник вокруг христианских святынь: около 801 г. здесь появился санктуарий святого Винсента, привлекавший христианское население севера полуострова, отрезанное от прежних центров пиренейской церкви — Севильи и Толедо. Постепенно вокруг него росло поселение, его часто навещали короли новой Астурийской династии. Уже Фруэла возвел здесь собор Спасителя; затем здесь же были совершены и захоронения королевских особ, что явилось дополнительным фактором привлечения внимания к городку. Альфонсо II приложил большие старания для его возвышения, сделав местом пребывания своего двора: при нем началось сооружение городских стен, при нем здесь была основана епископская кафедра, получившая город в качестве своего владения, при нем в кафедральный собор была доставлена большая часть реликвий, составивших славу Овьедо.

После периода некоторого упадка в X в. Овьедо расцветает при Фернандо I и Альфонсо VI, которые неоднократно припадали к его святыням и праху похороненных здесь предков. Но причина его подъема и известности не только и не столько в королевском благоволении. Они совпали — и были порождены ими — с такими взаимосвязанными явлениями, как движение за обновление церкви, оформление культа св. Иакова Компостельского, усиление Реконкисты и активное использование «дороги франков». Результатом их взаимодействия стало распространение многочисленных легенд о святынях Овьедо в устной традиции, затем получившей письменное оформление и дошедшей в таком виде и до XV в., к которому относится и инвентарь реликвий, отрывок из которого был приведен выше. [198]

Подобные инвентари появились в конце XI в. Овьедо вошел в «путеводители» по «дороге франков», стал знаменит своими чудесами. Слава города вышла за пределы округи. Английский участник похода крестоносцев, осады и захвата Лиссабона 1147 г. Осборн, рассказывая о приближении кораблей к побережью Пиренейского полуострова, отмечал: «На следующий день мы… счастливо добрались в Испанию, в порт Святого Спасителя… Он на десять миль отстоит от города Овьедо, в котором находится церковь Св. Спасителя с реликвиями, самыми ценными во всей Испании»².

Овьедо приобрел на полуострове репутацию второго после Сант-Яго де Компостела центра поклонения, куда ехали специально или заворачивали по пути в Компостелу. Дорога к Овьедо, через горные цепи и перевалы, была достаточно трудна, что также повышало ее притягательность для паломников как пути покаяния и подвига. Фактически в это время город живет за счет, или благодаря, паломничеству. Поток пилигримов вызвал к жизни, как и в других городах по «дороге франков», и ремесленное производство, и особые приюты для путешественников.

То, что не только ежедневная жизнь города, но и его хозяйство были тесно связаны и зависели от паломников, т. е. участников и стремящихся обрести причастность к сакральному действу, достаточно понятно и может быть прослежено на примере не только Овьедо, но и других подобных городов. В нашем случае свидетельством этого и в то же время свидетельством осознания этого факта — может служить деятельность епископа Хуана (с 1344 г.). Получив диоцез в довольно плачевном состоянии он пытался восстановить и славу, и достаток города: он учредил братство Спасителя, в которое мог вступить любой за взнос в 12 мараведи, приобрел право индульгенций. Изменение внутреннего характера движения паломников — от обета покаяния к получению отпущения грехов, если говорить очень кратко — породило и новые формы деятельности церкви Овьедо. Таким образом, некая сакральная субстанция — духовное основание возможности отпускать грехи — становится источником дохода. Более того, в своей просьбе к папе о даровании права индульгенции епископ Овьедо вполне осознает этот факт, мотивируя свою просьбу желанием возродить славу собора и богатство города и епархии ³. То явление, которое М. Блок обозначил как неотделенность материального и духовного мира (или реального и сверхъестественного), находит здесь весьма прямое выражение, а город паломников являет собой наиболее яркий, откровенный пример наложения, совпадения реального и сакрального пространств.

Чудо было одной из форм, может быть, наиболее яркой и явной, контакта этих двух пространств, двух уровней — прорывом сакрального [199] в повседневность. И в то же время чудотворная способность святыни, церкви, города была, как известно, знаком их силы и значимости. Выше мы привели описание чудесного создания Ангельского креста. Чудеса в Овьедо, естественно, случались и позже. Историю одного из них донесла до нас грамота 1415 г. ⁴ И если само по себе чудо было достаточно «ординарным» — обретение речи немым, — то восприятие его и сама грамота, его отразившая, весьма любопытны. Приведу текст документа полностью:

«В городе Овьедо, в пятницу, на третий день месяца мая, в год от рождества спасителя нашего Иисуса Христа тысяча четыреста пятнадцатый, в присутствии меня, Иоанна Фернандиса, королевского нотария нашего сеньора благороднейшего короля дона Хуана в указанном городе; и меня, Альфонсо Диаса, каноника церкви Овьедо, апостолического нотария, и свидетелей, поименованных ниже, бывших в этот день в кафедральной церкви Святого Спасителя указанного города, после того, как прозвонили к вечерне, в то время как на хорах пребывала коллегия указанной церкви, и пели молитву, в указанную церковь вошли вместе (дословно — «одной компанией». — О. В.) пять человек: один из них назвался Франсиско де Арбенга, с побережья Генуи, и другой — Лоренсо де Шардо, из Сальмоны, из королевства Неаполь, и еще один Иоанн де Саграбиа. и еще Иакоб, его брат, и еще один, который казался немым и не говорил. И они преклонили колени перед большим алтарем указанной церкви, совершая молитвы. И в то время как указанная коллегия, стоя на коленях, пела комплеторий Salve Regina, указанный человек, который не говорил, начал слабеть и лицо его покрылось потом. И господь Бог, отец всемогущий, который совершил и совершает каждый день множество чудес, ниспослал на него свою благодать, и он тогда начал говорить и возносить благодарности Богу за благо и милость, которые тот ему содеял.

И мы, указанные нотарии, которые там были, начали выяснять, как его имя и откуда он и говорил ли он когда-нибудь. И указанный человек говорил и отвечал нам, что носит имя Доминго Иньиго, житель Кабаньяс, деревни, которая, как он говорит, находится под Теруэлем, в королевстве Арагон, и что он был пастухом, который пас скот; и что с первого дня поста в этом году у него была отнята речь таким образом, что никогда с тех пор и до этих он не говорил и не мог говорить. И что он был вынужден во всех землях королевства Арагон искать знатоков, которые бы его исцелили от этой немоты, и что нигде не мог найти такого умельца, который бы смог его от этого исцелить, несмотря на то, что за это брались лекари Святого Отца. И что потом он испросил у брата Висенте в городе Сарагоса, где, как он сказал, тот был, чтобы тот исцелил его от этого; и что был с ним тринадцать дней ради этого. И что когда указанный брат Висенте увидел, что он не может [200] говорить, он повелел ему идти в паломничество к указанной церкви Святого Спасителя и носить ради покаяния на шее железное кольцо, чтобы добрые люди, видя это, давали ему милостыню из любви к Богу. И что он повелел ему, чтобы за три дневных перехода до того, как прибыть в указанную церковь, он шел босым и чтобы постился три дня; и сделав так, пусть вверит себя Спасителю мира, чтобы он исцелил его в указанной церкви Святого Спасителя, где он будет, или в церкви Святого Иакова в Галисии. И он, по повелению указанного брата Висенте, совершил все это. И указанные Франсиско и Лоренсо, и Хуан, и Иакоб, когда увидели, какое чудо совершил Бог в указанной церкви с указанным Доминго, вознесли бесчисленные благодарности Богу и начали плакать в великой радости, что они это услышали.

И все они поклялись на кресте, которого касались правыми руками; и сказали указанные Франсиско и Лоренсо, что шли с ним пятнадцать дней, а указанные Иоанн и Иакоб три дня, и никогда не видели и не слышали, чтобы он говорил. И что поскольку он не говорил по дороге и не мог просить ни пищу, ни что-либо другое для своего пропитания, они делились с ним той милостью, какую давал им Бог, на указанной дороге и вели его до указанного города.

И те из указанной коллегии, кто там был, увидев, что Бог сотворил там столь великое чудо с указанным Доминго, велели звонить в колокола указанной церкви и потом устроили процессию, вознеся множество благодарностей Богу за благо и милость, которые он содеял в указанной церкви указанному Доминго.

И говорили, что просят и молят, и просили и молили нас, указанных нотариев, чтобы мы дали им свидетельство, подписанное нашими подписями, обо всем этом, как оно произошло, и чтобы в указанной церкви это было записано и обнародовано и удостоверено, дабы верили в то, что это видели и слышали.

Свидетели, которые присутствовали при этом: Альвар Фернандис, бакалавр, и Перо Гутерис де Вильегас, и Фернанд Перес и Иоан Мансо и Гонсало Фернандис и Фернанд Гонсалес Моран и Монин Гарсиа и Иоан Альфонсо из Совета и Мартин Иоан, сотрапезники указанной церкви; и Андрес Перес, регент указанной церкви; и Фернанд Перес и Иоан Рувио и Гонсало Родригес де Арройо, клирики; и Перо Гонсалес, капеллан Лугонес и Гонсало Фернандис де Маринес; и Николас Фернандис и Альфонсо Фернандис его брат, золотых дел мастера; и Иоан Альварес де Правиа и Перо Фернандо де Пилонья, и Альфонсо Мартинес, плотник, жители этого города, и другие.

И я, указанный Иоанн Фернандис, королевский нотарий, указанный выше, присутствовал при этом, описанном выше, вместе с указанным Альфонсо Диасом, каноником и нотарием, и выше указанными свидетелями, по просьбе и настоянию указанной коллегии указанной церкви написал это свидетельство и поставил здесь свою подпись, свидетельствуя истину, и она такова [подпись]. Иоанн Фернандис, нотарий». [201]

Я намеренно сохранила стиль документа, чтобы подчеркнуть его сугубый канцеляризм. Он проявляется, кстати, и в предельной точности формулировок и описаний, например, «не говорил и не мог говорить», с употреблении термина jornade — «день, дневной переход, а не dia — просто «день»; обращает на себя внимание подробность и внимательность почти физиологического описания момента снисхождения благодати на немого — и это понятно, он должен был быть отмечен явлениями необычными. Документ точно следует за событийной канвой, не называя имени немого до тех пор, пока он не заговорил и сам не сказал, как его величать. С одной стороны, это также служит «гарантией» точности изображения, описания чудесного события, с другой — невольно создает некий драматический эффект перехода, превращения безымянного некто в избранника Господа. Тщательное соблюдение формы документа и соответственно отраженной в нем процедуры (клятва на кресте, свидетельские показания спутников, нотариальная запись, свидетельские подписи) акцентирует восприятие чудесного исцеления как юридического казуса. Особенно, характерно заявление о необходимости фиксации такого рода данных о чуде для того, чтобы в него верили.

С другой стороны, такая же точность в мелочах присуща и рекомендациям, которые должен был выполнить немой по дороге к Овьедо, чтобы обрести речь. Но если в первом случае она обязана юридической природе документа, то во втором — это, скорее, легко узнаваемый формализм ритуала (пост, босоногость, клятва на кресте правыми руками).

Пронизанность повседневной средневековой жизни ритуалом, ритуальным сознанием вообще, и особая в этом смысле судьба на протяжении семи веков Овьедо сделали чудо 1415 г. важным, но «нормальным» событием. Достаточно сопоставить грамоту славного нотария Иоанна Фернандиса с описанием чуда Ангельского креста. Чудо с немым осмысляется в совершенно иных образах и словах, в категориях повседневности, как частный случай сакрального слоя жизни города.

В свою очередь, Овьедо и сам представляет собой частный случай, один из вариантов городской и — шире — средневековой жизни, в котором лишь более, чем обычно, акцентирован этот слой существования человека. И в этом смысле чудо настолько же элемент мира повседневного, как и мира сверхъестественного.

Комментарии

1. Ruiz de la Pena J. I., Suarez Beltran S. et al. Las peregrinaciones a San Salvador de Oviedo en la Edad Media. Oviedo, 1990. Apendice documental. N 9.

2. РМН. Scriptores. Р. 393.

3. Ruiz de 1а Pеnа J. I., Suarez Beltran S. et al. Ор. сit. Apendice documental, № 9.

4. Ibid. № 7.

(пер. О. И. Варьяш)
Текст воспроизведен по изданию: Чудо и повседневность средневекового города // Средние века, Вып. 60. 1997