ФРАНСИСКО ДЕ ХЕРЕС. ЗАВОЕВАНИЕ ПЕРУ И ПРОВИНЦИИ КУСКО (Отрывки в переводе Л. А. Яковлева)

ФРАНСИСКО ДЕ ХЕРЕС. ЗАВОЕВАНИЕ ПЕРУ И ПРОВИНЦИИ КУСКО (Отрывки в переводе Л. А. Яковлева)

Франсиско де Херес: 1497—?.

Испанский хронист, секретарь Франсиско Писарро — покорителя Перу, вместе с которым участвовал в завоевании страны. В 1534 г., вернувшись в Испанию, стал королевским секретарем. В том же году им была написана хроника “Правдивое повествование о завоевании Перу”, опубликованная в 1535 г. Центральной идеей хроники является мысль о справедливости конкисты. Автор не испытывает ни симпатии, ни сострадания к покоренным инкам, изображая их как “погрязших в сатанинских грехах животных”. В хронике подробно описана история пленения и казни правителя инкского государства Атабалипы (Атауальпы). Много места посвящено деятельности Франсиско Писарро, но автор не идеализирует его, показывая и жестокость, и вероломство, и следование принципу “разделяй и властвуй” в борьбе с инкскими правителями. В то же время индейский вождь изображен умным, проницательным правителем, сохраняющим достоинство даже в плену; тем не менее Херес оправдывает деяния Писарро, который, по его мнению, действует во славу испанского короля и истинной христианской веры.

Фрагмент публикуется на русском языке впервые; перевод выполнен по изданию: Cronicas de la conquista del Peru. Mexico. 1957.

Дошли до губернатора слухи (Губернатор Франсиско Писарро (между 1470 и 1475—1541); испанский конкистадор, участник экспедиций в Новую Андалусию, Панаму (1509-1513 гг.). В 1524 г. возглавил отряд, отправившийся на поиски Эльдорадо (в Перу). После возвращения в Испанию был назначен капитан-генералом Перу (впоследствии стал губернатором). В 1531 г. начал новый завоевательный поход и вторгся на территорию инкского государства Тауантиисуйу, захватил в плен и казнил верховного правителя Атауальпу. Утвердив власть Испании над инкскими владениями, превратил Перу в базу для расширения испанского владычества. Начал захват территории Кито (современный Эквадор), Верхнего Перу (современная Боливия), части Аргентины и Чили. Основал города Лима и Трухильо. В 1537 г. между Писарро и его братьями, с одной стороны, и Диего де Альмагро — с другой, вспыхнула междоусобная борьба за власть, закончившаяся казнью Альмагро. В 1541 г. Франсиско Писарро был убит в собственном доме заговорщиками во главе с Диего де Альмагро младшим) о том, что по дороге на Чинчу и Куско находится множество больших и богатых селений, и что в двенадцати или пятнадцати дневных переходах от них лежит населенная долина под названием Кахамалька (Кахамалька — один из важнейших городов империи инков Тауантинсуйу. Современное название — Кахамарка. (В настоящем фрагменте здесь и далее примеч. исп. издателя.)), где правит Атабалипа (Атабалипа (правильно: Атауальпа; 1500-1533) — последний правитель государства инков Тауантинсуйу), и что он самый известный сеньор среди местных жителей, которые его очень чтят и беспрекословно ему подчиняются; об Атабалипе также было известно, что родом он издалека, откуда пришел как завоеватель, а дойдя до провинции Кахамалька, славной богатством и очень мирной, обосновался здесь и уже из этих мест продолжал завоевывать новые земли. Правитель этот внушал такой страх жителям земель, прилегающих к реке, что они никак не подчинялись, как должно, службе Его Величеству и, наоборот, твердили, что только Атабалипа, и никто другой, их правитель и что малой доли его войска достаточно, чтобы разделаться со всеми христианами. Так эти люди боялись жестокого правителя. Губернатор решил отправиться на розыск Атабалипы, чтобы подчинить его королевской власти и чтобы умиротворить его провинции, ибо, только захватив правителя, можно быстро утихомирить всю округу.

И отправился губернатор из города Сан-Мигель на поиски Атабалипы 24-го дня сентября месяца года 1532-го… Прибыл к городу Кахамалька губернатор в пятницу, 15 ноября года 1532-го от Рождества Христова. На рассвете, построив в ряд своих людей, губернатор тронулся в путь и остановился, не дойдя одной лиги до Кахамальки [129] ожидая, пока подойдет арьергард. Все пешие солдаты и верховые держали оружие наготове; губернатор, дабы войти в город, расставил всех в строгом порядке и построил пеших и конных по трое в ряд. Таким строем испанцы продолжали путь, и одновременно губернатор выслал гонцов к Атабалипе с предложением прийти в Кахамальку для встречи с ним. Подходя к въезду в Кахамальку, на склоне горы в одной лиге оттуда они увидели лагерь Атабалипы. В центре города находится большая площадь, окруженная глинобитной стеной и жилыми домами; не увидев людей, губернатор остановился на этой площади, отослал гонца к Атабалипе с извещением о своем прибытии и с приглашением встретиться и просьбой указать, где можно разместиться. В то же время он приказал осмотреть поселение и подыскать, не найдется ли более надежное место, и приказал всем оставаться на площади, а верховым не спешиваться, пока не подойдет Атабалипа. Более подходящего места, чем площадь, не нашлось. Город этот главный в долине, он раскинулся на склоне ровного плоскогорья длиною в одну лигу; по пологой долине протекают две речки; с одной стороны долина густо заселена, а с другой ограничена горами. В городе проживают до двух тысяч человек; у въезда через реки перекинуто два моста. Городская площадь, побольше любой в Испании, со всех сторон окружена стеной с двумя воротами, выходящими на улицы селения. Дома в длину имеют более двух сотен шагов и построены весьма добротно, все они огорожены крепкими стенами высотой в три эстадо; крыши крыты соломой, а стены обшиты тесом; внутри дом разделен на восемь комнат, отделанных лучше, чем остальные помещения.
Стены в комнатах сложены из хорошо обработанного камня, и все эти помещения окружены каменной стеной с воротами; на внутренних дворах для домашних нужд сделаны бассейны с водой, подведенной по трубам. В передней части площади, в сторону поля, располагается каменная крепость с лестницей из тесаного камня, по которой с площади можно к ней подняться, а в передней части крепости, уже со стороны поля, есть еще одна небольшая высоко расположенная дверь, к которой ведет узкая лестница, но не выходящая за ограду площади. Над селением, на склоне горы, где стоят дома, тоже возвышается крепость, еще большая по своим размерам и ограниченная с одной стороны высокой скалой, а с трех других стенами. Ее башня напоминает улитку. Обе крепости не походят на творения рук индейских мастеров. Между горой и этой большой площадью разместилась площадь поменьше, застроенная домами, где находилось множество женщин, прислуг Атабалипы. Перед поселением расположено строение, окруженное глинобитной оградой, внутри которой посажены деревья. Говорят, что это дом Солнца, ибо в каждом селении [130] есть такие мечети, посвященные Солнцу. В городе есть еще несколько подобных мечетей, и по всему этому краю они почитаются священными; и прежде чем войти туда, снимают обувь и оставляют у входа. Люди во всех этих селениях, с тех пор как обосновались в горах, считают себя на голову выше оставшихся внизу, ибо здесь они очистились и стали умнее, а женщины — целомудренней. Местные женщины поверх рубахи повязывают талию искусно сделанным поясом, а затем надевают длинную, почти до щиколоток накидку, похожую на мантилью. Мужчины носят рубашку без рукавов и сверху накидку. Все женщины дома ткут полотно из шерсти и хлопка и шьют нужную одежду, а обувь, напоминающую туфли, тоже изготавливают из шерстяных и хлопковых тканей. Уже смеркалось, когда губернатор, ожидавший вместе со своими солдатами прихода Атабалипы или хотя бы указаний, как им разместиться, отослал капитана с двадцатью верховыми к Атабалипе и велел передать, чтоб тот явился переговорить; причем капитану приказано было мирно вести себя и не вызывать никаких ненужных осложнений и споров с людьми Атабалипы, даже если они будут побуждать к этому; и лучше всего, чтобы он сам лично поговорил с Атабалипой и вернулся с ответом. Когда капитан был уже примерно на полпути, губернатор поднялся на крепостную стену и оттуда увидел огромную толпу индейцев, вышедших из лагеря. Так как испанцы не могли видеть, какая им угрожает опасность, губернатор, чтобы предупредить их и спасти, послал еще двадцать верховых во главе с капитаном, своим братом, и приказал подойти скрытно и без шума. Вскоре начался сильный дождь с градом, и губернатор распорядился, чтобы солдаты разместились в комнатах дворца Атабалипы, а капитану-артиллеристу приказал вместе с пушками подняться в крепость. И тут неожиданно появился индеец от Атабалипы и передал, чтоб они размещались, где пожелают, но только не в крепости на площади; а Атабалипа прийти не может, ибо сейчас постится. Губернатор ответствовал, что так и поступит и что послал своего брата просить Атабалипу приехать повидаться, ибо ему очень хочется с ним познакомиться после всего, что о нем наслышан. С тем посланец и уехал, а капитан Эрнандо Писарро (Капитан Эрнандо Писарро — испанский конкистадор, брат губернатора Франсиско Писарро) с солдатами возвратились уже в темноте. Явившись к губернатору, они рассказали, что с большим трудом преодолели болото, которое казалось сначала хорошей дорогой, ибо сразу же за селением начинается широкая, мощенная камнем и засыпанная землей дорога, почти до самого лагеря Атабалипы, но и по болоту она проходит, так что пришлось обойти стороной; и что по дороге к лагерю преодолели вброд две реки; и что перед самим лагерем протекает еще одна река, через которую индейцы переходят по мосту; и что с этой стороны лагерь [131] окружен водой; и что капитан, пошедший первым, оставил людей на этом берегу, дабы они не ввязались в драку, и сам перешел вброд вместе с толмачом, ибо боялся, что на мосту лошадь провалится; и что, перейдя, ему пришлось пройти сквозь целый эскадрон индейцев, изготовившихся к бою; и, наконец, дойдя до расположения Атабалипы, увидел на площади не менее четырехсот индейцев, очевидно, из его личной охраны; правитель у входа в свой шатер сидел в низком кресле, и перед ним на земле множество индейцев, женщины же, стоя, почти окружали его со всех сторон. У Атабалипы на голове было надето украшение из темно-красных, блестящих, как шелк, шерстяных нитей, кистями спускавшихся на лоб и закрепленных шнуром, два конца которого свисали, почти закрывая глаза; украшение делало его еще более грозным, чем он был на самом деле; взглядом он буравил землю, ни на кого не глядя; представ пред ним, капитан сказал через толмача, что он, капитан, послан губернатором повидать его и передать, сколь радостно тому будет увидеть правителя, если он соизволит лично явиться к сеньору губернатору; многое еще сказал капитан, на что Атабалипа никак не откликнулся и даже не взглянул на него, и лишь один из его вельмож отвечал на сказанное капитаном. В это время к реке, где остались испанцы, подошел второй капитан, посланный вдогонку, и спросил, где их командир, и в ответ узнал, что тот ведет переговоры с касиком. Оставив там же своих солдат, капитан перешел через реку и подошел к Атабалипе; и первым пришедший капитан сказал: “Это один из братьев губернатора; прими его, он пришел тебя повидать”. Только тогда касик поднял глаза и произнес: “Маисабилика, мой капитан, который стоит на реке Сурикара (Турикарами), известил меня о том, как вы жестоко обращаетесь с касиками и заковываете их в цепи, и прислал железные кандалы, и сообщил, что в ответ на эти злодеяния убил трех христиан и лошадь. Но несмотря на это я собираюсь утром отправиться повидаться с губернатором и хотел бы стать другом христиан, потому что верю в их доброту”. Эрнандо Писарро ответил: “Маисабилика — подлый человек. И его, и всех индейцев, живущих на той реке, всего лишь один христианин мог бы уничтожить. Куда уж ему, немощному цыпленку, убивать христиан и лошадей! И губернатор, и все остальные христиане хорошо обращаются с касиками, если они не хотят воевать; к тем же, кто ищет дружбы, отношение очень хорошее, а все, кто хочет войны, ее и получают; когда ты сам убедишься, как поступают христиане, помогая тебе в войне против твоих врагов, то увидишь, какой Маисабилика лжец”. Атабалипа [132] промолвил: “Один касик не хочет мне подчиниться, и мои люди вместе с вами пойдут войной против него”. Эрнандо Писарро ответил: “Дабы разгромить одного касика, как бы много людей у него ни было, даже и не потребуются твои индейцы — достаточно послать десятерых испанцев на лошадях”. Атабалипа рассмеялся и предложил выпить, но капитаны, дабы не пить их пойло, ответили, что они постятся. После настойчивых уговоров им пришлось сдаться. Тут появились женщины с золотыми стаканами, наполненными маисовой чичей. Не произнося ни слова, Атабалипа только взглянул на них, и они мгновенно исчезли, а затем вернулись, но уже с еще большими золотыми стаканами и стали угощать христиан. Затем они распрощались, а Атабалипа пообещал на следующее утро посетить губернатора. Лагерь Атабалипы расположился на склоне небольшой возвышенности, а ряд палаток из хлопковой ткани растянулся в длину на целую лигу; шатер Атабалипы возвышался в центре. Все индейцы высыпали из палаток на поляну, а длинные копья, напоминающие пики, воткнули в землю. Капитанам показалось, что в лагере более тридцати тысяч воинов. Узнав все, что с ними произошло, губернатор приказал на ночь поставить в лагере надежную охрану, а капитан-генералу тщательно ее проверять, и дозоры чтоб всю ночь ходили вокруг лагеря, что и было выполнено. Наступила суббота, и утром к губернатору прибыл гонец от Атабалипы и от его имени сказал: “Мой господин прислал меня сообщить, что он желает прийти на встречу и возьмет с собой вооруженных воинов, ведь ты вчера послал своих людей в полном вооружении, и просит также прислать к нему христианина-проводника”. На что губернатор ответил: “Передай своему господину, пусть приходит в добрый час как и с кем хочет, и, как бы то ни было, я приму его как друга и брата, но передай также, что у нас не принято посылать друг к другу кого-либо третьего, если встречаются два уважаемых сеньора”. С тем ответом посланник ушел; а с крепостной башни испанские дозорные увидели, как в лагере его окружили множество воинов. Вскоре явился еще один гонец, заявивший губернатору: “Атабалипа просит передать тебе, что не возьмет с собой вооруженных воинов; хоть они с ним и придут, но безоружные; он хочет привести людей с собой и разместить в этом селении, а ему, чтоб освободили дом на площади, где он всегда останавливается и который называется “Домом змеи”, ибо там стоит каменное изображение змеи”. Губернатор согласился со всем и пожелал, чтобы Атабалипа приходил поскорее, ибо с нетерпением ожидает его. Вскоре испанцы увидели, как все поле заполонила огромная толпа; продвигаясь в сторону селения, люди то и дело останавливались и поджидали выходивших вслед за ними из лагеря; до самого вечера непрерывным потоком шли и шли индейцы [133] по дороге; они были разбиты на отряды. Преодолев все трудности дороги, они уже остановились неподалеку от расположения христиан, а из лагеря все еще выходили индейцы. Губернатор втайне приказал всем испанцам вооружиться, взнуздать и оседлать лошадей, разделившись на три отряда, но чтоб никто не выходил из домов на площадь; капитану артиллерии приказано было повернуть пушки в сторону лагеря противника и, когда потребуется, стрелять. На ведущих к площади улицах устроили засады, а при себе в своем доме губернатор оставил двадцать воинов, с которыми в случае надобности мог захватить Атабалипу. Атабалипу губернатор приказал взять живым, а до выстрела из пушки никому не выходить из домов на площадь, даже если индейцы появятся здесь. Губернатор заверил, что дозорные разгадают коварные действа индейцев, и он всем сообщит, когда нужно выходить, и все вместе с верховыми на лошадях оставят укрытия, услышав возглас “Сантьяго”.

Распорядившись таким образом, губернатор ожидал появления Атабалипы. На площади не было ни единого христианина, за исключением дозорного, который сообщал о том, что происходит в стане противника. Губернатор и капитан-генерал обходили помещения, где расположились испанцы, и видели, каким те горят нетерпением вступить в бой, как только потребуется; и всем они советовали превратить в крепость свои сердца, так как надеяться им не на что, кроме как на помощь Всевышнего, который, когда это больше всего необходимо, приходит на помощь верным ему христианам; и что, хоть и приходится на каждого испанца по пятьсот индейцев, они найдут в себе силы, которые приведут к победе; и чтоб помнили, что Бог в бою вместе с ними; и чтоб, как только начнется, они грозной силой, но осмотрительно бросились на врага, а верховые чтоб не сталкивались друг с другом. С такими или подобными словами обратились губернатор и капитан-генерал, вдохновляя христиан, которые и сами по себе рвались в бой и вовсе не хотели сидеть по домам. В душе каждый испанец, казалось, готов был сразиться сразу за сто человек; никакого страха они не ведали пред этой огромной толпой.

Губернатор, видя, что солнце клонится к закату и Атабалипа еще не трогается в путь с места своей стоянки, а народ все прибывает и прибывает, послал к нему испанца сказать, чтоб тот вошел в крепость и встретился с ним до наступления темноты. Придя туда, посланник выразил свое почтение и знаками объяснил, чтоб тот направился к губернатору. После чего Атабалипа вместе со своими воинами тронулся в путь; испанец вернулся раньше и сообщил губернатору, что Атабалипа идет и что воины передового отряда скрывают оружие под одеждой — камзолами из очень плотной хлопковой ткани, а кроме того, у них с собой [134] пращи и полные мешки камней; и чувствуется, что намерения у них коварные. Тут же голова колонны стала входить на площадь; впереди шел отряд индейцев, одетых в яркие, расцвеченные наподобие шахматной доски одежды, похожие на ливрею; они расчищали дорогу от малейшего мусора и тщательно подметали. За ними шли еще три отряда, одетых иначе, и все пели и танцевали. Затем шла большая толпа людей с яркими украшениями и в головных уборах из золота и серебра. Среди них и находился Атабалипа в закрытых носилках, разукрашенных яркими разноцветными перьями попугаев и отделанных листовым золотом и серебром.

Несли Атабалипу очень много индейцев, а за ними следовали еще двое носилок и два гамака, в коих восседали важные персоны; затем, разбитые на отряды, следовали индейцы с золотыми и серебряными венками на голове. Когда первые отряды вошли на площадь, они потеснились и дали место другим. Оказавшись в центре площади, Атабалипа распорядился всем оставаться на местах, а носилки, в которых сидели он и его приближенные, подняли повыше; люди все продолжали заполнять площадь. Вдруг из первых рядов вышел капитан и поднялся на крепостную стену, за которой разместилась артиллерия, он дважды стукнул копьем, как бы подавая какой-то сигнал. Губернатор, все видевший, спросил фрая Висенте, не хочет ли тот поговорить с Атабалипой с помощью толмача; и он согласился и отправился к Атабалипе, держа в одной руке крест, и в другой — Библию; пройдя сквозь толпу, он подошел к Атабалипе и через толмача обратился к нему: “Я — служитель Бога и наставляю на путь истинный христиан, с тем же я пришел к вам. Я наставляю тому, что говорит нам сам Господь и что содержится вот в этой книге, а поэтому от его имени и от имени всех христиан прошу тебя быть ему другом, так угодно Господу нашему, и да прийдет к тебе благополучие; а теперь ступай и поговори с губернатором, который ждет тебя”. Атабалипа сказал, чтоб дали ему взглянуть на книгу, и фрай передал ее, не раскрывая; видя, что тот никак не может развернуть книгу, монах протянул руку, дабы раскрыть, но Атабалипа с величайшим презрением ударил фрая Висенте по руке, не позволяя дотронуться; после долгих и упорных трудов он раскрыл се сам. Его, в отличие от других индейцев, не поразили ни буквы, ни бумага книги, и он отшвырнул ее на пять-шесть шагов от себя. А на слова, сказанные монахом через толмача, с высокомерием произнес: “Я хорошо знаю, чего вы достигли на этом пути, как обращаетесь с моими касиками, как забрали всю одежду из хижин”. Монах ответил: “Христиане не делали этого, индейцы сами принесли одежду без ведома губернатора, а узнав, он приказал все позвратить”, и Атабалипа сказал: “Я отсюда не уйду, пока [135] мне все не вернут”. С таким ответом монах вернулся к губернатору. Атабалипа же во весь рост поднялся на носилках и призвал своих людей быть ко всему готовыми.

Монах рассказал губернатору, что произошло при встрече с Атабалипой и как тот бросил на землю Священное писание. Тогда губернатор облачился в боевые доспехи, взял меч и щит и с находившимися при нем испанцами смело вошел в толпу индейцев; лишь четыре человека вместе с ним смогли пробиться к носилкам Атабалипы, и губернатор бесстрашно схватил его за левую руку, произнося: “Сантьяго”. Сразу же раздались выстрелы и зазвучали трубы, и вышли из укрытий пешие и конные солдаты. Индейцы, увидев скачущих лошадей, бросились в беспорядке бежать с площади; возникла такая давка, что сломали ограду площади и многие в проеме попадали друг на друга, а верховые вдогонку за бегущими летели прямо через них, многих ранив и убив. Пешие солдаты, разя мечом, так быстро расправились с оставшимися на площади, что вскоре полностью очистили ее. Губернатор все еще держал за руку Атабалипу, которого никак не мог стянуть с носилок. Но тут испанцы бросились на тех, кто держал носилки, и всех убили; если б губернатор не защитил Атабалипу, тотчас высокомерный вождь и расплатился бы за все содеянное зло. А губернатор при этом был легко ранен в руку. Ни один индеец за это время не поднял оружия против испанцев, ибо столь дикий ужас овладел ими при виде губернатора среди них, и при внезапных выстрелах артиллерии, и при грохоте лошадиных копыт — а такого они никогда не видели,— что предпочли в панике броситься бежать, спасая жизнь, нежели вступить в бой. Все, кто нес носилки Атабалипы, казалось, были важными персонами, и все они погибли, а также и те, кто следовал за правителем в носилках и гамаках; один из них был приближенным Атабалипы, которого он очень ценил, да и другие были владетельными особами и советниками; погиб и касик, правитель Кахамальки. Умерли еще и другие капитаны, несчетное множество, и все из охраны Атабалипы — весьма знатные сеньоры. Губернатор удалился в свою резиденцию вместе с пленником, на котором одежду разодрали испанцы, пытаясь снять его с носилок. Чудом показалось пленение в столь краткий срок могущественного владыки. Губернатор приказал хоть из-под земли достать одежду и обрядить Атабалипу; вот как, смягчая обиду и замешательство правителя, вдруг оказавшегося низвергнутым, обратился к нему губернатор: “Не считай позором потерпеть поражение и стать пленником, ибо христиане со мной, хоть их и мало, завоевали гораздо большие земли, чем твоя, и разгромили более крупных правителей, чем ты, подчинив их господству императора, чьим вассалом я являюсь. Он правит всей Испанией и остальным миром, и по его приказу мы [136] пришли завоевывать эти земли, дабы познали вы учение Господа нашего и святую католическую веру; на эти добрые намерения наставил нас сам Бог, создатель неба, и земли, и всего сущего; и вы должны познать сие и покончить с варварством и грешной жизнию, в которой пребываете; сколь нас ни мало, но многих уже мы привлекли на свою сторону; и коль скоро вы поймете, в каком грехе существовали, увидите, сколь благостен приход наш на эти земли по велению Его Величества; и должен ты быть счастлив, что потерпел поражение не от жестокосердного, никого не щадящего народа, каковыми вы являетесь; мы же милосердны с побежденными врагами и воюем лишь с теми, кто сам на нас войной идет; мы можем полностью изничтожить противника, но не делаем этого, стараясь прежде примириться; так, я захватил касика, правителя острова, и даровал ему жизнь, дабы впредь он вел себя правильно; то же произошло и с правителями Тумбеса и Чилимаса (Современное название — Килимари), а также с другими, находившимися в моей власти и заслуживавшими смерти, но прощенными мною. И если ты оказался пленником, твое войско разгромленным и погубленным, так случилось оттого, что ты втайне выступил с таким большим войском против нас, хотя я не раз умолял прийти с миром, к тому же ты швырнул на землю книгу, где записаны слова Всевышнего, а потому Бог позволил покарать твою гордыню и истребовать, чтоб ни один индеец не мог впредь оскорбить христианина”.

После сих слов губернатора ответил Атабалипа, будто ввели его в заблуждение военачальники, которые говорили, чтоб он не обращал внимания на испанцев; сам-то он желал мира, а вот советники не дозволяли с миром прийти, а теперь все погибли. Он и сам убедился в доброте и высоком духе испанцев, а Маисабилика лгал, рассказывая небылицы о христианах. Видя, что наступает ночь, а кинувшиеся в погоню за индейцами еще не вернулись с поля боя, губернатор приказал дать залп из пушек и просигналить в трубы сбор солдат. Спустя некоторое время в лагерь вернулись солдаты и привели более трех тысяч оставшихся в живых пленных. Губернатор спросил, нет ли раненых среди своих. И капитан-генерал, вернувшийся вместе со всеми, доложил, что легко ранена лишь одна лошадь. Губернатор с восторгом воскликнул:

“Благодарю Бога, благодетеля нашего, и все вместе мы должны благодарить Его за великое чудо, свершенное им в этот день; мы воистину можем верить, что без сей всемогущей помощи, оказанной нам, мы не смогли бы добраться до этой земли, а тем более победить такое несметное войско, и да подвигнет Он нас на новые подвиги и примет в свою Святую обитель. Теперь, сеньоры, после [137] утомительного боя вы все заслужили отдых и расходитесь по своим местам, но хоть Господь и даровал нам победу, нельзя нам сейчас успокаиваться, ибо коварен и хитер враг, а вот этого сеньора (как мы видим), напуганного и покоренного, его сообщники наверняка попытаются подлостью и хитростью вырвать из наших рук. В эту ночь и все последующие следует выставить хорошую охрану часовых и патрульных, дабы нас не застали врасплох”.

Затем все отправились ужинать, а губернатор пригласил Атабалипу к своему столу и обращался с ним очень почтительно, как с равным. После ужина губернатор приказал позвать пленных женщин, дабы передать Атабалипе в услужение тех, кого он выберет. На ночь губернатор распорядился оставить Атабалипу в том же доме, где спал сам, дабы тот не чувствовал себя пленником, но с надежной охраной.

Эта битва длилась немногим более получаса, ибо началась она уже на закате солнца, и если б не наступившая ночь, то вряд ли вообще кто-либо остался в живых из более чем тридцатитысячного войска. Некоторые даже считают, что в лагере противника было более сорока тысяч; лишь на площади осталось две тысячи убитых, не считая раненых. Нечто примечательное случилось в день этой битвы: лошади, еще накануне не стоявшие на ногах из-за простуды, бросились в бой так рьяно, будто никогда и не болели. В ночь после боя капитан-генерал тщательно проверил и расставил в самых опасных местах часовых и патрули. На следующее утро губернатор отправил капитана с тридцатью всадниками осмотреть поле боя и подобрать брошенное индейцами оружие, а в это время пленных индейцев заставили убрать с площади трупы. Капитан с верховыми собрали все, что находилось за стенами крепости, и до полудня вернулись в лагерь, ведя толпу мужчин и женщин, а также пригнали множество овец и несли и золото, и серебро, и одежду; добыча эта составила восемьдесят тысяч песо золотом, и семь тысяч марок серебром, и четырнадцать изумрудов; золото и серебро были в огромных слитках, в больших и маленьких блюдах и кувшинах и в самых разных сосудах, включая дарохранительницы. Атабалипа объяснил, что вся эта утварь служит ему в качестве столовой посуды, а убежавшие индейцы наверняка захватили с собой еще много разных золотых и серебряных вещей. Губернатор распорядился отпустить всех овец, их было так много, что они заполонили весь лагерь, а христианам разрешил резать в пищу столько овец, сколько захотят; всех захваченных индейцев губернатор повелел вывести на площадь, дабы христиане выбрали себе слуг; всех остальных приказано было отпустить по домам, ибо их насильно из разных провинций забирал Атабалипа для пополнения своего войска. [138]

Кое-кому пришла в голову мысль, что следует всех взятых в плен воинов убить или отрубить им руки. Губернатор не согласился с этим, считая, что нельзя поступать столь бесчеловечно и что хоть и велика власть Атабалипы и удалось ему собрать огромное войско, но все же могущество Господа нашего неизмеримо больше, а благодеяния Его неисчислимы; и что помнить следует — кого спас вчера, спасет и в дальнейшем, ибо намерения христиан благородны: привлечь неверующих варваров к служению Богу и познанию святой католической веры; и что не должно походить на них жестокостью и множить беды, причиняемые войнами; и что достаточно уже и тех воинов, что погибли во вчерашней битве,— их как овец согнали в загон; что нехорошо убивать и причинять страдания. Так всех и отпустили.

В селении Кахамалька обнаружили несколько домов, заполненных до потолка одеждой, упакованной в тюки. Говорят, все это предназначалось для нужд армии Атабалипы. Христиане забрали столько, сколько хотели, а в домах все оставалось будто нетронутым. Эта одежда самая лучшая что ни на есть в Индиях; большая часть изготовлена из очень хорошей мягкой шерсти, а часть из разноцветной хлопковой ткани всевозможных оттенков. А вот какое было найдено оружие и как индейцы воюют. В первых рядах идут пращники, которые мечут небольшие гладкие камни, обработанные вручную, размером с куриное яйцо; у каждого сделанный самим круглый щит, из узких и прочных деревянных полосок; одеты они в стеганые хлопковые камзолы; вслед им идут воины с палицами и боевыми топорами; палицы длиной в полторы сажени, а в толщину такие же, как копья наших верховых, и имеют они металлический набалдашник, величиной с кулак, заканчивающийся пятью или шестью заостренными выступами, каждый толщиной с большой палец; в битве ими орудуют двумя руками; боевые топоры такого же, даже большего, размера, а металлические лезвия шириной в ладонь напоминают алебарду. Некоторые топоры и палицы сделаны из золота и серебра, и ими вооружены военачальники. В следующих рядах воины вооружены небольшими копьями для метания наподобие дротиков; в арьергарде идут копьеносцы с длинными копьями, примерно в тридцать пядей; на левом плече воина лежит набитый хлопком мешок, на который опирается палица. Войско индейцев разделено на отряды, каждый со своим знаменем и командиром, воины действуют столь же согласно, как турки. Некоторые воины носят на голове большие шлемы, надвинутые почти до самых глаз, а сделаны они из дерева, и внутрь вложено много хлопка; шлемы эти покрепче железных. Люди, собранные Атабалипой в оное войско, были весьма искусны и подготовлены в делах ратных, как всякий, кто проводит жизнь в войнах; все они молоды и крепки, всего [139] тысячи его воинов достаточно, дабы опустошить селение в двадцать тысяч жителей. Дом Атабалипы, расположенный в центре его владения, хоть и небольшой по размерам, но выделяется среди других домов индейцев; это квадрат с внутренним двором. в котором устроен бассейн, туда течет по трубе такая горячая вода, что в нее нельзя даже опустить руку. Горячая вода вытекает поблизости из горной скважины. По другой трубе подведена холодная вода, неподалеку эти трубы соединяются, и вода, смешавшись, попадает в бассейн; когда же нужна только холодная или только горячая вода, одну из труб перекрывают. Бассейн большой и выложен камнем, а за домом выложен еще один бассейн, но сработанный гораздо хуже; в него спускаются для купания по каменным ступеням. Целый день Атабалипа проводил на нависшей над садом террасе, с которой попадал прямо в спальню; окно этой комнаты выходит во внутренний двор с бассейном, а с террасы тоже можно спуститься во внутренний двор. Стены в доме просмолены и покрыты охряной краской, этот ярко-красный цвет выглядит очень красиво, и деревянные балки, поддерживающие крышу, выкрашены в тот же яркий цвет; у комнаты, в противоположной спальне, потолок разделен на круглые, как колокол, четыре свода, собирающиеся в центре; стены здесь покрыты известью, белые как снег. Два других помещения предназначены для слуг. Дом этот стоит на берегу реки.

Мы уже рассказывали о победе христиан и о пленении Атабалипы, рассказывали и о его усадьбе, и о войске.

Теперь же речь пойдет об отце Атабалипы и как он стал правителем и еще кое-что об его величии и его государстве; и все это Атабалипа сам поведал губернатору. Отца оного Атабалипы звали Куско, и правил он землями более чем в триста лиг, где все ему повиновались и платили дань. Был родом он из провинции, расположенной далеко за Гито (Гито — имеется в виду Кито (современный Эквадор)), а когда обнаружил другой богатейший, цветущий и мирный край, обосновался там и дал свое имя большому городу назвав его Куско. Перед ним трепетали и одновременно его почитали, считая чуть ли не своим богом, даже во многих селениях стояло его каменное изображение. И было у него не менее ста сыновей и дочерей, большинство коих живы и поныне; всего лишь восемь лет, как он скончался, и своим наследником оставил сына, тоже нареченного именем Куско. (Куско (Уайна Капак; Уайнакана) — 12-й правитель Тауантинсуйу, отец Уаскара, Атауальпы и Манко Инки; так же называлась столица инков) Это сын от его законной жены. Законной называют самую главную и любимую жену. И был он старше Атабалипы. Оному старый Куско завещал правление провинцией Гито, выделенной из других владений, тело Куско захоронено в провинции Гито, где он и скончался, голову [140] же отвезли для поклонения в город Куско и поместили в здании с полом, стенами и потолками, вперемежку облицованными золотыми и серебряными листами. В этом городе есть еще двадцать домов, стены которых как снаружи, так и внутри облицованы тонкими золотыми пластинами. В этом городе много прекрасных зданий. Там же Куско держал свои сокровища; три хижины заполнены были золотом и пять серебром, а кроме того, сто тысяч самородков золота, добытых в рудниках; каждый самородок весит пятьдесят кастельяно; все это им было получено в виде податей с земель, над которыми он господствовал. Перед Куско расположен другой город, Кольяо, через который протекает река, где добывают много золота, а в десятидневном переходе от провинции Кахамалька, в местности под названием Гуанесо (Современное название — Уануко-Вьехо), протекает еще одна река, которая также богата золотом. Во всех этих провинциях много золотых и серебряных приисков. Серебро добывается в горах довольно легко; за день индеец добывает пять или шесть марок; серебро достают смешанное со свинцом, оловом и серой, а затем его очищают от примесей, для чего зажигают в горах костры, бросают туда, и, как только начинает гореть сера, кусочки серебра выпадают на землю; в этих провинциях, Гито и Чинча, больше всего рудников. Оттуда до города Куско сорок дневных переходов для индейцев с грузом; земли здесь густо заселены. Чинча — большое селение и находится как раз на полпути. Во всех этих провинциях очень много овец, немало из них дичают, ибо невозможно усмотреть за быстро растущим стадом. Расположившиеся здесь вместе с губернатором испанцы ежедневно употребляют в пищу до ста пятидесяти овец, и кажется, хватило бы их, пробудь они в этой долине хоть целый год. Да и для индейцев по всей провинции это главный источник пропитания.

Далее Атабалипа рассказал, что после смерти отца он и его брат Куско жили в мире в течение семи лет, каждый на земле, оставленной ему отцом; может, год назад или чуть больше Куско выступил, с тем чтоб захватить его владения; Атабалипа пытался уговорить брата не начинать войну и просил удовольствоваться тем, что оставил ему отец, но тот ни о чем не хотел и слышать; тогда Атабалипа, собрав большое войско, отправился из своей провинции Гито и дошел до Томепомбы, где и произошло сражение. Атабалипа уничтожил более тысячи воинов Куско и вынудил его бежать с поля боя, а так как в селении Томепомба оказали ему сопротивление, он захватил это селение и убил всех жителей; и хотелось Атабалипе уничтожить все соседние селения, но не сделал этого, ибо продолжал преследование войска брата; Куско [141] же бежал в свои земли, а Атабалипа захватывал одно селение за другим, и везде люди, наслышанные о страшной расправе, учиненной в Томепомбе, сдавались без боя. Теперь прошло уже шесть месяцев, как Атабалипа отправил с сорокатысячным войском двух своих самых храбрых помощников,— одного зовут Кискис (Кискис — вождь из Кито, командовал войсками индейцев; активный участник братоубийственной войны Атауальпы против Уаскара, предпоследнего правителя Тауантинсуйу. После смерти Атауальпы вел мужественную борьбу с испанскими колонизаторами.), а другого Чалиачин (В современной орфографии — Калькучима),— для захвата главного города брата; они овладели по дороге всеми землями Куско и дошли до его главного города, где он и находился; взяли город, убив много народу, и пленили самого Куско, а также забрали все сокровища отца, а затем сообщили обо всем Атабалипе; тот приказал доставить пленника к нему, и есть у него сведения, что скоро вместе с сокровищами он прибудет. Капитаны же остались в захваченном городе, дабы охранять и его и сокровища, для чего из сорока тысяч воинов, с которыми они пришли, десять тысяч остались в гарнизоне, а остальные тридцать отправились отдыхать по своим домам с награбленной добычей. Все принадлежавшее Куско достанется Атабалипе.

Атабалипу и его капитан-генералов всегда с большим почетом переносили индейцы на высоких носилках. Много с тех пор, как началась война, погибло народу; Атабалипа жестоко расправлялся с противниками, а касиков из завоеванных селений не отпускает от себя, поставив везде своих наместников, иначе ему не удалось бы удержать в мире и подчинении на завоеванных землях население, которое жило в страхе и раболепии; местные жители безропотно обслуживали воинов Атабалипы и всячески их ублажали. Атабалипе, если б он не попал в плен, очень хотелось вернуться и отдохнуть в своих исконных владениях, а по дороге он задумал полностью разгромить и уничтожить все местное население провинции Томепомба, которое оказало ему сопротивление, и затем заселить эти места своими людьми, для чего должны были его капитаны направить из захваченных в Куско жителей не менее четырех тысяч семей в Томепомбу. Еще Атабалипа сказал, что передаст губернатору своего плененного брата Куско, которого везут сюда из города, а уж что с ним делать, пусть губернатор и решает, и еще сказал, боясь, как бы испанцы его самого не убили, что отдаст относящимся к нему с почтением испанцам очень много золота и серебра, а губернатор спросил Атабалипу, сколько же и на каких условиях, на что Атабалипа ответствовал, что наполнит золотом залу длиной в двадцать две пяди, шириной в семнадцать, а в высоту как раз до белой полосы на уровне примерно в полтора человеческого роста, вот до этого места, и набьет залу всевозможными изделиями из золота, и кувшинами, и котлами, [142] и слитками, а серебра отдаст две такие же заполненные залы и выполнит это через два месяца. Тогда губернатор повелел ему послать за всем этим гонцов, а уж коли выполнит все, о чем говорит, то и бояться ему за себя нечего. Атабалипа сразу отослал гонцов к своим капитанам в город Куско, кои должны ему направить две тысячи индейцев, нагруженных золотом, и столько же серебром, и это не считая того, с чем вели сюда его брата, захваченного в плен. Губернатор поинтересовался, сколько же времени гонцы Атабалипы будут добираться до города Куско, и тот объяснил, что при необходимости срочно передать что-либо гонцы бегут от одного селения к другому и меняются, так новость доставляют за пять дней, а те, коих он отправил с посланием, хоть они и очень ловки, но будут идти пятнадцать дней. И еще спросил губернатор, почему он приказал убить нескольких индейцев, которых нашли в его лагере христиане, объезжавшие поле битвы;

Атабалипа рассказал, что в тот день, когда брат губернатора Эрпандо Писарро прибыл в лагерь для переговоров, один испанец направил своего коня на группу индейцев, а те дрогнули и отступили, вот он и повелел их казнить. Атабалипа, тридцатилетний мужчина, был представительным и молодцеватым, но несколько располневшим; с крупными и красивыми чертами лица он из-за налитых кровью глаз выглядел даже свирепым; разговаривал он очень степенно, как великий повелитель, но очень живо и высказывал суждения, понятные испанцам, которые воспринимали его как человека умного; был он жизнерадостным, хотя и резким, а с индейцами разговаривал повелительно и не допускал никаких шуток. Среди прочего он рассказал губернатору, что в десятидневном переходе от Кахамальки, по дороге на Куско, находится в одном селении мечеть, которую жители этой местности почитают своим главным храмом, и все несут туда в дар золото и серебро; отец его очень чтил этот храм, да и он тоже; в оной мечети, сказал Атабалипа, накопились огромные богатства, ибо хоть в каждом селении имеются свои мечети с обожаемым местным идолом, но в этой находится главный идол, которому все поклоняются; охраняет же храм великий жрец, умеющий, как считают индейцы, предсказывать будущее, ибо разговаривает с идолом и от него все узнает. Услышав, сей рассказ, губернатор (хоть и раньше доходили к нему слухи об этом храме) объяснил Атабалипе, какой вздор все эти их идолы, а кто за ними скрывается, так это дьявол, обманывающий, чтоб привести людей к гибели, как сделал уже со всеми, кто жил, поклоняясь идолам, и скончался; и объяснил, что Бог, создавший и небо, и землю, и все нас окружающее, как видимое так и невидимое,— един, в Него христиане верят, и только Он есть Бог, и должны исполнять Его волю все, принявшие святое крещение, [143] кто же того не сотворил, подвергнется мукам ада, где горят на вечном огне за службу дьяволу, и жертвоприношения ему, и дары, и мечети; в дальнейшем жизнь свою они должны изменить, ведь затем и прислал сюда христиан император — король и правитель христиан и всех живущих на здешних землях; нельзя им так больше жить в безверии, оттого-то и разгромлена могучая армия индейцев небольшим отрядом христиан, а Атабалипа пленен; пусть он вспомнит, какую помощь оказал его бог, и поймет, что это вовсе не бог, а дьявол, который обманывал индейцев. Атабалипа отвечал, что до сих пор ни он, ни его предки не видели христиан и не знали всего этого и жил он так же, как все; и более того, сказал Атабалипа, он поражен и потрясен тем, что рассказал губернатор, он так и думал, что идол, которому поклонялся, не настоящий бог, потому что так мало помогал ему.

Спустя какое-то время, когда все отдохнули после утомительной дороги и битвы, губернатор отослал гонцов в Сан-Мигель, дабы сообщить обо всем происшедшем, а также узнать, как там идут дела и пришли ли корабли, о чем просил его известить; затем приказал губернатор построить на площади Кахамальки церковь, где можно было бы причаститься и отправить мессу; приказал также снести старую низкую ограду вокруг площади и построить новую глинобитную стену высотой в два эстадо и длиной в пятьсот пятьдесят шагов; и многое другое было сделано для охраны лагеря. Ежедневно губернатору сообщали обо всем, что происходит на занятых землях и, главное, не собираются ли индейцы в боевые отряды.

Многие касики этой провинции, прознав о победе губернатора и пленении Атабалипы, с миром явились к губернатору. Некоторые из этих касиков были правителями земель с тридцатью тысячами индейцев, и все они являлись верными подданными Атабалипы; по прибытии в лагерь христиан они, увидев Атабалипу, c глубоким почтением целовали ему ноги и руки; он принимал их, даже не взглянув. Удивительно, сколь суров был Атабалипа и на сколько покорялись ему все. Ежедневно ему отовсюду приносили множество подарков. Вот так, будучи пленником, он все равно чувствовал себя правителем и был весел; правда и то, что губернатор обращался с ним очень хорошо, хоть и не раз предупреждал о том, что некоторые индейцы рассказали испанцам, будто он, Атабалипа, приказал собирать войско в Гуамачуко и других местах. Атабалипа же уверял, что никто на сей земле не посмеет даже пальцем пошевельнуть без его разрешения, и пусть губернатор знает, что если сюда подойдут войска, то только по его приказу, и тогда губернатор волен сделать с ним все что угодно, ведь он у него в плену. Многое из того, что говорили индейцы, было неправдой, и испанцы стали кое-что подозревать. Среди множества [144] гонцов, которые приходили к Атабалипе, один был из отряда, что вёл его плененного брата, и он сообщил, что еще до того, как капитаны узнали, что Атабалипа в плену, Куско уже был убит. Услышав об этом, губернатор выказал сочувствие, но сказал, что вряд ли Куско убит и пусть его доставят сюда живым, а если этого не сделают, то он прикажет убить Атабалипу. Тот же настаивал, что его капитаны убили брата, не сообщив ему. Но и губернатору гонцы донесли наконец, что Куско мертв.

Вскоре после всего этого прибыли из города Куско люди Атабалипы и один из его братьев, который привел с собой несколько сестер и жен Атабалипы, а также принес много различных сосудов, кувшинов, котелков и других вещей из золота и много серебра, и брат заверил, что по дороге несут еще много золотых вещей, ведь дорога столь длинная, что индейцы не могут идти без отдыха и оказаться здесь очень скоро, а потому каждый день будут поступать золотые и серебряные вещи. И действительно, в некоторые дни приносили золотые изделия стоимостью в двадцать тысяч песо, иногда в тридцать, а то и в пятьдесят — шестьдесят тысяч, и все это были кувшины, огромные котлы, приносили и серебряные кувшины, и котлы, и всякую другую посуду. Губернатор приказал все сложить в дом, где находился под охраной Атабалипа, и складывать до тех пор вместе с тем, что еще должны принести, пока не наполнится зала до обещанного уровня.

Прошло двадцать дней декабря вышеуказанного года, когда прибыли в это селение несколько индейцев-гонцов из Сан-Мигеля с письмом, извещавшим губернатора о том, как подошли к берегу возле порта, называемого Кансеби (Современное название — Манари), рядом с Гуакесом, шесть кораблей, на которых прибыли сто пятьдесят испанцев и восемьдесят четыре лошади: три каравеллы пришли из Панамы во главе с капитаном Диего де Альмагро (Диего де Альмагро (ок. 1470-1538) — испанский конкистадор. С 1514 г. участвовал в завоевании территории Панамы. С 1524 г. был одним из ближайших сподвижников Писарро в его походах в Перу, где они овладели городом Куско (1533 г.). В 1535 г. предпринял поход в Чили, открыл озеро Титикака. Потерпев поражение в междоусобице с братьями Писарро, был взят в плен и казнен), а с ним сто двадцать испанцев, и другие три каравеллы пришли из Никарагуа с тридцатью христианами, которые намеревались остаться служить в этой провинции. Далее в письме говорилось, что в Кансеби люди и лошади высадились на берег, дабы далее следовать по суше, а один корабль ушел вперед, ибо хотели узнать, где находится губернатор, и достиг Тумбеса; касик этой провинции не захотел объяснять, где находится губернатор, и не показал его письма, оставленного на случай, если сюда зайдут корабли. Так люди и вернулись, не узнав ничего нового о губернаторе. Другая же каравелла, вышедшая вслед за первой, продолжала следовать вдоль берега, пока не достигла порта Сан-Мигель, где высадился и направился в селение капитан корабля; всех жителей охватила бурная радость по [145] поводу прихода экипажа. Затем капитан вернулся на корабль с письмами от губернатора к жителям селения, в которых извещал о победе, дарованной ему и его солдатам Господом, и об огромных богатствах тех земель. Губернатор и все, бывшие вместе с ним, очень обрадовались приходу этих кораблей. Губернатор послал своих гонцов, написав письма капитану Диего де Альмагро и другим лицам, находившимся вместе с ним; написал и сколь рад тому, что они прибыли, и чтоб они, дабы ни в чем не испытывать нужды, уходили из Сан-Мигеля по дороге на Кахамальку, потому как окрестные касики здесь вполне могут их обеспечить всем необходимым, и что он заготовит и переплавит для них золото, дабы они смогли вернуться и расплатиться за фрахт каравелл.

Среди ежедневно приходивших к губернатору касиков оказались двое, о которых можно сказать, что они грабители, а все потому, что их люди нападают на всех, проходящих по принадлежащим им землям; владения этих двоих находились по дороге в Куско. А спустя шестьдесят дней после пленения Атабалипы к губернатору явились касик селения, где находится главная мечеть, и ее хранитель. Губернатор спросил Атабалипу, что это за люди, и он объяснил: один — правитель селения, где находится главный храм, а второй — его хранитель; и обрадовался Атабалипа их приходу, ибо теперь они поплатятся за все лживые речи; и попросил он принести цепь, дабы заковать хранителя: это он посоветовал начать войну с христианами, говорил, будто идол сообщил, что Атабалипа победит и убьет всех христиан, а еще прежде, когда Куско был при смерти, солгал, что тот не умрет от болезни, которая его сразила. И губернатор приказал принести цепь, а Атабалипа попросил заковать в нее хранителя и не снимать, пока не доставят сюда все золото из храма, и еще сказал, что отдаст все это золото христианам, ибо идол просто лжец, а хранителю Атабалипа сказал: “А теперь я хочу увидеть, как твой бог высвободит тебя из этих цепей”.

Губернатор и касик, пришедший с хранителем, отправили посыльных за золотом из храма и за тем, что принадлежало касику, и рассчитывали они вернуться через пятьдесят дней. Губернатор, осведомленный о том, что повсеместно в провинции собираются отряды, а в Гуамачуко уже множество воинов, приказал Эрнандо Писарро с двадцатью верховыми и несколькими пешими солдатами направиться в Гуамачуко, находящееся в трехдневном переходе от Кахамальки, и выяснить, что там происходит, а также помочь доставить золото и серебро из Гуамачуко. Капитан Эрнандо Писарро отбыл из Кахамальки в канун Дня Волхвов года 1533-го, а спустя пятнадцать дней в Кахамальку прибыли несколько христиан с большим грузом золота и серебра, в котором было более трехсот тюков, полных золотыми и серебряными изделиями: [146] кувшинами, большими блюдами и другой утварью. Все это губернатор приказал поместить вместе с принесенными ранее вещами в дом, где у Атабалипы была надежная охрана, ибо тот объяснял, что хочет воочию убедиться, как выполняется его обещание, и когда все будет собрано, вручит христианам. Дабы быть уверенным в сохранности, губернатор приказал охранять сокровища днем и ночью, а при получении новых вещей все пересчитывать во избежание мошенничества.

С последней партией золота и серебра пришел один из братьев Атабалипы и сообщил, что в Хаухе еще осталась большая часть золота, которая уже находится в пути, а ведет караван капитан Атабалипы по имени Чиликучима (В современной орфографии — Калкучима).

Эрнандо Писарро написал губернатору, что разузнал о происходящем в провинции, но не находит ничего тревожного, никто не собирается в отряды, узнал и о том, что золото находится в Хаухе, под охраной капитана. И просил Писарро дать ему указания, как поступить в дальнейшем, ибо до получения оных он с места не двинется. Губернатор в своем ответе распорядился, чтобы Писарро отправлялся в мечеть, ибо хранителя храма он держит у себя пленником, а Атабалипа распорядился привезти оттуда все сокровища, а потому Писарро должен незамедлительно поехать туда, дабы присмотреть за вывозом всех находящихся в храме сокровищ. Губернатор просил Писарро сообщать ему из каждого селения обо всем, что происходит по дороге; последний так и поступил. Увидев, что доставка золота задерживается, губернатор послал трех христиан для ускорения привоза золота, на ходящегося в Хаухе, они также должны были посетить город Куско. Одному из этих людей от своего имени губернатор предоставил право стать представителем Его Величества в городе Куско и его окрестностях, и подтвердить это должен писарь, с ними же направляющийся; кроме того, послан был с ними и брат Атабалипы. Людям тем было приказано не делать зла местным жителям и не забирать у них золото и ничего другого без их согласия, и вообще, дабы избежать гибели, не совершать ничего дурного, что противоречило бы указаниям главного среди них; должны они постараться ознакомиться с городом и обо всем сообщить. Эти посланники отправились из Кахамальки 15-го дня февраля месяца упомянутого выше года.

Капитан Диего де Альмагро прибыл в поселение, где расположился губернатор, с несколькими сопровождающими, а вошли они в Кахамальку накануне пасхальных праздников 14-го апреля указанного года; его очень хорошо приняли губернатор и его [147] приближенные. Один негр, который выехал с тремя вышеупомянутыми христианами в Куско, вернулся 28-го апреля со ста семью тюками с золотом и семью с серебром; этот негр прибыл из Хаухи, где встретился с индейцами, везшими золото; остальные христиане продолжили путь в Куско. Губернатор распорядился сложить и это золото с остальным, тщательно пересчитав все принесенное.

25-го дня мая месяца капитан Эрнандо Писарро вступил в селение Кахамалька вместе со всеми сопровождавшими его христианами, а также с капитаном Чиликучимой. Губернатор и все с ним находившиеся встретили его очень сердечно. Он доставил из мечети двадцать семь тюков с золотом и две тысячи марок серебра…

Губернатор понимал, что у экипажа всех шести кораблей, находящихся в порту Сан-Мигель, нет средств на свое содержание, и если откладывать их отплытие, то люди просто погибнут; кроме того, капитаны кораблей, явившиеся к губернатору, потребовали оплаты и немедленной отправки домой. Губернатор собрал совет, дабы все это решить, а также составить послание Его Величеству обо всем происшедшем. И вместе с офицерами Его Величества губернатор принял решение о переплавке всего имеющегося золота, доставленного по распоряжению Атабалипы, а также того, что будет поступать до окончания плавки, ибо, когда все уже переплавят и поделят, губернатор сможет оставить наконец эти места и отправиться для дальнейшего заселения земель, как то повелевает Его Величество.

В году 1533-м на тринадцатый день мая месяца было официально объявлено о начале переплавки всего золота, а спустя десять дней в Кахамальку прибыл один из трех христиан, ходивших в Куско, а именно тот, что был доверенным лицом; он рассказал, как установили власть Его Величества в городе Куско; рассказал он и о том, что встретилось им по дороге не менее тридцати главных селений, не считая города Куско, и множество других мелких поселений; а город Куско действительно очень велик, как об этом уже многие говорили, и расположен на плоскогорье, улицы выстроены в строгом порядке и хорошо вымощены, но за восемь дней пребывания в городе они не смогли все увидеть; один дом в Куско, покрытый листовым золотом, был очень хорошо построен, квадратный, длина стены от угла до угла — триста пятьдесят шагов, а золотых пластин, что на том доме были, сняли целых семьсот, одна такая стоит приблизительно пятьсот песо, с другого дома индейцы сняли золота на двести тысяч песо, но оно не совсем чистое, и испанцы не захотели его брать. Больше домов, крытых золотыми пластинами, испанцы не видели, так как индейцы [148] не позволили им осмотреть весь город, а по увиденному и со слов властей можно только вообразить, какие богатства в нем таятся. Нашли они там капитана Кискиса, который по повелению Атабалипы охраняет этот город с гарнизоном в тридцать тысяч человек, такие силы необходимы, ибо карибы и другие племена воюют с этим городом; и о многом другом, увиденном в городе, и об образцовом порядке в нем рассказал он. Остальные посыльные возвращаются сюда с шестьюстами золотыми и серебряными пластинами и множеством драгоценностей, оставленных Чиликучимой в Хаухе и переданных испанцам касиком. Все это, сто семьдесят восемь тюков, несут индейцы на специальных носилках, по четыре человека на каждую, но серебра с ними немного, а золото христианам будет поступать понемногу, ибо задерживается в пути: для переноски требуется много индейцев, они перетаскивают его из селения в селение; и, наверное, прибудут в Кахамальку только через месяц. Упомянутое золото из Куско было доставлено в Кахамальку 13-го дня июня месяца вышеупомянутого года, и прибыло двести тюков с золотом и двадцать пять с серебром; на первый взгляд золота было более ста тридцати кинталей (Кинталь — мера веса, в Кастилии равная 46 кг.), а вслед за этим грузом прибыло еще шестьдесят тюков золота низкого качества; большую часть золота составляли пластины в три или четыре локтя длиной. Их сняли со стен домов, и в местах, где они закреплялись, оставались дырочки. Ко дню Святого Иакова была закончена плавка и распределены все золото и серебро; на старинных весах взвесили и обсчитали, и получилось золота высокого качества на триста двадцать шесть тысяч пятьсот тридцать девять песо. Из этого, после того как выделили положенное переплавщикам, пятая часть Его Величества составила двести шестьдесят две тысячи двести пятьдесят девять песо хорошего золота. А серебра набралось всего пятьдесят одна тысяча шестьсот десять марок, и Его Величеству причиталось десять тысяч сто двадцать марок серебра. Оставшееся же после выделения пятой доли и положенного переплавщикам губернатор распределил среди конкистадоров, кои заслужили этого: верховым досталось по восемь тысяч восемьсот восемьдесят песо золотом и триста шестьдесят две марки серебром, пешим воинам — по четыре тысячи четыреста сорок песо золотом и по сто восемьдесят одной марки серебром; кому-то досталось чуть больше, кому-то чуть меньше, это уж в зависимости оттого, как определял губернатор, кто чего заслуживал. Какую-то часть золота губернатор отделил от общего количества еще до дележа для остававшихся в Сан-Мигеле, а также для тех, кто пришел с капитаном доном Диего де Альмагро, и для всех торговцев и моряков, прибывших даже после окончания завоевания сих земель. Все, кто находились на этой земле, получили свою долю из общей переплавки, [149] поэтому ее можно назвать буквально всеобщей. И нельзя здесь не вспомнить об одной необычайной плавке, когда за один день было переплавлено золота на восемьдесят тысяч песо, хотя, как правило, плавили в день на пятьдесят — шестьдесят тысяч песо. Такую плавку осуществили индейцы, среди которых имеются великие ювелиры и литейного дела мастера, а работали они сразу в девяти кузнях.

Не могу не сказать и о ценах, существовавших на этой земле в повседневной торговле, многие не поверят, насколько цены те высоки, но я рассказываю об этом достоверно, ибо видел все своими глазами, а некоторые вещи и сам покупал. Одну лошадь продавали за тысячу пятьсот песо, а других продавали и за три тысячи триста. Обычная же цена на лошадей была две тысячи пятьсот, но за такие деньги и не найдешь. Кувшин вина на три асумбре (Кинталь — мера веса, в Кастилии равная 46 кг.) стоит шестьдесят песо, а я отдал за два асумбре сорок песо; пара башмаков — тридцать или сорок песо, штаны — то же самое; плащ можно купить за сто — сто двадцать песо, а шпага стоила сорок — пятьдесят песо; головка чеснока — полпесо; примерно столько же стоило и многое другое (ведь одно песо золотом все равно что один кастельяно); а двадцать пять листов бумаги стоили десять песо. Я отдал за немногим более чем пол-унции подпорченного шафрана двенадцать песо. Можно многое рассказать о поднявшихся ценах на все, но нельзя забывать, насколько низко ценились золото и серебро. Дошло до того, что если кто-то кому-то задолжал, то вместо денег возвращал слиток золота, на глазок, не взвешивая, и хоть иногда отдавал вдвойне, никто с этим не считался; из дома в дом в поисках кредиторов переходили должники в сопровождении индейца, нагруженного золотом, чтобы рассчитаться с долгами.

Уже упоминалось о том, как закончились плавка и распределение золота и серебра, рассказано было и о богатствах этих земель, и о том, как мало ценились золото и серебро испанцами и индейцами. Говорили, что в одном месте, присоединенном к Куско и теперь принадлежащем Атабалипе, есть два дома из чистого золота и крыши тех домов крыты соломой, искусно сделанной тоже из золота. Среди доставленного из Куско золота были такие литые соломинки, на кончике коих колосок выглядел совсем как настоящий. Ежели начать рассказывать обо всех диковинных золотых вещах, доставленных из Куско, то никогда не кончить. Например, была скамейка, что весила восемь арроб золота, или огромные чаши для источников с трубами, по которым течет вода в тут же устроенный бассейн, вкруг коего установлены всевозможные птицы в разных позах и люди, как бы черпающие воду из бассейна, и все это сделано из золота. Известно также из рассказов Атабалипы, Чиликучимы и многих других, что в Хаухе [150] были отлиты из золота овцы и пастухи, выглядевшие совсем как настоящие, и принадлежали они отцу Атабалипы. Много чего рассказывали о сокровищах Атабалипы и его отца.

Теперь расскажу нечто, о чем не упомянуть нельзя, а дело в том, что к губернатору явился касик, правитель Кахамальки, и через переводчика сказал: “Хочу сообщить тебе, что сразу же после пленения Атабалипа послал в Гито — свое исконное владение, а также и в другие провинции гонцов с тем, чтобы собрали как можно больше воинов и шли против тебя и твоего войска, дабы всех уничтожить, и люди те во главе с великим капитаном по имени Льюминабе (В современной орфографии — Руминьяхи) находятся уже совсем близко отсюда; подойдут они к лагерю ночью и подожгут со всех сторон, и первым они хотят убить тебя, а затем освободить своего правителя Атабалипу. Из самой провинции Гито идут двести тысяч воинов и тридцать тысяч карибов, которые едят человеческое мясо, а кроме того, люди из другой провинции, которая называется Пазальта, да и из других земель тоже очень много воинов”. Услышав это предупреждение, губернатор горячо поблагодарил касика и выразил ему свое глубокое уважение, а писцу приказал все сказанное записать и внести в донесение. Затем губернатор допросил дядю Атабалипы, и некоторых важных лиц, и нескольких индеанок; все они подтвердили сказанное касиком, правителем Кахамальки. И губернатор обратился к Атабалипе: “Великое предательство, выходит, задумал ты! А я столь уважительно принял тебя, как брата, и поверил твоим словам”. И рассказал все, что ему стало известно. Атабалипа ответил: “Ты смеешься надо мной, Всегда ты шутишь. Как это я и мои воины посмеем напасть на таких отважных людей, как вы? Не шути так”. И все это было сказано без тени смущения и беспокойства, а с улыбкой, дабы лучше скрыть свою подлость, и вообще не раз с той поры, что оказался пленником, Атабалипа высказывался остро и метко, испанцы же удивлялись, видя в этом дикаре человека столь сообразительного. Тут губернатор приказал принести цепь, в которую и заковали Атабалипу, а двух индейцев послал разведать, где находятся воины противника, ибо ходили слухи, будто они уже в семи лигах от Кахамальки. Кроме того, губернатору нужно было узнать, в доступном ли они месте для сотни всадников; ему доложили, что войско противника находится в болотистой местности и постепенно приближается к городу. Атабалипа же, после того как был закован в цепи, послал своих гонцов сообщить капитану войска индейцев, что губернатор хочет его убить; узнав об этом, капитан с войском отступил; но затем Атабалипа послал еще своих гонцов, [151] передав, чтоб воины не задерживались и сообщали, как, когда и с какой стороны нападут на лагерь, ибо он, Атабалипа, еще жив и нужно спешить, дабы его не успели убить. Узнав об этом, губернатор предпринял меры предосторожности в лагере; верховым приказал патрулировать всю ночь, в каждое дежурство должны выезжать по пятьдесят человек, а на рассвете по сто пятьдесят. Несколько ночей не спали ни губернатор, ни его капитаны, проверяя службу патрулей и учитывая возможные попытки нападения на них; сменившись с дежурства, солдаты не разоружались, а лошади оставались оседланными. Вот в таком напряжении жили в лагере, пока в субботу на рассвете не пришли два индейца, служившие испанцам, и не рассказали губернатору, что едва убежали от воинов противника, кои находятся уже в трех лигах отсюда и будут здесь в ночь на завтра или в крайнем случае на следующую ночь, с тем чтобы напасть на лагерь христиан; они очень спешат, следуя приказу Атабалипы. После такого сообщения губернатор с согласия офицеров Его Величества, капитанов и других влиятельных лиц огласил смертный приговор Атабалипе, в котором указал, что за совершенное им предательство приговоренный, по традиции, если не примет христианства, должен быть сожжен ради безопасности христиан, во благо здешнего края и умиротворения сих земель, ибо мертвый Атабалипа уже не сможет подбивать к неповиновению их жителей.

И вот Атабалипу вывели на площадь, дабы свершить акт справедливости, и он заявил, что хотел бы стать христианином. Об этом сообщили губернатору, и он согласился, чтоб того крестили; и свершил это с большим воодушевлением преподобный фрай Висенте де Вальверде. Губернатор распорядился не сжигать Атабалипу, а повесить на площади, что и было исполнено; и висел он там до следующего утра, когда священнослужители, губернатор и некоторые другие испанцы отнесли останки на церковное кладбище, где с большой торжественностью, со всеми подобающими почестями предали его земле. Так нашел свой конец этот жестокий человек, не потерявший присутствия духа и в последнюю минуту. Совершенно спокойно и бесстрастно он сказал, что препоручает заботу о своих детях губернатору. Во время похорон громко рыдали женщины и слуги из его дома. Умер Атабалипа в субботу, в тот же самый час, когда его пленили. Кое-кто говорил, что за грехи свои умер он в день и час своего позора и так заплатил за зло, беды и жестокость, кои нес своим вассалам, единодушно утверждавшим, что то был жесточайший кровопиец, когда-либо встречавшийся среди людей; за малую провинность уничтожил он целое селение, за один ничтожный проступок убивал воина, и так убиты были десять тысяч человек; только произволом держал он в подчинении весь этот край, а люди ненавидели его. [152]

После всех этих событий губернатор выбрал другого сына старого Куско, по имени тоже Атабалипа (Называют его и Атабалипа, и Тупак Уарпа), выказывавшего дружественные чувства к христианам, и назначил его правителем в присутствии местных касиков, знатных соседей и прочих индейцев; и приказал всем, чтоб почитали его своим господином и подчинялись так, как раньше подчинялись Атабалипе, ибо он и есть законный правитель, являясь родным сыном старого Куско; все с радостью ответили, что принимают его как своего господина и будут подчиняться ему, как приказывает губернатор.

А сейчас я хочу рассказать о примечательном событии, что произошло за двадцать дней до выше упомянутого; никто еще ничего не знал о войске, которое приказал собрать Атабалипа; в тот вечер он в хорошем настроении проводил время с несколькими испанцами, как вдруг в небе что-то зарделось в стороне Куско, словно огненная комета, и свечение было почти всю ночь; увидев зарево, Атабалипа сразу сказал, что скоро, видимо, умрет в этих краях весьма знатный сеньор…

(пер. Л. А. Яковлева)
Текст воспроизведен по изданию: Хроники открытия Америки 500 лет. М. Наследие. 1998

© текст – Яковлев Л. А. 1998
© сетевая версия – Тhietmar. 2005
© OCR – Неверов В. 2005
© дизайн – Войтехович А. 2001
© Наследие. 1998

vostlit.info