BERNAL DIAZ DEL CASTILLO. HISTORIA VERDADERA DE LA CONQUISTA DE LA NUEVA ESPAÑA. Tomo I. 1632.

BERNAL DIAZ DEL CASTILLO. HISTORIA VERDADERA DE LA CONQUISTA DE LA NUEVA ESPAÑA. Tomo I. 1632.

====================
[перевод на русский язык
© 2008, Виктор Талах,
Киев,
Украина]

Приложение 6

BERNAL DIAZ DEL CASTILLO.
HISTORIA VERDADERA DE LA CONQUISTA DE LA NUEVA ESPAÑA
Tomo I. – La Habana: Editorial Nacional de Cuba, 1963
(primera edición – 1632)

[18]

Глава II. Как мы открыли провинцию Юкатан

8 февраля 1517 года мы вышли из порта Ахаруко, который был на северной стороне, и за двенадцать дней достигли мыса Сан-Антонио. И, достигнув этого мыса, вышли в открытое море и поплыли наугад к восходу Солнца, не зная ни глубин, ни течений, ни какие ветры господствуют в этих широтах, с большим риском для жизни, так как однажды нас настиг шторм, который длился два дня и две ночи, и был таким, что мы считали себя погибшими.
[19] После того как прояснилось, наше плавание продолжилось, и на двадцатый день после отплытия из порта мы увидели землю, отчего обрадовались и много благодарили Господа за это. Та земля никогда не была открыта, и до сих пор о ней не было никаких известий. И с кораблей мы увидели большое селение, которое, кажется, было в двух лигах от берега, и увидели, что это большое селение, и ранее не видели на Кубе или на Эспаньоле селения столь большого; мы дали ему имя Большой Каир [Gran Cairo].
Мы согласились, чтобы два корабля меньшей вместимости приблизились, насколько удастся, к берегу, чтобы посмотреть, достаточна ли глубина, чтобы можно было бросить якорь у материка. Утром 4 марта мы увидели, что пришли десять очень больших лодок, которые называются пирогами [piraguas], полных индейцев – уроженцев этого поселения; они пришли на веслах и парусах. Это были лодки, сделанные на манер корыта, они были большие и из толстых деревьев, выдолбленных таким образом, что они были полыми, и во многих из них вмещалось по сорок индейцев.
Индейцы, пришедшие на десяти лодках, приблизились к нашим кораблям на знаки мира, которые мы им делали, и мы звали их руками и подзывали, чтобы они с нами заговорили, потому что тогда у нас не было переводчиков, которые понимали бы язык Юкатана и мексиканцев; они безо всякого страха пришли, и поднялись на капитанский корабль около тридцати из них, и мы дали каждому из них по нитке зеленых бус, и они долго осматривали корабли. Главный из них, который был касиком, показал знаками, что они хотят возвратиться на свои лодки и отплыть в свое селение, что нас следующий день они вернуться и приведут еще лодки, на которых мы высадимся на землю.
[20] Эти индейцы прибыли одетыми в рубашки из хлопка, вроде курток, свой срам они прикрывали узкой тканью, которая между ними называется мастелес [masteles], и мы сочли их людьми более разумными, чем индейцы Кубы, так как кубинские ходят со срамом наружу, кроме женщин, которые носят на бедрах юбки из хлопка, называемые нагуас.
На другой день утром вернулся тот же касик на наши корабли, и привел двенадцать больших лодок с гребцами-индейцами, и сказал знаками, с очень веселым лицом и проявлениями миролюбия, чтобы мы пошли в его селение, где нам дадут еды и то, в чем мы будем иметь необходимость, и что на этих лодках мы могли бы сойти на землю. Он тогда говорил на своем языке: «Конес коточе, конес коточе» – что значит: «Пойдемте в мои дома». По этой причине мы дали этой земле имя Мыс Коточе, и таким оно является на навигационных картах.
Затем пришел наш капитан и все остальные солдаты, очень польщенные тем, что для нас сделал этот касик; договорились, что мы спустим с кораблей наши шлюпки и на одном из маленьких и на двенадцати лодках высадимся на земле все за один раз, поскольку видели берег полным индейцами, которые собрались из этого поселения; и так все высадились за одну ходку. Когда касик увидел, что мы на суше и не идем в его селение, он снова показал капитану знаками, чтобы мы шли с ним в его дома, и выказал столько знаков миролюбия, что, посоветовавшись об этом с капитаном, а он согласился со всеми остальными солдатами, с величайшими предосторожностями и, взяв оружие, сколько мы смогли унести, [21] мы пошли. И мы несли пятнадцать баллист и десять ружей, и зашагали туда, куда касик пошел с другими многочисленными индейцами, сопровождавшими его.
Двигаясь таким образом, возле поросших кустарником холмов касик скомандовал, чтобы против нас вышли отряды вооруженных индейцев, которые устроили засаду, чтобы нас убить; и по его команде отряды двинулись с большой яростью и быстротой, и стали стрелять в нас из луков таким образом, что после первой лавины стрел у нас были ранены пятнадцать солдат; они носили латы из хлопка, доходившие им до колен, копья, щиты, луки, стрелы, пращи и много камней, и имели плюмажи. Затем, после обстрела, они сошлись с нами врукопашную и, действуя изо всех сил копьями, причинили нам много зла. Но пожелал Господь, чтобы затем мы обратили их в бегство, так как они познакомились с отменной остротой наших шпаг, и с баллистами и ружьями, так что мы уложили замертво пятнадцать из них.
Немного впереди от того места, где произошла стычка, была площадка и три дома из известняка, которые были «ку» [cúes] или святилищами, где они имели многих идолов из дерева, одних с лицами демонов, другие – как у женщин, и иные мерзкие фигуры, так что, кажется, одни индейцы совершали с другими содомию, и внутри, в домах, имели маленькие деревянные ящички, и в них других идолов, и медальончики из низкопробного золота, а больше из меди, [22], и подвески, и три диадемы, и другие безделушки в виде рыбок и уточек, все из плохого золота.
Когда мы увидели это, как золото, так и каменные дома, мы были очень довольны, что открыли такую страну, поскольку в то время не было открыто ни Перу, ни то, что открылось здесь в двадцатые годы.
Пока мы сражались с индейцами, капеллан Гонсалес, который шел с нами, забрал шкатулки, идолов и золото, и отнес их на корабль.
В этих потасовках мы захватили двух индейцев, которые, после того как крестились, стали называться один – Хулиан, а другой – Мельчиор, и оба были косоглазые.
Покончив с этим неожиданным нападением, мы вернулись на корабли и следовали вдоль побережья в направлении захода Солнца; подлечив раны, мы подняли паруса.

Глава III. Как мы следовали вдоль берега на запад

Полагая, что это остров, как нас в этом удостоверил лоцман Антонио де Аламинос, мы шли с большой осторожностью, днем плывя, а на ночь становясь на починку; и на пятнадцатый день, когда мы шли таким образом, увидели с кораблей поселение, кажется, очень большое, и возле него были небольшая бухта и болото. Мы думали, что там была река или ручей, где мы смогли бы набрать воды, так как нам ее очень недоставало по причине того, что бочонки и кувшины, которые мы взяли, протекали, так как наш отряд был из людей бедных, и у нас не было столько золота, чтобы купить хорошие кувшины и канаты; [23] воды не хватало, и мы должны были высадиться на землю возле селения. Было Воскресение Лазаря , и по этой причине мы назвали селение именем «Ласаро», и так оно есть на морских картах, а сами индейцы называют его именем Кампече.
Чтобы высадится всем за один раз, мы договорились идти на самом маленьком судне и на трех шлюпках с нашим оружием, чтобы с нами не произошло так, как на мысе Коточе. А так как в этих бухточках и болотах море намного спало, мы оставили корабли в море на расстоянии больше одной лиги от земли и стали высаживаться возле селения. Там был хороший колодец с водой, откуда жители этого селения пили, поскольку в тех землях, как мы увидели, не было рек; и мы вынули бочонки, чтобы наполнить их водой и вернуться на корабли.
Они были уже полны, и мы хотели отплывать, как из селения вышли около пятидесяти индейцев в хороших плащах из хлопка и без оружия. Тот, который, как кажется, был касиком, спросил у нас знаками, что мы ищем. Мы дали им понять, что набрали воды и сейчас уйдем на корабли, и они показали нам руками, не пришли ли мы оттуда, где восходит Солнце, и сказали: «Кастилян, кастилян» – и мы не выяснили, о чем был разговор про «кастилянов». И после этих разговоров они сказали нам знаками, чтобы мы шли с ними в их селение, и мы имели совет, идти ли или нет, и согласились с единодушием идти, и очень осторожно.
[24] Нас привели в очень большие дома, которые были святилищами их идолов, хорошо сложенные из известняка, и имели на стенах многочисленные изображения змей и больших гадов, и другие рисунки идолов с мерзкими фигурами, и вокруг одного, как алтарь, полно капель крови; и среди другой части идолов они имели некоторые как знак креста, и все расписные, которыми мы были изумлены как вещью, никогда не виданной и не слыханной. Как кажется, в это время они приносили в жертву своим идолам некоторых индейцев, чтобы они принесли им победу над нами. И ходили многочисленные индейцы, улыбаясь и радуясь, и казались очень мирными; и когда собралось столько индейцев, мы испугались, не случилось бы свалки, как в Коточе.
Когда мы находились там таким образом, пришло много других индейцев, которые были одеты в очень потрепанные плащи, несших сухой тростник, и они положили его на землю; затем, вслед за ними, пришли два отряда индейцев-лучников, с копьями, щитами, пращами и камнями, в своих латах из хлопка, построенные вместе, и у каждого отряда свой командир, которые стали на небольшом расстоянии от нас. Затем, через какое-то мгновение из другого дома, который был святилищем их идолов, вышли десять индейцев, одетых в широкие хлопковые плащи, доходившие им до пят и белые, а волосы их – очень длинные, все в крови, которая их покрывала, так что их нельзя было разделить или расчесать, разве что отрезать; эти индейцы были жрецами идолов, которые в Новой Испании вообще называются папас (papas) , и так я буду называть их в дальнейшем. Некоторые папас поднесли нам воскурения вроде смолы, которая между ними называется копал, и принялись [24] обкуривать нас из деревянных курильниц, полных угольев, и знаками сказали нам, чтобы мы ушли из их земли, пока то дерево, которое они там собрали, не будет подожжено и не сгорит, если же нет – они нападут на нас и убьют. Затем они приказали поджечь тростник, и папас ушли, ничего более не говоря. А те, кто был в отрядах готов напасть на нас, засвистели и заиграли в свои рожки и барабанчики.
Когда мы увидели их способности, и то, что они очень храбры, и с мыса Коточе еще не залечили раны, и у нас уже умерли двое солдат, которых мы выбросили в море, и мы увидели против себя большие отряды индейцев, мы испугались и согласились с большим единодушием идти на побережье, и двинулись по пляжу в направлении скалистой горы, которая была в море. Лодки и маленький корабль были в виду берега с бочонками и кувшинами воды, и мы не осмеливались погрузиться напротив селения, где высадились, из-за большого числа индейцев, которые нас там поджидали, так как мы были уверены, что при погрузке они нападут на нас.
Погрузив все же нашу воду на корабли, и погрузившись сами, мы плыли шесть дней и шесть ночей в хорошую погоду, но ветер поменялся на северный, который был бризом у этого берега и который дул четыре дня и ночи, в течение которых мы шли на траверсе; и был такой шторм, что заставил нас стать на якорь и порвал у нас два каната, державшие якорь. О, какие муки мы увидели бы в случае [26], если бы порвался канат, и мы погибли бы на берегу! Но пожелал Господь помочь нам другими канатами и перлинями.
Затем, отдохнув некоторое время, мы последовали вперед вдоль нашего берега, и сошли на сушу, насколько мы могли возвратиться, чтобы набрать воды, поскольку, как я уже об этом сказал, бочонки, которые у нас были, протекали, они были очень открытые, и в этом не было порядка; и когда мы плыли вдоль берега, полагали, что, где бы мы не сошли на землю, добудем ее из водоемов или колодцев, которые выкопаем. Следуя нашим курсом вперед, мы увидели с кораблей селение, а перед ним, на расстоянии лиги – небольшую бухту, которая показалась рекой или ручьем, и согласились бросить якорь. Так как у этого берега море сильно отступает, и корабли часто оказываются на мели, то из-за боязни этого бросили якорь дальше, чем за лигу от берега, и на меньшем корабле со всеми лодками высадились в этой бухте, взяв все наши кувшины, чтобы набрать воды, и по общему согласию в латах, с баллистами и ружьями высадились на землю сразу пополудни; и было до селения от места, где мы высадились, около одной лиги, и там были вместе колодцы и кукурузные поля, и строения из известняка; называлось это селение Потончан. Мы наполнили наши бочонки водой, но не смогли унести их из-за множества вооруженного народа, который напал на нас.

[27] Глава IV. О нападении, которое на нас совершили там среди селений и полей

Когда мы набирали нашу воду, вдоль берега пришли многочисленные отряды индейцев из селения Потончан в своих латах из хлопка, доходивших им до колен, с луками, стрелами, копьями, щитами им мечами, похожими на двуручные, с пращами и камнями, в плюмажах, которые они обычно употребляют; их лица были расписаны белым и черным, раскрашены охрой, и они пришли молча, и стали справа от нас, будто пришли посмотреть, вооружены ли мы, и знаками спросили, не пришли ли мы оттуда, где восходит Солнце, и мы знаками ответили им, что пришли оттуда, где восходит Солнце. И тогда мы задумались, и думали, что могут значить эти слова, которые они нам сейчас сказали, и которые говори нам в Ласаро; и мы так и не поняли, зачем они это говорили.
Так продолжалось некоторое время, и настал час вечерней молитвы, и они ушли в какие-то дома, которые были рядом, и мы выставили стражу и дозорных, и предприняли большие предосторожности, поскольку нам не показалось хорошим такое собрание людей таким образом.
Затем, бодрствуя всю ночь, мы услышали, как пришел большой отряд индейцев из округи и из города, и все вооруженные; и когда мы это узнали, мы хорошо поняли, что они собираются не для того, чтобы сделать нам что-то доброе, и мы собрались на совет, чтобы посмотреть, что нам делать, и одни солдаты советовали, чтобы мы поскорее шли грузиться. И как в таких случаях обычно случается, одни говорили одно, а другие говорили другое; большинству моих товарищей казалось, что если мы начнем грузиться, то, поскольку индейцев было много, они нападут на нас, и будет большой риск для наших жизней, а другие были согласны, что если мы нападем этой ночью на них, то, как говорит поговорка: «Кто нападает – побеждает»; но нам также казалось, что на каждого из нас приходится около двухсот индейцев. За этими разговорами рассвело, и одни солдаты говорили другим, что наши сердца храбры, чтобы биться, вручим их Господу, и да позаботится он о спасении наших жизней.
Было уже светло, когда мы увидели, что вдоль берега идет множество индейских воинов со своими поднятыми знаменами, плюмажами и барабанами, и они соединились с теми, кторые пришли накануне ночью, затем выстроили отряды и окружили нас со всех сторон, и обрушили на нас такую лавину стрел, палок и камней, выпущенных из пращи, что ранили около восьмидесяти наших солдат, и сошлись с нами врукопашную, одни с копьями, другие – стреляя из луков, и с мечами, похожими по виду на двуручные, так что они заставили нас плохо себя почувствовать, однако мы обратили их в бегство шпагами и кинжалами, ружьями и баллистами, которые не останавливались, одни стреляя, а другие заряжаясь. И уже некоторые отошли от наших, познакомившись с кинжалами и шпагами, которыми мы с ними дрались, но недалеко, чтобы стрелять в нас из луков и бросать в цель из безопасного места.
Во время этой битвы индейцы кричали: «Аль калачуни, калачуни» (Al calachuni, calachuni), что на их языке означает броситься на капитана и убить его; и в него попало десять стрел, а в меня попали три, и одна из них была весьма опасной, в левую часть туловища, вошедшая в полость; и все наши солдаты получили многочисленные раны, а двоих они увели живыми.
Наш капитан увидел, что у нас не хватает сил биться, и что нас окружило столько отрядов, и что еще больше пришло из селения и принесло им поесть и попить, и много стрел, а наши все были ранены двумя или тремя стрелами, а трем солдатам копьями проткнули шеи, и капитан во многих местах окровавлен, и у нас уже погибло около полусотни солдат, и, видя, что у нас нет сил ни выдержать их, ни биться с ними, мы согласились с мужеством прорвать в центре их строй и укрыться на лодках, которые имели у берега и до которых было рукой подать, и это было большой поддержкой. И все мы собрались в один отряд и прорвались через них; затем были слышны крики, и свист, и шум, и они бросились за нами, стреляя из луков и поражая изо всех сил копьями, и все время ранили нас.

У нас случилась другая беда: так как мы поспешно укрылись на лодках, и нас было много, они не смогли нас выдержать и пошли на дно; и как смогли, держась за борта и лавируя, мы вплавь добрались до маленького корабля, который уже вышел с большой поспешностью нам на помощь; и при погрузке они ранили многих наших солдат, особенно тех, которые добирались, держась за корму, и они стреляли в них с безопасного места, и даже вошли с копьями в море, и метали с силой; и пожелал Господь, чтобы с великим трудом спасли мы свои жизни от силы этого народа.
Уже погрузившись на корабли, мы нашли, что недостает около пятидесяти солдат, вместе с двумя, которых увели живыми, и пятерых мы бросили в море через несколько дней, так как они умерли от ран и большой [30] жажды, которую мы испытывали. И мы сражались в этой битве около одного часа. Это селение называется Потончан, и на морских картах лоцманы и моряки дали ему имя Берег Злой Битвы. После того, как мы увидели, что мы в безопасности после этого сражения, мы поблагодарили Господа.
Когда наши солдаты подлечили раны, некоторые из них стонали от боли, которую испытывали, так как простудились и от соленой воды сильно опухли, и некоторые солдаты проклинали лоцмана Антонио де Аламиноса и свое путешествие и открытие острова, так как все время упорно полагали, что это был не материк.

[40] Глава IX. Как мы шли по курсу и тем же образом, каким проследовали с Франсиско Эрнандесом де Кордобой

Снова отплыв и следуя курсом Франсиско Эрнандеса, на восьмой день мы пришли в область селения Чампотон, туда, где нас обратили в бегство индейцы этой провинции, как я уже рассказал. И так как в этой бухте очень мелко, мы [41] поставили корабли на якорь на расстоянии одной лиги от берега, и на всех лодках погрузили половину солдат, которые направились к домам селения.
Индейцы – его жители и из соседних поселений – собрались все вместе как в тот раз, когда убили у нас пятьдесят шесть солдат, а все остальные наши ушли ранеными, и из-за этого они были очень надменны и спесивы, и хорошо вооружены по своему обычаю луками, стрелами, копьями такими же длинными, как наши, и меньшими, щитами и маканами, мечами, похожими на двуручные, камнями и пращами, и латами из хлопка, и с флейтами и барабанчиками, большинство с лицами, раскрашенными черным, а другие – красным и белым, и, выстроившись в порядке, ждали на берегу, когда мы придем, чтобы напасть на нас. Так как у нас был опыт того раза, мы везли на лодках фальконеты и взяли с собой баллисты и ружья.
Когда мы сошли на землю, они начали стрелять в нас из луков и метать копья, и хотя фальконетами мы причинили им много вреда, они посылали в нас такие тучи стрел, что, пока мы достигли земли, ранили больше половины наших солдат. Когда мы сошли на сушу, то умерили их ярость добрыми шпагами, и кинжалами, и баллистами, так как они стреляли в нас из безопасного места, все наши надели латы из хлопка, и тем не менее они долгое время сражались, пока мы не заставили их спрятаться в болотах возле селения.
В этой битве они убили семерых солдат, а капитану Хуану де Грихальве нанесли три раны стрелами и выбили да зуба, и ранили около шестидесяти наших.
Когда мы увидели, что все неприятели убежали, то вошли в селение, перевязали раны и похоронили убитых. Во всем селении мы не нашли ни одного человека, ни тех, кто убежал. В этих потасовках мы захватили трех индейцев, один из которых был главный. Капитан приказал им пойти и позвать касика этого селения, и хорошо растолковал им через переводчиков Хулианильо и Мельчорехо, что прощает им то, что они сделали, и дал им зеленые бусы, чтобы они их передали в знак мира. Они ушли и не вернулись; и мы подумали, что индейцы Хулианильо и Мельчорехо наверное не сказали им то, что приказано, или сказали наоборот.
Мы пробыли в этом селении три дня.
Помниться мне, что когда мы сражались в этих стычках, там были луга, и на них множество маленьких кузнечиков, которые, когда мы бились, прыгали и летали, и ударялись нам в лицо, а так как индейцев-лучников было множество, и стрелы сыпались как град, нам казалось, что некоторые были кузнечиками, которые летят, и мы не закрывались щитами, и стрелы нас ранили; в других случаях мы думали, что это стрелы, а это были кузнечики, которые летели. Они очень мешали нам воевать.

[75] Глава XXIII. Как Кортес узнал об испанцах, которые были во власти индейцев на мысе Коточе

Так как Кортес ко всему имел большое усердие, он приказал позвать меня и одного бискайца по имени Мартин Рамос и спросил у нас о словах [76], которые нам говорили индейцы Кампече, когда мы пришли с Франсиско Эрнандесом де Кордовой; они говорили: «Кастилян, кастилян», и мы повторили рассказ о том, что и как видели и слышали. Он сказал, что много думал об этом, и что, наверное, в этой стране могли быть какие-то испанцы, и сказал: «Мне кажется, что следует хорошенько спросить этих косумельских касиков, знают ли они что-то о них». Через Мельчорехо с мыса Коточе, который уже немного понимал по кастильски и хорошо знал язык косумельцев, опросили всех знатных, и все до единого сказали, что знают о неких испанцах, и где они находятся, и что они во внутренних, областях на расстоянии двухдневного пути, и что они являются рабами некоторых касиков, и что здесь, на Косумеле, находятся купцы-индейцы, которые говорили с ними несколько дней назад. От этого все мы обрадовались. Кортес сказал им, чтобы они тотчас отправились позвать их письмами, которые на их языке называются амаль (amales); и сказал касикам и индейцам, чтобы они отнесли вместе с письмами рубашки, и льстил им, и сказал им, что, когда они возвратятся, он даст им много ожерелий. Касик сказал Кортесу, чтобы он отправил выкуп хозяевам, у которых они находились в рабстве, чтобы они позволили им уйти, и, делая так, чтобы он дал посланцам всякого рода ожерелья.
Затем он приказал взять два судна меньшей вместимости, из которых одно было чуть больше бригантины, с двадцатью солдатами, вооруженными баллистами и ружьями, а капитаном на них Диего де Ордас, и приказал, чтобы они были у берега на мысе Коточе, охраняя восемь дней на большом корабле, в то время как они уйдут и придут с ответом на письма, и на маленьком корабле вернулись дать Кортесу ответ о том, что произошло, так как от той земли до мыса Коточе было восемь дней пути.
[77] Затем они погрузились на корабли с письмами и двумя индейскими купцами с Косумеля, которые их везли, и за три часа пересекли проливчик, и высадили на землю посланцев с письмами и выкупом; и через два дня они отдали их испанцу по имени Херонимо де Агиляр, о котором мы тогда узнали, что его так зовут. После того, как он прочитал их и получил выкуп из бус, которые мы ему послали, он очень обрадовался и понес его своему хозяину касику, чтобы тот дал ему отпускную, что тот тотчас и сделал, чтобы он шел, куда захочет.
Агиляр пошел туда, где был его товарищ, которого звали Гонсало Герреро, в другое селение, в пяти лигах оттуда, и когда прочитал ему письма, Гонсало Герреро ответил: «Брат Агиляр, я женат и имею трех сыновей, они держат меня за касика и начальника, когда воюют. Посмотри, ради бога, как я изрезал себе щеки и проколол уши? Что скажут обо мне эти испанцы, когда увидят меня таким? И еще посмотри на моих сынишек, какие они славные. Ради бога, дай мне эти зеленые бусы, которые ты принес, для них, и я скажу, что мои братья прислали мне их из моей страны». И также индеанка, жена Гонсало, заговорила с Агиляром на своем языке, очень сердитая, и сказала ему: «Посмотрите, с чем пришел этот раб зазывать моего мужа; уходи, и не занимайся больше болтовней». Агиляр принялся вновь говорить Гонсало, чтобы он помнил, что является христианином, чтобы он не губил душу из-за индеанки, и если он это делает из-за жены и детей, то пусть возьмет их с собой, если не хочет бросать. И сколько он ему ни говорил и ни укорял, он не захотел идти. Кажется, что этот Гонсало Герреро был моряк, родом из Палоса.
После того, как Херонимо де Агиляр увидел, что он не хочет идти, он пошел с двумя индейскими посланцами на то место, где его ожидал корабль, и когда пришел, не нашел его, так как он уже ушел, [78] потому что уже прошли восемь дней, и даже еще один сверх срока, установленного Ордасу, чтобы ждать его; так как он увидел, что Агиляр не пришел, он вернулся на Косумель без выкупленного, с которым должен был прийти. Когда Агиляр увидел, что там нет корабля, он стал очень печален и возвратился к своему хозяину, в селение, где до этого привык жить.
Когда Кортес увидел, что Ордас непредусмотрительно вернулся без новостей ни об испанцах, ни об индейцах-посланниках, он был очень рассержен и в надменных выражениях сказал Ордасу, что полагал, что тот проявит большую предусмотрительность и не явится сюда без испанцев или сведений о них, так как они точно были в этой стране.
Оставлю здесь об Агиляре и расскажу, как множество индейцев пришли на этот остров Косумель на паломничество из селений поблизости мыса Коточе и из других частей страны Юкатан, поскольку, как кажется, на Косумеле они имели идолов с уродливыми фигурами, и они находились в святилище, в котором в этой стране имели обычай в определенное время приносить жертвы.
Однажды утром дворик, в котором находились идолы, заполнился множеством индейцев и индеанок, воскурявших смолу, которая как наш ладан; и так как это было для нас в новинку, мы остановились посмотреть на все с вниманием. Вскоре над святилищем поднялся старый индеец в широком плаще, который был жрецом этих идолов, и через некоторое время он начал пророчествовать; и Кортес, и все наши смотрели, чем кончится эта черная проповедь. Кортес спросил у Мельчорехо, очень хорошо понимавшего этот язык, о чем говорит старый индеец, и узнал, что он предрекает плохие вещи. Затем он приказал позвать касика, и всю знать, и самого папа, и насколько хорошо смог растолковать наш переводчик, сказал им, что если они хотят быть нашими братьями, то должны выбросить из этого [79] дома этих своих идолов, которые очень дурны и заставляют их грешить, что они не боги, а дурные вещи, и что они унесут в ад их души. И он растолковал им другие святые и добрые вещи, и чтобы они поставили изображение Богоматери, которое он им дал, и крест, и что они всегда будут помогать им, и у них будут хорошие посевы, они спасут свои души. И объяснил им другие вещи о нашей вере, хорошо сказанные.
Папа и касики ответили, что их предки поклонялись этим богам потом, что они были хорошие, и не отваживаются поступать по-другому, что если их выбросим мы, мы увидим, сколько зла случится с нами из-за этого, потому что мы тут же исчезнем в море. Тогда Кортес приказал, чтобы мы их разбили на куски и принялись сбрасывать со ступенек вниз, и мы сделали это. И он приказал принести много извести, которой было в избытке в этом селении, и привести индейцев каменщиков. И сделали алтарь, очень чистый, где поставили изображение Богоматери; и он приказал двум столярам, чтобы они сделали крест из двух молодых деревьев, бывших там, который поставили как распятие возле алтаря; и отслужил мессу священник по имени Хуан Диас, и папа, и касик, и все индейцы смотрели с вниманием.

Глава XXV. Как испанец, который находился во власти индейцев, узнал, что мы прибыли на Косумель, и пришел к нам

[80] Когда испанец, находившийся у индейцев, получил точное известие, что мы вернулись на Косумель с кораблями, он очень обрадовался и благодарил Господа, и очень торопились он и два индейца, которые принесли ему письма и выкуп, пойти погрузиться на лодку, и так как он хорошо заплатил зелеными бусами, которые мы ему послали для выкупа, вскоре он нашел сдававшуюся внаем с индейцами-гребцами на ней; и они так быстро гребли, что в течение короткого времени пересекли пролив, который был между одной сушей и другой, составлявший четыре лиги, пока не переменился ветер.
Когда он пристали к косумельскому берегу и уже высадились, некие солдаты, которые шли на охоту, так как на этом острове водятся земляные свиньи, увидели, что неподалеку от селения причалила большая лодка, и что она пришла с мыса Коточе. Кортес приказал Андресу де Тапиа и другим двум солдатам, чтобы они пошли посмотреть, что за новая штука там появилась, с нашими индейцами и безо всякого страха, на лодках, и они пошли. Когда индейцы, пришедшие на лодке, которую привел Агиляр, увидели испанцев, они испугались и захотели вновь сесть в лодку и удалиться. Агиляр сказал им на их языке, чтобы они не боялись, потому что это их братья.
Андрес де Тапиа, увидев, что это индейцы, так как Агиляр был точь-в-точь индеец, послал одного из испанцев сказать Кортесу, что это семь индейцев с Косумеля пришли туда на лодке. И когда они сошли на сушу, испанец, невнятно выговаривая и плохо произнося, сказал: «Господь, и Святая Мария, и Севилья». И бросился обнимать Тапиа, и второй солдат из тех, что пришли с Тапиа, увидев, что за дело, поспешил потребовать у Кортеса награду за добрую весть, так как то, кто пришел на лодке, был испанец, отчего все мы обрадовались.
Вскоре Тапиа с испанцем пришел туда, где находился Кортес, и когда они шли, некоторое солдаты спрашивали: «А где же испанец?», хотя он и шел вместе с ним, так как принимали его за чистого индейца, потому что сам он был смуглый, постриженный как индейцы-рабы, и нес на спине весло; обутый [82] в одну сандалию, а вторую подвязав к поясу, в старом очень дырявом плаще и жалкой повязке, прикрывавшей срам; и нес завязанный в плащ сверток, который оказался очень старым Часословом.
Когда Кортес увидел его таким, он тоже обманулся, как другие солдаты, и спросил у Тапиа, где же испанец; и испанец, услышав это, стал на колени, как это делают индейцы, и сказал: «Вот я». Тогда он приказал дать ему одеться рубашку, куртку, штаны, шапку и полотняную обувь, так как другой одежды не было, и спросил у него о его жизни, и как его зовут, и как попал он в эту землю.
Он сказал, хотя и плохо произнося, что его зовут Херонимо де Агиляр, что он родом из Эсихи, и что он был диаконом; что прошло восемь лет как потерпели крушение он и пятнадцать других мужчин и женщин, шедших из Дарьена на остров Санто-Доминго, когда случились раздоры между Энсисо и Вальдивией; и сказал, что они везли десять тысяч золотых песо и жалобы одних на других; и что корабль, на котором они плыли, сел нам мель Алакраны, так что не мог идти; и что его товарищи и двое женщин пересели в лодку, намереваясь держать курс на Кубу или Ямайку; и что течения были очень сильными, и они отнесли их к этой земле; и что правители [calachiones] этой области разделили их между собой; и что многие из его товарищей были принесены в жертву идолам, а другие умерли от болезней, и женщины через короткое время тоже умерли от непосильного труда, так как он очень их изнурил; [83] и что его держали, чтобы принести в жертву, и однажды ночью он бежал к тому касику, с которым был; и что не осталось никого из них, кроме него и Гонсало Герреро. И сказал, что он звал его, но тот не захотел идти.
Кортес много благодарил за все Господа, и сказал ему, что к нему будут хорошо относиться, и он будет вознагражден, и спросил у него о земле и селениях. Агиляр сказал, что, так как его держали за раба, он знал только как носить дрова и воду да вскапывать поля, что он не ходил далее четырех лиг, что его водили с ношей, и что он не мог ее нести и упал больной под ее тяжестью, что он узнал, что селений много. Тогда он спросил его о Гонсало Герреро. И он сказал, что тот женат и имеет трех сыновей, что он татуировал лицо, и проткнул уши и нижнюю губу, и что он был моряк, из Палоса, и что индейцы считают его храбрецом; что менее чем за год до того, когда к мысу Коточе пришел капитан с тремя кораблями (кажется, это было, когда пришли мы с Франсиско Эрнандесом де Кордобой), он был зачинщиком того, чтобы на нас напали, что они и сделали, и что он пришел туда вместе с касиком большого селения. После того, как Кортес услышал это, он сказал: «Воистину, я хотел бы, чтобы он попал мне в руки, так как от него никогда не будет добра».
Касики Косумеля, придя к Агиляру, говорившему на их языке, дали ему много еды, и он посоветовал им, чтобы они всегда почитали и уважали святое изображение Богоматери и крест, и чтобы знали, что из-за этого к ним придет много добра. Касики же, по совету Агиляра, попросили у Кортеса рекомендательное письмо [una carta de favor], чтобы, если в этот порт придут другие испанцы, они хорошо с ними обращались и не причинили бы [84] им ущерба, и такое письмо он им тотчас дал. И после прощания со многими любезностями и подарками, мы взяли курс на реку Грихальва .

Глава XXXII. Как пришли все касики и халачвиники [calachiones] реки Грихальва и принесли подарки

[103] …/Кортес/ спросил у них /вождей Табаско/, по какой причине они нападали на нас, хотя мы трижды предлагали им мир. Они ответили, что уже просили прощения за это и были прощены, и что касик Чампотона, их брат, им это посоветовал…