Священные гимны Пачакутека

Священные гимны Пачакутека

The Sacred Hymns of Pachacutec, отрывки из “Ancient American Poets” translated and compiled by John Curl; перевод weshki

 
 

1.

О Создатель, корень всего,
Виракоча, конец всего,
Повелитель в сияющей одежде,
Зарождающий жизнь и все приводящий в порядок,
Говоря: «Да будет мужчина! Да будет женщина!»
Создатель, творец,
Ты дал жизнь всем –
Храни их,
Пусть живут они в процветании и счастье,
В безопасности и мире.
Где ты?
Снаружи? Внутри?
Над этим миром в облаках?
Под этим миром в тенях?
Услышь меня!
Ответь мне!
Прими слова мои к сердцу!
Бесконечные века
Дай мне жить,
Сожми меня в руках,
Держи меня в ладонях,
Получи это подношение,
Где бы ты ни был, мой Повелитель,
Мой Виракоча.

 
 

2. Молитва об умножении людей

Создатель
Повелитель Озера,
Кормилец Виракоча,
Трудолюбивый Виракоча
В сияющих одеждах.
Да живет хорошо мужчина,
Дай живет хорошо женщина,
Да умножатся люди,
Да живут благословенной и процветающий жизнью.
Сохрани то, в чем ты зародил жизнь
На века без конца,
Держи его в своей руке.

 
 

3. Всем уакас

Создатель, конец всего,
Корень всего,
Повелитель Озера,
Энергичный, заботливый Виракоча,
Повелитель Гор,
Повелитель Молитв,
Повелитель Ритуалов,
Повелитель, не имеющий предела,
Создатель, конец всего,
Вознаграждающий и дарящий:
Да процветут общины и народы,
А также путешествующие снаружи или внутри.

 
 

4.

О Повелитель,
Удачливый, счастливый победитель Виракоча,
Милосердный и сострадательный к людям.
Пред тобой стоят твои слуги и нищие,
Кому ты дал жизнь и определил место.
Да будут они счастливы и благословенны
Со своими детьми и потомками;
Да не ввергнуться в скрытые опасности
Вдоль одинокой дороги.
Да живут они многие годы
Без слабости и потерь,
Да едят, да пьют.

 
 

5.

О мой Повелитель,
Мой создатель, начало всего,
Неутомимый работник,
Зарождающий жизнь и порядок во всем,
Говоря: «Да едят,
Да пьют в этом мире».
Умножь картофель и кукурузу,
Всю пищу
Тех, кому ты дал жизнь,
Кого ты создал.
Ты, отдающий приказы,
Выполняющий то, что решил,
Да умножатся они.
Чтобы люди не страдали и,
Нестрадая, верили в тебя.
Да не будет мороза
Да не будет града,
Сохрани все в мире.

 
 

6. Молитва Солнцу

Повелитель Виракоча,
Говорящий:
«Да будет день, да будет ночь!»
Говорящий:
«Да будет рассвет, да станет светлее!»
Кто заставляет Солнце, сына твоего,
Двигаться счастливо и благословенно каждый день,
Чтобы у человека, сотворенного тобой, был свет.
Мой Виракоча,
Сияй своему народу инков,
Освещая своих слуг,
Для которых ты – пастырь,
Да живут
Счастливо и благословенно.
Сохрани их
В мире,
Свободными от болезни, свободными от боли.

 

 

 

Священные гимны инков

 
 

 

 

 

 

 

Tumbaco
Atahuallpa huanuy

(посмертная элегия)

 
 

Черная ты отчего, радуга в небе?
Мести стрелой поджидает она недругов Куско.
Грохот повсюду градин зловещих слышен.
Ты ее каждый предчувствуешь миг, сердце,
Даже во сне настигающую меня,
Даже в беспамятстве ночи,
Синюю муху, вестницу смерти; вечная мука.
Солнце становится желтым, таинственное меркнет;
Труп Атагуальпы и имя оно облачает в саван;
Время в одно миганье сжимается смертью Инки.
Шею владыки сдавил его враг лютый;
Крови река, разделяясь на два рукава, льется.
С хрустом неистовую тоску закусили его зубы;
Стали свинцом те, что солнцами были – очи.
Холод объял великое сердце Атауальпы,
в плаче людей с Четырех Пределов оно тонет.
С неба спустились, черным-черны, тучи;
съежилась вся Мать-Луна, заболев с горя.
Все поукрылось, попряталось все в скорби.
И не желает земля своего господина в могилу прятать —
Трупом стыдится признать того,
Кем была так любима при жизни,
Ей пожирать своего владыку жутко.
Скальные бездны дрожат, отзываясь песнью прощальной,
Воет река во всю мочь своей боли, воды вздымая.
Слезы, сливаясь, единым потоком стали.
Кто не падет, по тому, кто так дорог был, плача?
Кто из детей за отца не отдал бы жизни?
Ранено сердце, болит, бесславное, стонет.
Разве лесная дроздиха в неистовстве не покорится своей природе?
Разве не радость влюбленной любимому отдать дыханье?
Слезы кровавые, отнятые у его ликованья слезы,
Вы отразите, как жидкое зеркало, смерть Инки.
Каждую грудь да омоет его нежность.
Все, кто обласкан множеством был рук его мощных,
Кто защищен был крылами его сердца,
Кто был укрыт, как надежною тканью, его грудью, —
Ныне взвывают горестными голосами скорбящих вдов.
Самые знатные жены, тоскуя, склонились вместе.
Для принесения жертв облачился жрец Вильях-Ума.
Молча мужчины пошли вереницей к могилам.
В смертной тоске убивается Мать-Койя;
Льются рекою на желтый труп слезы.
Лик неподвижный поник, а уста говорят тихо:
«Куда ты делся,от моих глаз запропастился,
Мир ты покинул зачем на мое горе,
Смертью навек растерзал ты мое сердце».
Золотом выкупа обогащен алчный испанец;
Страшное пожрано сердце его властолюбьем;
Ио на одних он кидается, то на других,
Все ненасытнее, все мрачнее, бешеный зверь;
Все, что просили, им отдали, даже с придачей, —
Все же убили тебя.
Всю их алчбу, к которой взывали, насытил ты лишь.
Ты умирал в Кахамарке, там ты угас.
Вот и не стало совсем в твоих венах крови;
Вот и не стало в глазах у тебя света;
В глубь самой яркой из звезд канул твой взгляд.
Стонет, болит, скитается, бьется твоя душа-голубка;
Муку терпя, исступленно рыдает твое милое сердце.
Сердце раздавлено пыткой вечной разлуки.
Чистый, сверкающий золотом трон,
Люлька твоя, кубки златые и все отдано было.
Сколько замученных под чужестранной властью и разоренных;
Отнята память, растерянны, загнанны мы и одиноки:
Тень, укрывавшая нас, ты мертва, мы плачем;
Некуда, не к кому нам возвращаться, разум теряем.
Инка, снесет ли твое сердце наши скитанья по бездорожью,
Жизнь, окруженную страхом, врагом попранную?
Очи, умевшие ранить, как стрелы судьбы, ты приоткрой,
Великодушные руки свои нам протяни
И, укрепив наши сердца, с нами простись.