Антонио Буеро Вальехо. “Чудо, которого ждут”. ANTONIO BUERO VALLEJO. LA SEÑAL QUE SE ESPERA

Антонио Буеро Вальехо. “Чудо, которого ждут” (ANTONIO BUERO VALLEJO. LA SEÑAL QUE SE ESPERA)
Перевод с испанского – А. Скромницкий

Драматическая пьеса в трех актах
(Национальная театральная премия Испании)
1952 год

© 1966, by ANTONIO BUERO VALLEJO. Editada por ESCELICER, S. A.
Héroes de Diez de Agosto, 6 – Madrid (España). –
© 2005 перевод А. Скромницкий
Премьера пьесы состоялась 21 мая 1952 года в Театре Инфанты Исабель, в Мадриде, со следующим распределением ролей:
Энрике, хозяин дома.
Сусанна, его жена.
Луис, композитор.
Хулиан, старый друг.
Бернардо, слуга.
Росенда, служанка.
В местечке северо-западной Испании, на зеленом и загадочном побережье Галисии.
Декорации: Редондела.
Режиссер: Антонио Вико.
Действие первое
У галисийской реки, недалеко от моря находиться родовой замок, здание большое с просторными комнатами и открытое солнцу и всем ветрам; благородная, основательная и простая сельская постройка, свидетельством которой являются каменные стены, сделанные в старом стиле с добротной кладкой. Главный зал старых хозяев продолжает быть и сейчас предпочтительным местом проживания в доме. Левая сторона имеет в центре дымовую трубу, сразу слева от неё дверь, ведущая в кабинет. Справа от трубы начинается лестница, ведущая на второй этаж. С правой стороны, другая дверь, поменьше, ведущая в служебные помещения. Слева на заднем плане видим большое открытое окно, несущего прохладу летнего вечера, через которое просматривается густой сад. Справа на заднем плане, наискосок, широкая пологая арка, соединяющаяся с длинным и просторным холлом, в самом конце которого, невидимая, но предполагается, что там есть входная дверь замка. Нам виден только угол, создаваемый двумя стенами: слева, через другое окно, виден сад. В глубине открыта стеклянная зарешеченная дверь.
От возможных морских традиций дома, от старой сельской знатности ничего не осталось. Нынешний хозяин ограничился почитанием нескольких гравюр старых парусников, редких старых картин и нескольких живописных металлических кувшинов на камине. В остальном, жилище меблировано богато и очень непринужденно как для наших дней. Расставлены: низкие стеклянные столики, диван в центре и удобные кресла. У очага – простая лежанка. Небольшое количество книг и много иллюстрированных журналов. Красивые современные – сверху на выступе камина.
(Сразу после заката солнца приятного летнего дня, пока еще не легли вечерние сумерки, в зале находятся три человека, еще молодых: женщина и двое мужчин. Сусана, сидящая на диване, лицом к просцениуму (перед сцены). Энрике, на лежанке, со спокойным и скучающим видом. Луис, у самого правого конца зала, стоя, поглядывая на них. Все трое одеты в удобную летнюю одежду. Прикрываясь своей деланной уверенностью, Энрике не спускает глаз с возбужденной позы Луиса.)
Луис. (Спустя пары секунд тишины.) – Я тебе говорю, что сигнал прозвучит!
Энрике. (Весёлый и спокойный.) – Нет, Луис; не зазвучит.
Луис. – Почему нет?
Энрике. – Я тебе много раз говорил: потому что не возможно.
Луис. – Нужно, чтобы он зазвучал.
Энрике. – В этом твоё огромное заблуждение. Тебе это ни к чему. И ты не сможешь начать работать, пока не поймешь это.
Луис. – До тех пор пока не зазвучит!
Энрике. (Надменно.) – Как хочешь.
(Со скукой разглядывает журнал.)
Луис. (Печально.) Прости. И ты также, Сусана: прости меня. Понимаю, что я исчерпал Ваше терпение. И у меня нет права на него.
Энрике. – Что за вздор!
Луис. – Лучше, чем сумасшествие! Знаю точно, что это одержимость. (Чуть ли не умоляя.) Но… он нужен мне.
Энрике. (Поднимается, чтобы подойти и взять за плечи.) – Никакая одержимость не нужна, Луис.
Луис. – Я должен работать!
Энрике. – Попробуй. Дела не падают с неба.
Луис. – Тогда, сигнал…
Энрике. (Нежно.) – Сигнала, которого ты ждешь, не будет. Должен был звучать когда-то в твоих ушах, но это не было сигналом… Не могло быть сигналов. Это было просто воспоминанием. Только ты его заметил; старая мелодия снова выросла внутри тебя. Будешь работать наново. И все мы будем довольны. (Короткая пауза.) Я хочу и надеюсь, чтобы ты его вспомнил. Можешь попробовать восстановить его на рояле в кабинете… Забудь про солнце. У меня нет невидимых пальцев, умеющих играть там наверху; ты хорошо это знаешь.
(Молчание.)
Луис. (Печально.) – Сигнал должен прозвучать.
Энрике. (Улыбающийся, раскидывается на софе.) – Ну, хорошо, мой друг: прозвучит. (Короткая пауза.) Но во сне… Однажды ночью ты будешь думать, что проснешься. Разлёживаясь на кровати, услышишь… Мелодические аккорды, льющиеся издалека, при закате солнца. Потом ты действительно проснешься, но мелодия будет уже с тобой, вернувшаяся. И ты будешь жить… (Весёлый.) и нам позволишь жить.
Луис. (Опуская взгляд.) – Еще раз прошу прощения. Я злоупотребляю твоей добротой… не собираясь компенсировать за то, что я здесь, потому как ты меня привел сюда.
Энрике. (Со слабым возмущением.) – Благодари её… Это была Сусана.
Сусана. (Пошевелившись, обеспокоено, так не очень хорошо видит и немного удивляясь.) – Это был ты…
Энрике. – Ты плохо это помнишь.
Луис. – Да, Энрике. Напрасно притворяешься скромным. Я очень Вам благодарен обоим, но я знаю, что это был ты. Она уже не один раз мне это говорила.
Энрике. – Да?
Луис. – Да.
Энрике. – Всё же, она заблуждается… Она плохо помнит.
Сусана. – (Тревожно.) Но, если это был ты! Это тебе пришло в голову.
Энрике. – Нет.
Сусана. (Улыбнувшись.) – Ой, поняла! Луис прав. Ты не признаешь доброты.
Энрике. (Смеющийся.) – Непременно будешь льстецом, раз моя женушка думает обо мне хорошо.
Сусана. – Никогда в этом не сомневалась.
Луис. – Я тоже. Несмотря на это, иногда она называет тебя омерзительным… (Приближаясь к ним, дружественно.) Оно так и есть. Чванишься своим талантом. Предпочитаешь, чтобы те, кто называет тебя добрым, называли тебя умным, и поэтому ты споришь со мной о сигнале. Но я верю в то, что, в глубине души, ты ждешь его, как и мы… (Не в силах избежать перехода на просительный тон.) Ведь, правда?
Энрике. – (Вяло.) – Как это – вы? Кто – вы?
Луис. – (Смущенный.) – Я говорил в общем… Ты же знаешь, что…
Энрике. – Нет. Ничего не знаю. Но полагаю, что не ошибусь, если… допущу, что ты не втянул Сусану в это. Или я заблуждаюсь? (Жене.) Я заблуждаюсь?
Сусана. – Энрике, ты очень хорошо знаешь, что…
Энрике. – Я говорю тебе то же, что и Луису. Ничего я не знаю. Думаю… да, знаю, что ты не можешь ждать этого дурацкого сигнала…
Сусана. – Энрике…
Энрике. – Мне кажется, что ты понимаешь, что первый, кому страдать от этой веры – это Луис.
(Молчание.)
Луис. – Возражаю! Скажи нам обоим что-нибудь, Сусана! (Молчание.) Сусана… Ты веришь, правда?
Энрике. – Это то, о чем она тебе иногда говорила?
Луис. – Я знаю, что веришь! Вижу это в твоих глазах!
Энрике. – (С презрительной улыбкой.) Тебе задали очень конкретный вопрос, Сусана. Ответь на него.
(Краткая пауза. Сусана смотрит на обоих, нерешительно.)
Луис. (Приближаясь к ней.) – Прозвучит сигнал?
Сусана. (Тайком поглядывая на мужа.) – Кто знает…!
(Луис испускает веселый вздох.)
Энрике. (Рассмеявшись.) – По меньшей мере, становиться понятным, на чьей стороне доброта и преданность. (Указывая на Сусану.) Она, она и есть добрячка! Даже была, иной раз, очень умной. Но таким образом, думаю, благодетельствует тебе. Что поделаешь! И, в конце концов, этому спору не хватает искренности. Пошли Сусана, на привычную нашу прогулку в сад. Еще осталось время. Но я должен поторапливаться, потому что темнеет. Скоро придет очередь этого… и его верующих. (Она беспокойно смотрит на него.) Очередь сигнала! Не так плохо, что мы храним свои головы ясными. Сад не для нас в этот момент. Несмотря на «кто знает», которое твое большое сердце подарило по доброте Луису… Идем, Сусана? (Сусана поднимается и собирается присоединиться к мужу. Луис смотрит на неё, с немой просьбой, чтобы она не отвела взгляд. Её муж, с улыбкой на губах, но нетерпеливо.) Пошли, Сусана!
(Направляются в глубь сцены.)
Луис. (Который и не пошевельнулся.) – Всячески благодарю за доброту обоих. И за твоё «кто знает», Сусана. Сигнал прозвучит.
(Сусана выходит в сад.)
Энрике. (Посмеиваясь, исчезая.) – Нет, Луис. Не зазвучит.
Луис. (Опять воодушевленный, на бегу к двери в сад.) – Прозвучит!
Энрике. (Уже из сада.) – Нет…!
(Пауза. Луис остается непреклонным, тронутый отрицательным ответом. Справа входит Бернардо, остановившийся и разглядывающий его. За ним, прячась за его плечами, Росенда. Они оба – слуги этого дома. Нынешним хозяевам не удалось полностью избавиться от сельского вида их темных одежд. Заметно подталкиваемый Росендой, чтобы заговорить, Бернардо тактично покашливает. Луис оборачивается.)
Росенда. (Говорит с легким и сладким галисийским акцентом.) – Иисусе, мужчина! И еще идет сказать Дону Луису, что я его толкнула!
Бернардо. – Жена, из-за сигналов…
Росенда. – А я скажу, что не смей мне так говорить. Жена! Жена и не «ла Росенда», берегись! «Ла Росенда» сюда, «ла Росенда» туда; но сказать «моя жена», как это будет правильно, так нет: язык может отвалиться.
Бернардо. – Жена, здесь дон Луис…
Росенда. – Да вы поглядите на него, с какой стати мне выходить! Он думает, что я слепая? Но он будет продолжать называть меня «ла Росенда» перед чужими, как будто трудно сказать «моя жена» среди христиан.
Бернардо. (Уже очень недовольный.) – Потому что так не годиться, как ты не понимаешь! Слуги не могут быть такими фамильярными. И потом говорят, что галисийцы умные. Галисиец должен им быть!
Росенда. – А ты кастельянец!
Бернардо. – Да. Мужчина немногих слов. И эти немногие тебя спасают.
Росенда. (Смеясь.) – Иисус! Мало слов говорит! А попробуй сказать дону Луису, не открыв рот и не проронив ни слова…
Бернардо. – Я?
Росенда. – Не обращайте на меня внимания, дон Луис, потерпите; как можно, чтобы за прошедший год он собрался да и отважиться спросить его о том, что он хочет, о том, что он знает, ведь он мне это сказал…
Бернардо. – Но, не ты ли та…?
Росенда. – (Быстро.) Я? И сейчас он скажет, что я его толкнула.
Бернардо. – А разве не ты?
Росенда. – И он скажет это, скажет…
Бернардо. – Поскольку ты видишь, что это не был я, значит, осталась ты.
(Пытаясь пройти. Ла Росенда встает на его пути каждый раз, с бисеринками слез в глазах.)
Росенда.- Ах, эти мужчины! Он также этого хочет, но тупое тщеславие у него не отнять. Красавец, которому Росенда отдала честь, лучше бы она ему не досталась… Матушка моя…!
(Побежденный, Бернардо поворачивается, с вздохом, к Луису.)
Луис. – (Улыбающийся, он присутствовал при диалоге, кладет им руки на плечи.) Он не должен стыдиться. Я знаю вашу проблему. Она всегда та же.
Росенда. (Озабоченно.) – Тогда…?
Луис. – Сигнал прозвучит.
(Она искоса глядит на него недолго, изучая.)
Бернардо. – Так как хозяин говорит, что не будет, мы… Хозяин говорит, что всё это предрассудки.
Росенда. – Предрассудки? А голоса, которые слышаться в пещере?
Бернардо. (Пренебрежительно.) – Галисийка…
Росенда. – А ты, тугоухий! Не слышал музыки, звучавшей там?
Луис. – Но они не сигнал, Росенда. Они еще не он. Эта музыка не имеет ничего сверхъестественного.
Росенда. (Вдруг уныло.) – Вы считаете…?
Луис. – То будет музыка, которую мы должны услышать. А не эти простые аккорды.
Росенда. – И… Мы услышим её? (Короткая пауза. Невеселый, Луис, отделяется медленно от них, чтобы подойти к камину.) Мы услышим её…? (Луис не отвечает и опускает голову на руки. Она приближается.) А если я услышу её этой ночью…? Покончив с днями, которые приходят, так и не зазвучав музыкой. Я говорю: что если воздух наберется сил, чтобы дать сигнал… (Нежно.) Это могло бы быть этим вечером, дон Луис. Порадуйтесь! (Взглянув в окно.) Если зазвучит, то скоро мы услышим его; как только сядет солнце. И я говорю, что, если зазвучит, то лучше, когда… у нас будут известия от утреннего почтальона, Бернардо! (Про себя.) Но если прозвучит этой ночью, ведь не сможет письмо придти так быстро. А почему нет? Господь Наш Всемогущий всё предвидящий… Письмо может быть уже отослано, правда, Бернардо…? Но, может, запаздывает… Или придет раньше…! А если оно уже в почтовом ящике? Почтальон должен был уже придти… (Супруги смотрят друг на друга. В порыве.) Сейчас увидим.
(Выходит быстро, в глубь и направо. Луис и Бернардо поглядывают друг на друга.)
Бернардо. – Простите её. Она уже старая, но как ребенок. У нас не хватает сына, чтобы сделать её настоящей женщиной.
Луис. – Не нужно извиняться. Я ей очень благодарен. У неё больше веры, чем у меня.
(Вздыхает. Росенда вновь заходит, взволнованная.)
Росенда. – У двери стоит сеньор с чемоданом. Я видела его через глазок. Стучал.
Бернардо. – Почему ты ему не открыла?
Росенда. – Поначалу на меня нашел страх. А вдруг это было наше извещение.
Бернардо. (Возмущенно.) Смотрела бы за кухней! Я открою.
Росенда. (Собираясь уйти.) – Сдерешь с себя три шкуры, если оно окажется в почтовом ящике.
Бернардо. – Ступай! (Росенда уходит направо.) Вы извините.
(Луис соглашается. Бернардо скрывается в глубине. Короткая пауза. Росенда опять заходит и следит за дверью. Луис молча смотрит на неё.)
Росенда. (Чтобы оправдать своё присутствие.) – Кто знает, а вдруг это будет что-то для нас… А тогда, сигнал прозвучит этим вечером. Идёт? Мой слух уже твердо…
Луис. – Нет.
Росенда. – В пещере нам позавчера слышались голоса… Это говорил дядюшка Кармело, пастор… Если бы были сообщения…
Бернардо. (Громко.) – Проходите сюда. Тут сообщение хозяину.
Росенда. (выбегает на время.) – Это другое дело.
(Выходит, в то время как входит Бернардо, в компании с Хулианом.)
Бернардо. – Будьте так любезны, подождать немного.
(Выходит в сад. Неизвестный делает легкий кивок Луису. Сам он человек спокойный на вид, с взлохмаченными волосами, светлыми глазами и открытой улыбкой. Одет просто и чисто, с некоторой небрежностью.)
Луис. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Хулиан. – Благодарю. Я постою.
Луис. – Я, с Вашего позволения…
(Делает некоторое движение.)
Хулиан. – Не стоит из-за меня, я умоляю.
Луис. – Энрике скоро придет… Я… гость.
Хулиан. – Очень рад. Хулиан Бивар, к Вашим услугам. Старый друг Энрике.
Луис. – Конечно! Здесь о Вас часто вспоминали. Забавно, что нас никогда так и не представили друг другу. Я также старый друг семьи.
Хулиан. – Тем не менее, я думал, что узнаю Вас…
Луис. (Льстиво.) – Моё лицо начинает становиться популярнее с каждым годом. Меня зовут – Луис Бертоль.
Хулиан. – Музыкант?
Луис. – Очень приятно осознавать, что кто-то ещё помнит об этом.
Хулиан. (Приближаясь, чтобы пожать руку.) – А почему нет? А, кроме того, мне нравятся многие Ваши произведения. «Полевой концерт» восхитителен…
Луис. – Большое спасибо.
Хулиан. – Я говорю так, потому что слышал его. Очень отчетливо. Ясное дело, Ваша «Мадридская симфония» мне нравится меньше.
(Бернардо возвращается из сада.)
Луис. – И мне.
Хулиан. – Знаете? Пожалуй, совсем не нравится, если говорить правду. В любом случае, она так же мила… Итак, Бертоль. Представьте себе, какую радость я испытываю, находясь здесь.
Бернардо. – Хозяин говорит, что просит вас подождать немного; он скоро придет.
Хулиан. – Спасибо. (Бернардо выходит направо.) Надеюсь, Вы сыграете нам, гостям, какой-нибудь концерт…
Луис. – Каким гостям?
Хулиан. – Тут нет гостей?
Луис. – Только я. Никогда бы не пришел сюда, а ведь думал, что родовой замок полон народу всё лето.
Луис. (Нерешительно.) Конечно… Только этим летом… никто не приезжал.
Хулиан. – За исключением Вас.
Луис. (С улыбочкой.) – И Вас.
Хулиан. – И я, что уж говорить, не был приглашен. (Молчание. Смотрит на того, нерешительно.) Кажется, что Энрике опаздывает… Почувствовал, наверно, что пришли его докучать. (Смотрит искоса. Пауза.) Вам нравиться философия? Я профессор философии. Если я свободен, мне может прийти в голову поболтать и послушать хорошую музыку… Я устал от книг и учеников; мне нравиться поболтать с любым желающим, не стесняя себя какими-либо рамками. Отдыхать. Но Вам это лето будет полезным, чтобы сочинять.
Луис. – Ну…нет. Я тоже приехал сюда отдохнуть.
Хулиан. (С каждым словом всё растеряннее.) Надеюсь, тогда, Вы не откажете послушать хорошую музыку.
Луис. – (С неуместной иронией, постукивая пальцами о выступ камина.) – Я не возражаю также послушать её. Но она не звучит.
Хулиан. (Потерявшись.) – Нет?
Луис. – Нет.
Хулиан. – Нет рояля, понятно.
Луис. (Вздыхая.) – Есть один в кабинете.
(Молчание.)
Хулиан. – Понимаю, что я не имею права, просить Вас сыграть. Простите.
Луис. – Не поэтому.
Хулиан. – Позвольте задам Вам один вопрос. Нет необходимости пускаться в объяснения; было бы достаточно, если бы Вы сказали да или нет. (Короткая пауза.) Может мне уйти? Я Вам, наверно, мешаю?
Луис. – Полагаю, что об этом Вам лучше спросить Энрике.
Хулиан. – Простите меня за настойчивость. Мы оба – их хорошие друзья. Если мое прибытие несвоевременно, Вы можете избавить Энрике от объяснений. Каждое лето тут гости, а сейчас нет никого. Не спрашиваю причины. Мне уйти?
Луис. – Не знаю, что и сказать Вам… Энрике такой особенный… Иногда думаю, что тоже ему мешаю.
Хулиан. (Поглядывая внутрь.) – Не торопиться прийти; нет сомнений. Что мне посоветуете, сеньор Бертоль?
Луис. – Сложно Вам ответить… Ситуация, на данный момент, какая-то… странная. Ждем чего-то… (Останавливается.) В любом случае, если не собираетесь оставаться, то Вам нет необходимости и знать об этом.
Хулиан. – Получается, Вы советуете мне уйти.
Луис. – Я такого не говорил. Это показалось бы ещё и эгоизмом.
Хулиан. (Проницательным взглядом.) – Эгоизмом?
Луис. (Безразлично.) – Поймите меня. Я не имел в виду, что Энрике понравиться или нет Ваше присутствие здесь. Как по мне, разумеется, Вы мне не мешаете. Вы ошиблись, если думали иначе. Он решит.
(Энрике, в дверях в сад, замечает их.)
Энрике. (Веселым, эмоциональным тоном; с каждым словом всё радостнее и эмоциональнее.) – Хулиан! (Обнимаются.) Какой сюрприз! Сусана сейчас придет; она поднялась через другой вход, чтобы привести себя немного в порядок. Присаживайся. Но прежде я представлю вас друг другу.
Хулиан. – А мы уже.
Луис. – Да. И я вас оставлю. Пойду в сад ненадолго, пока не стемнеет.
(Делает легкий кивок головой и выходит в сад.)
Энрике. – Давай, присаживайся. (Хулиан садиться.) Выпьешь? Или ты трезвенник?
Хулиан. – Пятьдесят на пятьдесят.
Энрике. (Направляясь к бару, открывая его.) Философский ответ, конечно. Как поживают твои философии?
Хулиан. – Не сильно мне помогают. Жизнь куда сложнее. Но на кафедре хорошо.
Энрике. – Виски с сельтерской?
Хулиан. – В Галисии?
Энрике. – В самый раз. Чтобы устранить немного восхитительный колорит этих земель? Сделать?
Хулиан. – Давай. (Короткая пауза.) Бертоль мне сказал, что у вас этим летом нет гостей.
Энрике. – Он… и ты.
Хулиан. – Прости. Я не был приглашен.
Энрике. (Передавая ему выпивку.) – Но, мой друг, что ты хочешь сказать? Невероятно, что между нами…
Хулиан. – Смотри, Энрике; поговорим начистоту. Я приехал, потому что нуждаюсь в некоторой разрядке. Я неожиданно нахожу дом пустым, без твоих мадридских слуг, и хозяин оного заставляет слишком долго ждать, когда ему сообщили о моей визите.
Энрике. – Не было времени напрасно…
Хулиан. – И ты меня даже не спросил о причине моего приезда.
Энрике. – Прости.
Хулиан. – Нет, это ты прости. Ты знаешь, что это в моем духе. Мне кажется, что я тебе помешал и спрашиваю тебя: мне уехать?
Энрике. (Обдумывает, пока пьет.) – Что за глупости! Конечно, ты останешься. Так будет куда лучше.
Хулиан. – О чем ты?
Энрике. – …Сусана и я, мы поживем в свое удовольствие с тобой.
Хулиан. – А Бертоль?
Энрике. – Разве он тебе не сказал ничего?
(Пауза.)
Хулиан. – Почему бы тебе не рассказать мне об этом? Несомненно, у вас что-то случилось. Может быть, я смогу помочь.
(Молчание. Энрике ходит туда-сюда и смотрит на него.)
Энрике. – Ты знаешь историю Бертоля?
Хулиан. – Знаю, что он великий музыкант… Ваш друг с давних пор… И, пожалуй, больше ничего.
Энрике. – Он уже не великий музыкант. Пустяки.
Хулиан. – Не понимаю.
Энрике. – Он был в течение года в одном санатории, с тяжелым психическим расстройством. Кажись, вышел выздоровевшим. Но с тех пор… не возвращается к работе.
Хулиан. – Не хочет?
Энрике. – Не может. И говорит…, эта его странность… она из-за дома…, который мог бы вновь, если удасться напомнить мелодию, ноты от которой он потерял, и которую как раз закончил, когда заболел. Интересно то, что специалисты говорят, что он, пожалуй, попал в точку, он прав. А сейчас намного сложнее… Вот отчего я радуюсь твоему приезду. Я делаю всё возможное, чтобы сохранить здравый смысл, но в этой сказочной и колдовской стране это не легко. Потому что на берегу есть одна пещера, грот, куда весь народ ходит… Говорят, что там они слышать голоса.
Хулиан. – Ничего не понимаю.
Энрике. – Сложно не это! А то, что пещера – это феномен природной акустики и он там учиться.
Хулиан. – Надо будет наведаться туда.
Энрике. – (Улыбаясь.) – Если ты захочешь… Но в доме у нас есть нечто получше. (Пауза.) Знаешь, что такое эоловая арфа?
Хулиан. – Как ты сказал?
Энрике. – Эоловая арфа.
Хулиан. – Так, подожди… Арфа, на которой играл Эол, бог ветра.
Энрике. – Неплохо! А множество культурных людей их игнорирует. И, несмотря на это, они существуют. Я сам видел одну такую в парке владений Эскосиа. Кажется, что в Эскосиа их несколько… И у нас здесь есть одна. Это странное деревянное приспособление, со струнами направленными на запад… Понимаешь?
Хулиан. – Не всё.
Энрике. – Пещера с голосами также смотрит на запад. Бертоль уже не может сочинять, но всей этой связи с миром звуков недостаточно для его секретов… Близость пещеры заставляет его предполагать, что это место – подходящее. Он создал арфу, и говорит, что она совершенна, с системой струн более совершенной, чем обычно… она способна воспроизводить простую мелодию самостоятельно. Свою собственную.
Хулиан. – Собственную?
Энрике. – Эоловы арфы играют самостоятельно.
Хулиан. – Что?
Энрике. (Смеётся.) – Да, друг. Древние верили, что это делает ветер… Бертоль говорит, что должно быть специальное состояние воздуха, когда падающие лучи солнца срезают горизонт… Тогда, и не каждый день, струны вибрируют и издают звуки, которые… льются похожими на необработанную музыку. И пещера – это разновидность природной арфы, чьими струнами являются неровности каменного утеса. Потому она звучит так же, как звучит в Эскосиа пещера Фингаля.
Хулиан. – Чудно!
Энрике. – Не лишись и ты головы, потому что сразу придет ужас. Бертоль ждет, что однажды арфа заиграет забытую мелодию.
Хулиан. – Сама?
Энрике. – Сама.
Хулиан. – Чудо?
Энрике. – Мы говорим – сигнал. Сигнал из тех, чья творческая работа должна возобновиться. Однако, он не сумасшедший, уверяю тебя. Ему и самому не хотелось бы верить в эту нелепость!
Хулиан. – Но верит.
Энрике. – Хочет верить… потому что ему не удасться вспомнить мелодию. В сущности, он – отчаявшийся. И когда не останется во что верить…, начинаешь верить в чудо. (Пауза.) Смеёшься?
Хулиан. – Я думал о том, что мир полон совпадений. В которые мы все немного верим… Посмотри: я приехал сюда также в надежде… на другую вещь. Хотя я не нуждаюсь в сигналах, потому что для меня всё является сигналом. Во всяком случае, сигнал, которого вы ждете…
Энрике. – Я его не жду, Хулиан.
Хулиан. – Ты уверен?
Энрике. – Шутишь?
Хулиан. – Нет. Ты здесь хозяин: но у тебя тут не только музыкант, а и позволяешь размещать арфу. Почему?
Энрике. (Банально.) – Эолова арфа всегда занимательна.
Хулиан. – Не по этой причине.
Энрике. (Серьёзно.) Ты прав. Я сделал это из сострадания. Луис был нашим большим другом. Ему некуда идти. Мы его приютили здесь, надеясь, что сельская местность пойдет ему на пользу. Потому я отказался от гостей. Еще виски?
Хулиан. – Мне бы остаться немного. (Пьет. Улыбается.) Мне не передадутся колдовские чары, не беспокойся. Но я думаю о скрытых причинах совпадений…, и ты спровоцировал одно.
Энрике. – Я?
Хулиан. – Да. Потому что предлагаешь мне виски, чтобы устранить загадки Галисии и эоловой арфы…, а виски шотландское. Из мест, где ты видел эоловые арфы и где находится пещера Фингаля, эта гигантская арфа.
Энрике. (Оторопелый.) – Черт…
Хулиан. (Поднимается, смеясь, и похлопывает его по плечу.) – В мире всё сигнал, друг мой. Случайностей не существует.
(Крадучись справа, появляется Бернардо.)
Бернардо. – Вы звали?
Энрике. – Нет.
Бернардо. – Нам показалось…
Энрике. – В любом случае, пришел вовремя. Возьми чемодан сеньора Бивара и отнеси его в комнату в галерее.
Бернардо. – Да, сеньор. (Идет на задний план и останавливается.) Полагаю, что… есть письма в почтовом ящике.
Энрике. (С легкой тревогой.) – Правда, совсем забыл. (Дает ему ключик.) Скорее принеси их.
Бернардо. – Да, сеньор.
(Поспешно выходит.)
Энрике. – Они очень странные. Не знаю, почему они так сильно озабочены почтой…
(Приближается к глубине зала, чтобы посмотреть.)
Хулиан. – Сообщения каких-нибудь родственников.
Энрике. (Отрицая.) – У них нет никого. (К Бернардо.) Давай, неси их быстрее.
Бернардо. (Вновь появляясь.) Да, сеньор. Ходил за подносом.
Энрике. – (Забирая у него письма.) Поставь поднос. (Продвигаясь вперед, пробегая их глазами, пока Бернардо пытается подсмотреть через его плечо.) Чего ждешь?
Бернардо. – Ничего, сеньор.
Энрике. – Делай, что я тебе сказал. (Бернардо собирается уходить.) Верни мне ключ от почтового ящика.
Бернардо. – Да, сеньор.
(Отдает и уходит через глубь зала.)
Энрике. (Немного нервничая.) – Позволишь?
Хулиан. – Конечно. (Энрике не тратит времени, чтобы достать письмо, быстро открывает его и читает, пока Хулиан, делает вид, что просматривает журнал, наблюдая за ним. Длительное молчание. Медленно осматривается и собирается воспользоваться очередным бокалом.) Плохие новости?
Энрике. – Нет.
Хулиан. – Так как ты не просмотрел остальные…
Энрике. – Они не важные. И это тоже. От старого друга… Потому я его просмотрел.
(Неловко улыбается. Пьёт. Сусана появляется слева уже иначе одетая.)
Сусана. (Улыбается.) – Какие гости! Хулиан!
Хулиан. – Сусана! (Целуя руку.) Также прекрасна как всегда. И вот я у Вас, нагло злоупотребляя Вашим гостеприимством.
Сусана. – Ты остановишься у нас?
Хулиан. – Если вы мне разрешаете. Второй гость как ни как.
Сусана. – Верно, потому что у нас другой… Должна буду тебе кое-что объяснить.
Энрике. – Я об этом ему уже рассказал.
Сусана. – Всё?
Энрике. – Почему нет? Хулиан хороший друг.
Сусана. – Тогда, ты сумеешь понять. Сейчас это немного печально. Поэтому я так обрадовалась твоему прибытию. Почему ты не взял свою жену? Мы бы провели очень хорошо время… Как она?
Хулиан. (Бледный.) – Моя жена?
Сусана. – С ней что-то случилось?
Хулиан. (Грустно.) – Вы ничего не знаете?
Сусана. – Мы тут всё лето пробыли… Не пугай меня! Что-то стряслось, правда?
(Пауза.)
Хулиан. – Ничего. Только она уже не со мной.
Сусана. – Что?
Хулиан. – Я думал, вы знаете. (К Энрике.) Я полагал, что ты не интересовался из деликатности. Потому я приехал… Необходимо немного развлечься и побыть в компании… Одиночество давит иногда… (Опуская голову.) Я упал духом.
Сусана. – Ты знаешь, где она?
Хулиан. – Да.
Энрике. – Она… одна?
Хулиан. – Нет.
(Молчание.)
Сусана. (Приближаясь, чтобы положить нежно руку на его плечо.) Хулиан…
Хулиан. – Нет, Сусана. Спасибо. Не нужно жалеть. Возможно, я ею тяготился. Пожалуй, я не должен был жениться на ней; жертвовать своими двадцатью неопытными годами ради своей спокойной зрелости из-за мужского простодушия…
(Энрике, вздыхая, вышел, чтобы приготовить еще виски.)
Сусана. – Что я могла бы тебе сказать? Так как я женщина, то я чувствую себя виноватой перед тобой…
Хулиан. – Перестань, пожалуйста. Не будем говорить о чьей-либо вине. Не знаю ни в чём она, ни чья она. Не желаю больше возвращаться к этому разговору! Простите мое появление и забудьте обо всём.
Энрике. (Подавая ему бокал.) – Держи.
Хулиан. (Берет механически.) – Благодарю.
(Садится и пьет. Сусана нерешительно приближается к письмам, украдкой смотрит на него.)
Энрике. (Сусане.) – Будешь?
Сусана. – Нет, спасибо. (Короткая пауза.) Ты не распечатал почту…
Энрике. – Ничего интересного.
Сусана. – Для тебя целых три.
Энрике. – Открывай, если хочешь.
Сусана. – От Антунеса… Предлагает тебе план квартала новых домов. (Энрике пожимает плечами.) Этот от проектировщика Канала… Также просят тебя поработать… А также… Не понимаю.
Энрике. – Что?
Сусана. – Редкая фраза.
Энрике. (Подходя.) Посмотрим, оставь мне.
Сусана. – Подожди. Пишет: «Антунес дал нам понять о твоих новых замыслах, и поэтому надеемся на элементарную обязанность с нашей стороны, и мы сделаем это с превеликим удовольствием, попросив Вас о помощи как инженера». О каких твоих замыслах идет речь?
Энрике. (Нерешительно.) – Это выдумки Антунеса. (Сусана собирается открыть третье письмо.) Сусана.
Сусана. – Что?
Энрике. – Ничего. Открывай, открой его. Что пишут.
Сусана. – От семьи Угальде. Что очень они хорошо проводят время в Сан-Себастьяне; но они могут приехать сюда, так как уже конец лета.
Энрике. (Вновь вздыхая.) – Идиоты. Если их никто не приглашал, значит не могут.
Хулиан. – Беспокоишься?
Энрике. – Ты о письмах? Нет. Ты же знаешь, что я не занимаюсь работой. Мы в ней не нуждаемся. (Сусане.) Давай сюда. Я отнесу их в кабинет.
(Берет их и намеревается выйти через первую слева дверь.)
Сусана. – Слушай, Энрике… А если ты одобришь письмо проектировщика?
Энрике. (Иронично.) У меня не останется времени обожать тебя, любовь моя.
(Выходит.)
Хулиан. – Тебе понравилось бы, если б он принял предложение?
Сусана. – Полагаю, что он согласится.
Хулиан. – Серьёзно.
Сусана. – Ему скучно… и нервным становится. Часто замыкается в кабинете и совещается с Мадридом. Я ему сказала, что, если он хочет, то мы вернемся. Но он не хочет. Сделай всё возможное, чтобы отвлечь его.
Хулиан. – Отвлечется.
Сусана. – Постарайся, потому как с Бертолем он не приходит к согласию. С тобой он увидит разницу; с тобой он сможет почесать языком о Луисе и его сигнале… (Улыбается.) Потому что ты также веришь в это, правда?
Хулиан. – А ты?
(Пауза. Сусана подходит к окну и смотрит.)
Сусана. – Я женщина. Мне страшно… В этой странной местности только и говорят о «полях» и «святом обществе», и старых историях о деревенских кладбищах… (Погружается в свои мысли. Внезапно.) Солнце заходит. Смотри.
Хулиан. – И это тебя пугает?
(Поднимается.)
Сусана. (Пытается улыбнуться.) Немножко. Самое время, когда арфа может зазвучать…
Хулиан. – Сигнал?
Сусана. – Я этого не говорю. Иными вечерами звучало. Знаю, что это естественно, но… впечатляет. И я очень нервничаю, понимаешь? Не думаю, что зазвучит сейчас. Не нужно бояться.
Хулиан. (Смеющийся.) – Ты и не пытаешься.
Сусана. (Всё больше волнуясь.) – Выйду на минутку, в свою комнату. Простишь меня? Можешь, если хочешь, зайти в кабинет к Энрике…
Хулиан. – Хорошо, дорогая.
Сусана. – Спасибо. До скорого.
(Быстро выходит, через вторую дверь слева. Хулиан приближается к окну и смотрит в сад. Вытаскивает сигарету. Пожимая плечами, направляется к кабинету, но останавливается посмотреть, потому как справа торопливо входят Росенда и Бернардо и направляются в глубь зала.)
Бернардо. (Пытаясь удержать жену.) – Я тебе сказал, только не здесь!
Росенда. – Мы были очень близко!
(Останавливаются, увидев Хулиана.)
Бернардо. – Вы простите. Идем на минутку на…
Росенда. – Здесь, на… сборы…
Бернардо. – Так что, с Вашего разрешения…
Росенда. (Тянет его.) – Поторопись.
(Выходят поспешно через дверь в сад, перед удивленным Хулианом. Энрике выходит из кабинета.)
Энрике. – Думал, что ты зайдешь.
Хулиан. – Собирался это сделать. Кажется сейчас у нас тот самый момент чуда.
Энрике. – Ты уже его так называешь?
Хулиан. (Спокойно.) – Я его так называю, потому что всё это – чудо. Это обычное бытие вещей. Чудо – это растущее растение, еще без странных цветков, и арфа, и пещера с голосами, хотя и думаем, что знаем, почему они звучат… Чудо – это сын, которого представляешь себе, а потом он рождается и становится человеком.
Энрике. – Так как это чудеса, то мне они не нравятся.
Хулиан. – Нет надобности тебе об этом говорить. У вас нет детей… А вы не хотели их?
Энрике. – Точно.
(Неопределенно смотрит в небо, заслушиваются.)
Хулиан. – Современный брак, правильно? Денег вдоволь; дети могут быть помехой развлечениям.
Энрике. (Стараясь услышать снова.) – Точно.
Хулиан. – Напротив, вы не кажетесь очень счастливыми…
Энрике. – Глупости! Я совершенно счастлив.
Хулиан. – Да? Несмотря на твою тревогу, несмотря на это прочитанное письмо, несмотря на печаль, которую я увидел в твоей жене…? (Энрике смотрит на него, недовольный.) Я давно тебя знаю, и ты меня не обманешь. Ты несчастлив. И в настоящее время ты огорчен, так как у тебя чужие в доме.
Энрике. – Неправда!
Хулиан. – Ты огорчен. Ты пытаешься дважды услышать, зазвучит ли арфа.
Энрике. (Иронично.) – Посмотрим. Тебя уже заразили и ты хочешь приписать мне то, что чувствуешь сам… Ну ладно: тебе понравится эта игра… (Садится, спиной к саду.) Я основательно помираю от скуки.
Хулиан. – Хотел бы верить в это. Ты должен был бы иметь стальные нервы, если бы это было не так. Вдобавок ко всему, в присутствии Бертоля здесь.
Энрике. – Я терплю его.
Хулиан. – Из жалости?
Энрике. – Да.
Хулиан. – Странная жалость… Неприятная для Сусаны, я полагаю.
Энрике. – Почему?
(Долгая пауза. Хулиан приближается к Энрике и кладет ему руку на плечо.)
Хулиан. – Много тех, кто знает, что перед Вашей свадьбой у твоей жены был жених.
(Пауза.)
Энрике. – Я думал, что ты этого не знал. Разрыв был причиной его сумасшествия и его крушения. Я не могу избежать ощущения своей частичной вины… Чтобы возместить ему всем чем мог, я пригласил его сюда. Сусане он не мешает. Он и приехал. Он также её не любит. (Пауза.) Молчи… Нет.
Хулиан. – Нет. Я ничего не слышал.
(Идет к большому окну.)
Энрике. (Смеется.) Ты прав… Это странный момент в нашем доме, и это немного неприятно мне. Потому что в этот момент они оставили меня одного. В саду люди, верно?
Хулиан. (Поглядев.) – Да.
Энрике. – Прежде мне нравилось смотреть на них; но уже нет. Я наизусть помню. Группа дураков, ожидающих сигнала! Можешь понаблюдать, и даже поучаствовать в ней, если хочешь. Луис в гуще сада, напротив ограды, поглядывая неотвязно на солнце. Слуги должны были уже прибыть, верно?
Хулиан. – Да.
Энрике. (Презрительно.) – Заходят всегда через заднюю дверь. Потому через это место никогда не проходят, так как знают, что я в кабинете. (Хулиан пытается жестом возразить.) Поначалу остаются около двери, тяжело дыша, поглядывая на заходящее солнце. Потом приближаются к Луису, постепенно, и поджидают около него. Группа выросла?
Хулиан. – Да.
Энрике. – А пока моя жена удаляется в это время, каждый день, в свою комнату, охваченная детским беспокойством. (Меняет мысль.) Но солнце уже село, и воздух сейчас будет слишком влажный, чтобы зазвучала арфа. Всё равно; даже если зазвучит, это не будет мелодией… Сейчас все вернутся опечаленными. Слуги отправятся на кухню; Луис зайдет сюда, как ни в чем не бывало, а моя жена появится вновь. (Пауза.) Я что-нибудь перепутал?
Хулиан. – Одну деталь.
Энрике. (Смеющийся.) – Какую?
Хулиан. (Быстро поглядев в сад.) – Слуги отдельно от… группы.
Энрике. – От группы?
Хулиан. – Да. От создавшейся группы, в глубине сада, он, ожидая…, и твоя жена, около него.
(Энрике поднимается и смотрит на него, с вытянутым лицом.)
Занавес.
Конец первого действия.
Действие второе
(В том же месте и в то же время. Прошло несколько дней. Бернардо подводит часы на камине. Из глубины выходит Росенда, с опущенной головой.)
Бернардо. (Прерывая свою работу.) – Ничего?
Росенда. – Ничего.
Бернардо. – Наверное, он не проходил. Я тебе уже говорил, что я перевел у этой рухляди стрелки часов вперед.
Росенда. – Переводи часы назад.
Бернардо. – Не будь упряма, Росенда. Вперед. Сейчас они уже показывают как надо.
(Смотрит на свои никелированные часы.)
Росенда. – Завел бы их, ведь они остановились.
Бернардо. – (Проникая через отверстие никелевых часов.) – Опять за своё! Видишь? Еще рано.
Росенда. – У тебя отстают…
Бернардо. – Да. И ради хозяев я собирался разладить их, чтобы они обратили на меня внимание. У тебя дела…
Росенда. (Не желая соглашаться.) – Уже время?
Бернардо. – Да простит меня Господь!
Росенда. – Во всяком случае, почтальон должен был бы уже придти. Уже много дней это происходит раньше времени.
Бернардо. – И не говори! Сейчас выходит, что, раз часы идут правильно, то почтальон должен принести плохие новости. Вопрос спорный.
Росенда. – Следовательно, это вопрос правды! Или это не правда, что было столько дней подряд?
Бернардо. (Возмущенно.) Да! Ты что хочешь, чтобы оно уже пришло?
Росенда. (Возмущенно.) – Нет! И не кричи, тебя могут услышать.
Бернардо. – Хозяина нет.
Росенда. – Есть хозяйка и дон Луис.
Бернардо. (Серьёзно.) – Вместе?
Росенда. – Я так сказала?
Бернардо. – Зато я тебя об этом спрашиваю.
Росенда. – А что необычного, если бы оно и было так? Они разве не друзья?
Бернардо. – Не заставляй меня говорить, Росенда… Что тебе нравится совать нос в их тайны. Но это не хорошо. Не хорошо.
Росенда. – А я тебе говорю, чтобы ты не вмешивался как судья в сердечные дела…, что ты никогда ничего из этого не узнаешь.
Бернардо. – Росенда!
Росенда. – Меня зовут по имени! А так как ты плохо отзываешься о сеньорине, то изволь меня выслушать. Иной раз вы со своими наветами делаетесь похожими на нас. И Бог хорошо знает, что я говорю это не для себя, хоть в мыслях ты всегда был верен.
Бернардо. – Тогда, ты говоришь это для меня?
Росенда. – И ты удивляешься? Для вас лучше было бы называться Бернардо или Энрике, чтобы прекратить это.
Бернардо. – Смотри; Будет лучше, если пойдем на кухню. У тебя змеиный язык и ты сейчас раздразнишь хозяев, и…
Росенда. – Я? Кого я дразнила?
Бернардо. – Пойдем на кухню!
(Берет за руку её и толкает.)
Росенда. – Жестокий грубиян… Оставь меня…
(Заходит через вторую слева дверь Сусана.)
Сусана. – Что случилось?
Бернардо. – Ничего, сеньора. С Вашего позволения. Мы уже уходили.
Росенда. – Да, сеньора. Уже уходили… под руку, как жених и невеста. Простите нас.
Сусана. – Хорошо, хорошо… (К Бернардо.) Не знаете, где мой муж?
Бернардо. – Вышел в шесть с доном Хулианом.
Сусана. – Ничего не просил передать?
Бернардо. – Нет, сеньора. Но, судя по тому, о чем говорили, они собирались посетить пещеру. (Краткая пауза.) Дон Луис сказал дону Хулиану, что этим вечером воздух был очень подходящий для того, чтобы… услышать кое-что.
Сусана. – А где дон Луис?
Бернардо. – Не знаю, сеньора.
Сусана. – Спасибо. Можете идти. (Росенда и Бернардо уходят направо. Сусана идет к двери кабинета и проверяет, закрыта ли та на ключ. Потом смотрит на свои часы с браслетом и приближается к большому окну. Отпрянув от ужаса.) Нет!
(Сильно напуганная, собирается пройти через левую дверь. Предпочитает остаться и бежит присесть, притворяясь, что просматривает журнал. Через садовую дверь заходит Луис, смотрит на неё и приближается.)
Луис. – Не побеспокоил тебя?
Сусана. – Совсем нет.
(Он присаживается. Молчание.)
Луис. – Спасибо, Сусана.
Сусана. – За что ты меня благодаришь?
Луис. – За твою верность и твоё общество.
Сусана. – Не говори об этом.
Луис. – Я должен тебе об этом сказать. Сейчас нас никто не услышит. Позволь поблагодарить тебя за всё, что я тебе должен… Не отвергай моего преклонения, бесконечная благодарность тебе за твою доброту, за дыхание, что ты мне даешь…, за твоё прощение.
Сусана. – О чем ты?
Луис. (Поднимается и приближается.) – Не уклоняйся от темы. В эти замечательные вечера, почти наши, не должно быть и тени между нами. За всё, что ты даешь мне, спасибо. А потому что даешь мне забыться, великодушно, чтобы… я тебе в таком случае оставил благодарности и прощение.
Сусана. – Хочешь сказать, что… Ты был тем, кто разорвал помолвку?
Луис. – Прости! Ты понимаешь, то простое намерение, с каким я говорю…
Сусана. (Поднимается.) Я спрашиваю себя, не начал ли ослабевать также и мой рассудок.
Луис. (Тревожно.) – Также?
Сусана. – Я спрашиваю себя, не я ли была всему виной, как говорит мой муж, а не он, как полагала я, ведь это он придумал тебя сюда привезти. И разве это ты, а не я, расстроил нашу помолвку.
Луис. (Беспокойно.) – Прости.
(Отходит.)
Сусана. – Нет! Посмотри хорошенько в мои глаза, потому что я не знаю, о чем ты думаешь… я хочу знать это! Это месть? Ты пытаешься вновь причинить мне боль…? Или это я вновь схожу с ума…? (Он смотрит на неё, испугано.) Отвечай! (Приближается к нему и трясет его за руки.) Почему ты сказал это?
Луис. – Я не думал, что напоминание об этом могло бы тебя встревожить… сейчас.
Сусана. – Ты порвал отношения? В самом деле, так думаешь? Или ты обманываешь меня?
Луис. – Но, Сусана, так было! (Встревоженный, просительно.) Не говори мне, что нет! Прости за отсутствие у меня учтивости! Но это правда! (Настойчиво.) Правда!
(Пауза.)
Сусана. (Разжалобившаяся.) – Поняла. (Гладит его руку, слабо, и отходит.) Ты прав: не нужно бояться называть вещи своими именами. Это был ты.
Луис. – (С вздохом удовлетворения.) – Спасибо, Сусана. Сейчас могу действительно назвать их так; уже ничто нас не разделяет. (Приближается.) И мы можем надеяться на большую близость, чем когда-либо. Когда я видел твоё лицо рядом, в саду, я уже не сомневался… Я знал, что ты в моей сердце, потому что ты всё простила. И мы говорили… Мы доверили друг другу свои заботы и свои надежды… Ведь так, Сусана?
Сусана. (Не глядя на него.) – Да.
Луис. – Даже вчера сад был мрачен, потому что в нем ты мне не сказала ни слова. Ни поглядела на меня. Я видел твои глаза, полные ожидания, обращенные к солнцу… И когда солнце скрылось от всех, ты побежала укрыться в свою комнату… Скрылась. (Берет её за руку.) Вчера… я пытался удержать тебя.
Сусана. (Не двигаясь.) – Отпусти меня.
Луис. (Не отпуская её, нежно.) – Ты мне сказала те же самые слова. Но другим тоном.
Сусана. – Отпусти меня!
(Короткая пауза.)
Луис. (Отпуская.) – Да. Ты мне это сказала вот этим тоном…
(Уходит, обессиленный, и откидывается спиной в кресло. Она, потрясенная, приближается к нему.)
Сусана. – Луис… У тебя есть твой сигнал…
Луис. – Нету. Не пришел.
Сусана. – Почему ты не пытаешься вспомнить мелодию? Возможно, на рояле в кабинете…
(Он, грустный, отрицает.)
Луис. – Если она и вспомнится, то это было бы легко. (Поднимается.) Если ты будешь ждать его со мной, она вернется. Уверен.
Сусана. (С испуганным лицом, отговариваясь.) – Нет, нет!
Луис. (Твердо.) – Придет. Когда смотрю в твои глаза, верю… (Мягко.) Зазвучит, может быть, уже этим вечером, Сусана?
Сусана. (Не меняясь в лице и не прекращая смотреть на него.) Не знаю.
Луис. (Почти угрожающе.) – Лето заканчивается. Твой муж говорит, что мы вернемся скоро в Мадрид. Осталось мало времени. Слышишь? Осталось мало времени!
Сусана. (Запуганная.) – Оставь меня!
(Пауза. Он опускает голову и направляется к двери в сад. Оттуда оборачивается.)
Луис. – Надеюсь, по крайней мере, что ты не перестанешь ожидать мелодию со мной.
(Она собирается согласиться, но сдерживается и отворачивает голову. Он вздыхает и выходит в сад. Пауза. С правой стороны заходит Росенда.)
Росенда. – Ваш липовый чай, сеньора. Выпьете сейчас? (Вдруг, Сусана заливается неудержимыми слезами.) Сеньора! Что с Вами? (Оставляет чашку и бежит, откуда пришла.) О, Господи, этот дом полон несчастий…! Идите, присядьте…
(Ведет её.)
Сусана. – Не могу больше, Росенда.
Росенда. – А кто может? Увидите, как всё наладится…! Не огорчали бы меня. (Усаживает её.) Нервы; наши бедные женские нервы, бес их попутал, аминь, Иисус! (Креститься.) Сейчас моя сеньорина возьмет липовый чай… и Вы обязательно увидите, как сразу же успокоитесь.
(Идет за чашкой.)
Сусана. – Принеси мне коробочку, найдешь её тут на камине.
Росенда. – Таблетки? Чтоб им пусто было! И всем медикам, их придумавших. Попейте чай, лучшее средство от Вашей тоски. Очень хорошее! Дядюшка Кармело принес мне его. Их собрано с этих гор руками самого Бога! (Дает ей чашку. Доверительно.) Я знаю, что ему довелось говорить о травах с известным знахарем… Он старый знаток. Берите…! (Сусана берет чашку, поглядывая на неё, и пьет маленькими глотками.) При новой луной, он сделал… кое-что, о чем я его попросила для себя… И для того, чтобы зазвучала музыка на закате. И он их сделал.
Сусана. – Ты о чем?
Росенда. (Присаживаясь.) – Тсс! Он заверил меня, что музыка зазвучит. Она придет как «чудо» по воздуху… и опуститься на арфу. Он сказал несколько слов для этого. Я также их знаю; но у меня не так язык подвешен… как у него. Хотите, сеньора, знать эти слова?
Сусана. – Не говори их!
Росенда. – А почему нет? Не могу о них умолчать. Они таковы:
(Произносит заклинание по-галисийски.)
Fun â casa do meu compadre,
fun pol-o vento, vin pol-o aire,
fun pol-o aire, vin pol-o vento,
i-esta é cousa d’encantamento.
Сусана. – Замолчи!
(Но её глаза, устремленные на служанку, ясно показывают её желание слушать дальше.)
Росенда. (Всё увереннее.) Этот старик многое знает. В любом случае сходим к нему посоветоваться. Он тот, кто защищает, а также тот, кто может летать!
Сусана. – Какой ужас!
Росенда. (Строго, холодно.) – Он кое-что передал мне и для сеньоры.
Сусана. – Для меня?
Росенда. – Он многое знает.
(Короткая пауза.)
Сусана. – Говори!
Росенда. – (Улыбаясь.) – Об этом не должны будут узнать ни мой Бернардо, ни… сеньор. Потому что они не верят. Дядюшка Кармело говорит, что сеньора и я похожи. Что мы обе верим в одно и тоже и обе должны опасаться одного. Это не касается музыки. О музыке он говорит, что, когда она отомстит нам, у нас установится прочный мир.
Сусана. (Возвращает ей чашку и поднимается.) – Хватит. Я совершенно не верю во всё это. Дядюшка Кармело лишь невежественный пастор.
(Приближается к окну, откуда поглядывает.)
Росенда. (Непостижимо.) – У сеньоры сейчас те же глаза, какими Вы смотрите на море с галереи… (Сусана глядит на неё.) Как если бы ты надеялась или боялась чего-то от него… Как и я.
Сусана. (Очень взволнованная.) – Почему ты так говоришь?
Росенда. – Дядюшка Кармело мне сказал: «Вы обе остерегаетесь моря».
(Пауза. Сусана медленно приближается, Росенде, поднимающейся.)
Сусана. – Он прав. Мы обе похожи, потому что наша грусть одинаково велика… Позволь спросить тебя кое о чем…
Росенда. – Моя сеньора! Скажите мне без околичностей. Мне больно видеть Ваши страдания!
Сусана. – Ты уже старая, Росенда. И чуть ли не сестра; сестра по несчастью… Ответь мне честно. (Короткая пауза.) Меня любит…он?
Росенда. – Разумеется, сеньора…! Другой… не любит Вас.
Сусана. (Удрученная.) – О ком это ты? О ком ты сказала вначале?
Росенда. (Намекая.) – Мы обе имеем в виду одного и того же, сеньора.
(Обе пристально переглядываются. Бернардо заходит справа.)
Бернардо. (У двери.) – С вашего позволения.
Росенда. (Как раз роняет на пол чашку, испугавшись.) Чертов муж!
Сусана. – Что ты хотел, Бернардо?
Бернардо. – Ничего, сеньора. Потому что здесь ла Росенда… (Росенде, несмотря на жесты возмущения, которые она делает.) К кому эти жесты, при сеньоре?
Росенда. – В присутствии сеньоры уж мог бы хоть разок не употреблять, муженек!
Бернардо. – Один разок, что?
Росенда. – Сказать «моя жена», а не «ла Росенда», изменник!
Бернардо. (Чтобы не спорить.) – Так как здесь ла Ро… жена моя и я, мы договорились о том, чтобы она принесла чай, и посмотрела, пришли ли письма…
Росенда. – Так ты торопишься?
Бернардо. – Как и ты.
Сусана. – Эй, не ссорьтесь. Сходили бы посмотреть.
Бернардо. – Простите сеньора.
(Направляется в холл и исчезает.)
Росенда. (Ему вслед.) – Если имеются, в любом случае, должен будешь подождать дона Энрике, чтобы достать их… Так как он предпочел бы, чтобы их не было.
(Оставляет чашку и выходит в холл, откуда поглядывает. В это время, и без малейшего шума, выходит из кабинета Энрике и остается около занавесок, поглядывая на свою жену. Возвращаются слуги.)
Росенда. – Дай нам Господь терпения. Если Вы ничего не желаете…
(Оба останавливаются, потеряв дар речи и испугавшись, увидев Энрике. Сусана удивляется, и смотрит на мужа. Не в силах удержаться от слабого выкрика.)
Энрике. – Чего кричишь?
Сусана. – Ты… думала, ты прогуливаешься.
Энрике. – Вернулся на минутку. (Слугам.) Можете идти.
(Росенда убирает чашку и выходит с мужем направо, поглядывая на Энрике подозрительностью и недобрым предчувствием. Пауза.)
Сусана. – А Хулиан?
Энрике. – Полагаю, что он пошел посетить пещеру. А Луис?
Сусана. – В саду…, кажется.
Энрике. – Понятно.
(Молчание.)
Сусана. – Ты был в кабинете?
Энрике. – Да.
Сусана. – Не слышала как ты вошел… Было открыто?
Энрике. – Нет.
Сусана. – Таки не слышала. Странно.
Энрике. – Почему странно? (Смеется.) Тебе уже видятся одни странности. В этих краях не очень хорошо слышится. Я тебя уверяю, что вернулся за этим. Хотел побыть здесь недолго, и даже не думал об этих глупостях… Но сказал себе: когда сядет солнце, моя бедная Сусана окажется совершенно одинокой… Было бы неплохо, чтобы она знала, что я здесь, хотя и замкнулся у себя в комнате.
Сусана. – Спасибо.
Энрике. – Не стоит… (Смотрит на часы.) Еще рано. (Приближается к большому окну.) Однако, Луис уже появился у забора… Но группы еще нет. Можешь быть спокойна. Тебе еще не время.
Сусана. – Мое время? Какое?
Энрике. – Когда ты закроешься у себя в комнате. (Садится, с беззаботным видом.) Скоро вернемся в Мадрид… Бедный Луис должен будет поторопиться вспомнить свою мелодию, если хочет воссоздать обстановку для арфы. (Смеется.) Какой осёл! Я его не осуждаю; Он всегда был дурачком. А здесь даже слуги преобразились… Что если зазвучит музыка… Что если приедет или не приедет почта… (Она ужасается.) Конечно, я еще не видел сегодня содержимого почтового ящика… (Собирается подняться.) Нет. Не думаю, что почта уже есть. И пришла ли она?
Сусана. – Ты меня об этом спрашиваешь?
Энрике. – Нет, конечно. Лучше Бернардо. Или Росенду. Хочешь позвать? (Она намеревается сделать это.) Нет. Оставь это. Они уже на склонах сада… или какой-то другой из своих маний. Возможно, болтают на кухне с каким-нибудь знахарем… Надеюсь, что пастор – хороший служака. Не только знахарь, а и сводник, или что-нибудь в этом роде. Не слышала разговоров о нём? (Пауза. Внезапно Сусана уходит, быстро, ко второй слева двери. Энрике задерживает её, хлестким, как удар кнута, голосом.) Подожди! (Она поворачивается. Он поднимается. Глядят друг на друга, в экзальтации. Энрике берет её за запястье и ведет её на авансцену.) Кабинет был открыт, естественно. Я открыл его сразу после того, как ты проверила, была ли она закрыта. И раз уж хочешь знать это, я не выходил прогуляться. Предпочел остаться… да, пошпионить; пошпионить здесь. Проверить… Каким способом моя жена облегчает свое одиночество.
Сусана. – Ты… ревнуешь?
Энрике. – Ревность? Нет! Для меня нет такого понятия. Ах, женщины! Для вас только и есть – любовь и ревность; две стороны медали. Ревность! Считаешь, что они имели бы место, если бы я привел жить Луиса с нами? Потому что это был я, Сусана. (Её лицо выражает изумление.) Больше не нужно сомневаться. Это был я!
Сусана. – Для чего ты это задумал?
(Короткая пауза.)
Энрике. – Чтобы он разгадал.
Сусана. – Из жалости?
Энрике. – Ты так считаешь?
(Пауза.)
Сусана. (Ужаснувшаяся от внезапной мысли.) – Нет!
Энрике. – Нет – что?
Сусана. (Медленно.) – Чтобы я упала в объятия Луиса…
Энрике. – Своего старого жениха…
Сусана. – Если я оказалась бы тебе неверна, для тебя это не имело значения? (Молчание.) Хочешь подпортить мои нервы? Хочешь убить меня?
Энрике. – Несколько лет назад годы Вас разлучили. И по отношению к тому, что последовало… эта твоя манера выражаться о больших случайностях, ведь ты не собиралась допустить, чтобы я смирился с этим. Иногда ты сама провоцировала сделать это… Опять нервы, всегда нервы!
Сусана. (Тихо.) – Нервы?
Энрике. – Да. А мне вы их не портите всё это время, и у меня, выходит, их нет! С большим ожиданием поглядывая на солнце; множеством шпионов у почтового ящика, множество вещей, о которых… предпочел бы не говорить, заглазно! Ты свободна делать… то, что тебе больше нравится. Я не буду, тем, кто будет тебе в этом препятствовать. Но не в моем доме! Не хочу здесь ни утаек, ни сообщничества. Что вы ищете, ты и слуги, в почте? Какую мою тайну вы пытаетесь раскрыть? Или какой твой секрет… стараетесь перехватить? Отвечай! (Короткая пауза.) Разве я не прав?
(Направляется к звонку и звонит.)
Сусана. – Ты никогда ничего не понимаешь. Уже столько лет, несомненно, ты мне портил нервы. Те самые, которые заставили… нас пожениться.
Энрике. – Это упрёк?
Сусана. – А также не понимал Бернардо и Росенду. Шесть лет прошло, как ты купил родовой замок; прежде чем мы познакомились. Каждое лето ты имел дело с ними, не понимая их, так же как и меня. Они тебе еще скажет, чего ждут… последние восемь лет.
Энрике. (Едко.) – Сигнал.
Сусана. – Они ждут письмо. Письмо, сложное для того, чтобы его получить… и которое им так необходимо. (Энрике снова стучит нервно по звонку.) Мелодия Луиса для них: сигнал, который придет в письме.
Энрике. – От кого письмо?
Сусана. – От одного юноши…
Энрике. – Не собираешься ли ты мне сказать, что у них есть сын.
Сусана. – Как будто был. Племянник Росенды. Рамонсиньо. Их ребенок, как они говорят. Столько раз они мне о нем говорили, что, кажется, я его сама знаю… Он был непослушный и задиристый… Оказался юнгой или зайцем на корабле, не помню точно. В Америке, как здесь говорят… Они поругались с ним из-за его скверного характера. Он и уехал… с тех пор от него ни весточки.
Энрике. (Колеблясь.) Всё это ложь. Ты пытаешься прикрыть другие делишки…
Сусана. (Не отдавая себе отчета в том, что говорит.) – Они не могут свыкнуться с мыслью, что он умер. Он – единственное, что у них есть в этом мире.
Энрике. – Допустим, что это так, почему тогда тебе они говорили об этом, а мне нет.
Сусана. – Потому что ты не способен интересоваться другими. Потому что ты никогда ничего не понимаешь.
(Пауза. Энрике краснеет от ярости и неистово бьет в звонок. Наконец, справа он наталкивается на первую дверь.)
Энрике. – Бернардо!
(Выходит раздражительный, зовя его. Сусана делает несколько шагов за ним, сильно напуганная. Потом возвращается, услышав Хулиана, вошедшего через вторую левую дверь.)
Хулиан. – Оставь его, Сусана. Когда-нибудь он должен был взорваться.
Сусана. (Вспыльчивая.) – Ты ушел с Энрике!
Хулиан. – Я вышел один. И вернулся.
Сусана. – Зачем? Чтобы также пошпионить?
Хулиан. – Сусана, то, что ты говоришь, не очень… Я вернулся не для того, чтобы шпионить. Я вернулся, потому что Энрике нервозный последние дни и… мне показалось уместным быть здесь. (Подходит.) Вы оба нервные… Пожалуй, предпочтительнее, чтобы дело так или иначе разрешилось.
Сусана. – Что должно закончиться? Что вы вместе с ним задумали?
Хулиан. – Ничего мы не задумали. Ограничусь заключением…
Сусана. (Отчаянная.) – Каким?
Хулиан. – Сусана, я всегда выражаюсь четко. Так лучше. Энрике знает… что ты сопровождаешь Луиса в саду в это время.
(Короткая пауза.)
Сусана. – Я не скрывалась для этого.
Хулиан. – Ты этого не говорила. Он полагал, что ты в своей комнате.
Сусана. – Ты меня осуждаешь.
Хулиан. – Я не могу тебя осуждать, Сусана.
Сусана. – Напротив. Возможно, хочешь сделать это… Ты вовсю нас осуждал, я уверена.
Хулиан. – Сусана…!
Сусана. (Язвительно смеясь.) – Ты будешь утверждать то, что я скрывалась от Энрике? Это твоя правда обо мне, и не может быть другой. Сейчас ты истолкуешь мои слова как хитрые выдумки. Потому что я могу сейчас лгать… Почему нет? Я, бывшая невеста Луиса, лгу…, безуспешно, Хулиану Бивару, которого бросила его собственная жена. Ты об этом думаешь? Давай, будь откровенным!
Хулиан. (Сдерживаясь.) В любом случае, Энрике может так думать.
Сусана. (Мрачно.) – Энрике и думает так. Но это не может заставить его страдать. Он не любит меня.
Хулиан. – Это всегда мучает его… Если любовь подходит к концу, остается пустота. (Слышится далекий голос Энрике, зовущего Бернардо.) Слышишь? Это его собственная любовь, его израненное тщеславие хозяина, или мужа, считающего себя обманутым, сейчас кричит… Это тебе говорю я, наименее тщеславный несчастный черт в мире; человек, не скрывающий своего несчастья, когда мог… но не убил её.
Сусана. – Ты не можешь верить мне в том, из-за чего я сделала это. Но я согласна с тобой: эта ситуация не должна продолжаться. Хочешь помочь нам обоим?
Хулиан. – … Двоим? Кому именно?
Сусана. – Сколько ты должен был страдать, чтобы твое сомнение было таким стойким и леденящим! Хорошо… Я скажу тебе: помоги нам троим. Посоветуй нам что-нибудь… хотя ты и сомневаешься во мне.
Хулиан. – Сказать вовремя и положа руку на сердце. Не утаивая ничего. Это то, что еще может спасти всех.
Сусана. – Я готова сделать это. Только ни ты, ни он не хотите поверить…. Что я могу сказать ему?
(Короткая пауза.)
Хулиан. – Пожалуй, это поможет тебе… В день моего приезда Энрике получил письмо, которое он тебе не показал. С тех пор его беспокойство возрастает. (Поворачивается, услышав близкий голос Энрике, зовущего Бернардо.) Я не знаю, о чем он заботится… Только я знаю, что, если уместно так выразиться, мне хотелось бы, чтобы моя жена попыталась разделить мои неприятности.
(Она внимательно смотрит на него.)
Сусана. – Спасибо. (Хулиан отрицательно качает головой и выходит направо. Сусана идет вглубь зала, быстро.) Энрике! (Энрике появляется из глубины зала и направляется к двери в сад.) Энрике!
Энрике. – Из меня дурака делать! Куда они подевались! Вышли тайком, чтобы не видеться со мной. Бернардо! Росенда! Немедленно сюда! Не слышите? Я знаю уже, что пришло время! Время разочарования, дураки! Немедленно идите!
(Возвращается в зал. Росенда и Бернардо выходят из сада.)
Бернардо. – Простите, сеньор. Мы не сделали ничего плохого.
Энрике. – Молчите. Что это за история с исчезнувшим племянником?
(Старики смотрят на Сусана, отвернувшую голову.)
Бернардо. – Это правда, сеньор. Наш малыш.
Энрике. – Где он сейчас?
Бернардо. – Мы не знаем… Восем лет, как не знаем.
Росенда. – Но он жив!
Энрике. – Откуда вы это знаете.
Бернардо. – Мы не знаем, сеньор. Мы надеемся. Возможно, он однажды напишет.
Энрике. – Вы мне никогда ничего об этом не говорили.
Бернардо. (Сухо.) – Дела личные.
Энрике. – Моя жена их знает!
Росенда. – Это не одно и тоже!
Энрике. (Вспыльчиво.) – Хорошо. С этим покончили. Завтра сравняем с землей арфу.
Росенда. – Не делайте этого, сеньор!
Энрике. – Молчать. Здесь будет так, как я прикажу. Сборища в саду также закончились. Нечего больше надеяться! Уходите.
Бернардо. – Скажу я, сеньор… из уважения…, что если ла Росенда ждет таким образом известий от нашего малыша…, дело не в том, чтобы кто-то жертвовал.
Энрике. – Я говорю, что слуга, который не доверяет своему хозяину, не заслуживает доверия сам.
Бернардо. – Вы знаете, что я очень мало говорю.
Энрике. – Не с моей женой! Но это уже уладим завтра. Отныне и впредь будете знать, кто хозяин в этом доме, не взирая на сигналы и знахарей. (Прежде чем Росенду посещает внезапный испуг.) Да, знахарей! А сейчас, вон из дому.
Росенда. – В сад?
Энрике. – Нет.
Росенда. – Да, чтобы мы убрались! Из дома, и немедленно! И если сеньор говорит, что он приказывает, то я ему сообщу кое-что…
Бернардо. – Да замолчи ты!
Росенда. – Нет! Я ему скажу, что он ничего не умел ждать, но я буду ждать, пока не умру. Но прежде прозвучит сигнал!
Энрике. – Должна будешь поторопиться!
Росенда. – Поскольку он заиграет сегодня вечером!
Бернардо. (Грубо отводя её за руку.) – Пошли!
Росенда. (Плачет.) Заиграет…!
(Оба выходят. Пауза.)
Сусана. – И ты, Энрике, ничего не ждешь… Чего ты ждешь от почты последние дни?
Энрике. (Поворачиваясь.) От почты?
Сусана. – Ты получил одно письмо, которое мне не показал. Оно к тебе?
Энрике. – Ты уверена, что хочешь это знать?
Сусана. – Да.
Энрике. – Нежелательный интерес… Всё могло бы закончиться с ним.
Сусана. – Необходимо, чтобы всё закончилось и прояснилось. (В экзальтации.) Энрике… Я знаю, что ты обеспокоен. Даже больше: отчаянный. А письмо прибыло, переполнив чашу терпения.
Энрике. – Что тебе известно?
Сусана. – Знаю и всё… Что это за известие? Хотя ты вправе мне не верить, поделись со мной!
Энрике. – Ты сама говоришь, что не имеешь права.
Сусана. – Я этого не говорю. О чём письмо?
Энрике. – А что ты думаешь, там может быть?
Сусана. – Если ты мне не скажешь…
Энрике. (Медленно.) – Меня удивляет твоя храбрость. Возможно, слуги помогали тебе стараясь перехватить его.
Сусана. – Ты уже слышал, что они искали в почтовом ящике.
Энрике. – А что искала ты?
Сусана. – Я проявляла интерес из-за них.
Энрике. – Какой альтруизм! Особенно когда нам может быть вручено письмо, где… мужа могут просветить о некоторых вещах.
Сусана. – Хочешь свести меня с ума? Это то, о чем сообщается в письме?
Энрике. – Как ты думаешь?
Сусана. – Покажи мне его?
Энрике. – Нет.
(Пауза.)
Сусана. – Энрике… Не знаю, врёшь ли ты мне или говоришь правду. Я уже ничего не знаю. Это будет не первый раз, что они опустились до клеветы. Не доводи меня до разъяснения тебе моего ужасного сомнения.
Энрике. – Какого сомнения?
Сусана. – Не знаю, боишься ли ты моей неверности или… желаешь её.
Энрике. – Сомнение за сомнение. Предположим, что я также не знаю, любишь ли ты меня или этого (В сад.) И предположим, что, из того, что есть, мне важно знать это.
Сусана. – Хотя бы только ради тщеславия?
Энрике. – Хотя бы только ради этого. Но, как удостовериться? Какое доказательство могло бы стереть столько подозрительных неприятностей? В саду, старые отношения…
(Пауза.)
Сусана. – Будет только доказательство, что я тебя люблю.
Энрике. (Иронично.) – Но, ты меня любишь?
Сусана. (Серьёзно.) – И это было бы серьёзное доказательство… мои исчезновения.
Энрике. (Яростно.) – Вздор! Истерия!
Сусана. – Оно было бы единственным.
Энрике. – И поэтому не могу, не должен иметь другого доказательства. И хватит столько лгать!
Сусана. – Нет! Еще не хватит! Потому что ты не развеиваешь моих сомнений, и я не нуждаюсь в другом доказательстве. (Приближается, нежно.) Ты меня любишь?
(Короткая пауза.)
Энрике. (Иронично.) – Это не меня, а другого ты должна спрашивать об этом! Уж чего тебе сомневаться, если «он» тебя любит. Посоветуйся с Росендой. Посоветуйся с ним!
Сусана. – Ты меня ненавидишь, теперь-то я вижу. Сомнение развеялось. Говоришь, как если бы ты был ревнивцем, но говоришь… очень спокойный.
Энрике. (На ходу к двери в сад.) – Луис!
Сусана. – Чего ты домогаешься?
Энрике. – Чтобы ты расспросила его. Луис!
Сусана.- Неужели ты этого хочешь?
Энрике. (Луису.) – Иди сюда, глупец! Сигнал не прозвучит. А Сусана не придет сегодня к тебе; не жди её больше. Она тебя ждет здесь и должна тебя спросить о чем-то. Не спрячешься, как лиса, и придешь! (Сусана убегает, смущенная, через вторую левую дверь. Своей жене): Не уйдешь! (Собирается последовать за ней. Луис входит, обеспокоенный. Они смотрят друг на друга. Молчание.) Закончилось. Понимаешь?
Луис. – Что случилось? А Сусана?
Энрике. – Ах! Спрашиваешь о ней?
Луис. – Ты сказал, что она ждет меня здесь.
Энрике. – Она лгала.
Луис. – Чего ты хочешь от меня?
Энрике. – Не торопись… Столько есть о чем поговорить что… молчание не нужно.
Луис. (Нерешительно.) – Это что…
Энрике. – Это то, что чудо в сейчас саду, ожидает тебя. Верно?
Луис. – Ты можешь говорить так, как тебе захочется.
Энрике. – И, пожалуй, это к тому же моя жена, верно? Поговорим об этом иначе: твоя бывшая невеста.
Луис. – Ты на что намекаешь?
Энрике. – Намекаю? Каждый вечер бежит к тебе и убегает от меня. Что-то, наверно, осталось, между вами; что-то, что вы пытаетесь воскресить вместе…, если уже не воскресили.
Луис. – Замолчи!
Энрике. Только бы это закончилось. Закончилось! Она не пойдет в сад больше
Луис. – Что она тебе сказала?
Энрике. – Ничего существенного. Ничего, о чем ты имеешь право спрашивать меня. Отныне ты заткнешься. А арфа и сад замолкнут также. Самостоятельно. Навсегда онемеют. Ты ждал возвращения слуг, чтобы помочь чуду? Они не придут. Приход моей жены? Сегодня она и в самом деле закрылась в своей комнате. (Смеется.) Ты остался один! Один, потому что я так хочу. И ты сам ни одной ногой не ступишь в сад. Я помешаю. А завтра арфу разберу.
Луис. (Бледный.) Ты не сделаешь этого.
Энрике. (Хватая за отвороты.) – Каналья! Сусана твоя; мне это хорошо известно. Ты умел прятаться за этим несчастным безумием. Ты обворожил её своей музыкой, тогда она тебя околдовала. Напрасно ей было пытаться не обращать на тебя внимания…
Луис. – О чем ты?
Энрике. – Но ты её у меня не отнимешь! Прежде я убью тебя! Ты ошибался, если думал, что вышел победителем! Я люблю её, да! Я обожаю её, несмотря ни на что. Для меня не важно, что я говорю это тебе. А она тебя любит, и поэтому ты властвуешь над ней, как властвовал всегда. Она любила тебя до твоего сумасшествия, а меня никогда не любила. Потому что она жена! И женилась на богатом, а любит бедняка. Круглый дурак буду я, если захочу бороться против вас! Твоё сумасшествие, твое несчастное положение…
Луис. (С печальным благородством.) – Это была причина твоего сострадания?
Энрике. (Выпуская того.) – Да!
Луис. – Где Сусана?
Энрике. – Никогда ты её уже не увидишь! Завтра ты уедешь отсюда. Я защищу её от тебя силой, это единственное, что мне осталось.
(Пауза.)
Луис. – Ты прав. Я один. Она меня поддерживала… способом, который ты никогда не смог бы понять. Это как раз случай, когда человек падает… если вера его не поддержит. И я не лишаюсь сил… Я должен буду верить? Сад пустынен. Невидимые нити Господни могут еще даровать мне мелодию… Как нелепо, правда? Но я верю! Если сад одинок, он также окружен большой верой! Слуги, с кухни, прислушиваются и молятся. Сусана плачет в своей комнате и слушает… А я жду своего сигнала. Сад полон нашей общей верой. Против нее ты бессилен.
Энрике. – Подлец!
(Собирается напасть на него, когда заходит справа, поспешно, Хулиан, встающий между ними.)
Хулиан. – Энрике! Твоя жена…!
Энрике. – Что?
(Быстро входит Росенда справа. Чуть позже Бернардо.)
Хулиан. – Она исчезла! Она сбежала! Росенде показалось, что она вышла через заднюю дверь.
Энрике. – Я в это не верю!
Росенда. – Дядюшка Кармело прибежал только что, чтобы сообщить нам, сеньор… Он видел её с холма и удивился её виду. Она шла… как сумасшедшая… по прибрежной дороге. Он крикнул ей, но она не обратила внимания.
Энрике. – Что привело этого человека!
Бернардо. – Он исчез, сеньор. Собирался догнать её.
Энрике. – Это не возможно…! Вы искали в доме?
Росенда. – Говорю Вам, что её видели на дороге, сеньор…
Энрике. – Не в её комнате? (Бежит ко второй лева двери.) Сусана…! Сусана…! Бернардо, открой ворота немедленно и положи пару одеял в машину.
Бернардо. – Да, сеньор.
(Уходит через глубь сцены. Молчание. Энрике смотрит на всех.)
Энрике. – Сейчас же пошли. (Бежит в глубь вместе с Хулианом. Луис идет у них за спиной. Энрике возвращается в ярости и осыпает того проклятиями.) Нет! Ты останешься! Она меня любит; теперь я в этом уверен. Вы не имеете никаких прав на неё.
Луис. – Позвольте мне пойти!
Энрике. (Почти всхлипывая.) – Назад! Она моя, навсегда! Ты её уже никогда не увидишь, я тебе это обещаю. Это твоя вина! Сейчас, когда я также нуждался в чуде… Но она моя! Хоть бы и мертвая! Пошли, Хулиан.
(Начинают уходить. Эоловая арфа начинает звучать как раз в этот момент. Слышаться первые путаные аккорды, говорящие о том, что они вырабатываются легким ветерком. Потом мелодия звучит четко, и льется, приятная и светлая. При первых звуках, Энрике и Хулиан останавливаются. Все переглядываются, меняясь в лице. Бернардо появляется из глубины зала, изумленный.)
Луис. (Робко.) – Это только я один слышу?
Росенда. – Арфа играет! Бернардо, арфа играет… сама!
Луис. (Падая на колени.) – Дай мне слезы для этого, Господи!
(Энрике внезапно бежит в сторону Луиса, лицо которого показывает изумительную восторженность, и грубо цепляется за волосы, чтобы посмотреть ему в глаза.)
Энрике. – Это твоя мелодия? Это сигнал?
(Все следят за ответом Луиса, в конце концов, он подтверждает это кивком головы.)
Росенда. (Креститься.) – Это сигнал…!
(Энрике преображается, с ужасным унынием в лице.)
Хулиан. – Пошли, Энрике… Не будем терять времени. (Но Энрике уныло отказывается.) Пошли!
Луис. – Это та мелодия! Господь меня услышал!
Энрике. – А обо мне забыл…
(Мелодия продолжает звучать.)
Занавес.
Конец второго действия.
Действие третье.
(В том же месте и в тоже время, на следующий день. Луис, сидящий на диване. Хулиан, шагающий за его спиной.)
Хулиан. (Останавливаясь.) – То, о чем я его хочу спросить, очень важно. Не знаю, найдется ли у Вас время поразмышлять… Всё это происходит очень странно.
Луис. – Я совсем так не думаю.
Хулиан. – А я, да. Так как он поймет, что мы находимся перед ужасным фактом: арфа заиграла.
Луис. – Да. Она заиграла.
Хулиан. – Свою мелодию.
Луис. – Да.
Хулиан. – Вы не заблуждались. Вы были уверены в том, что она издаст свою мелодию.
Луис. – Естественно.
Хулиан. – Я никогда не слышал эоловой арфы, но это невозможно, чтобы, когда она звучит, она могла бы издавать при помощи естественной обстановки, музыку настолько изысканную. Я ошибаюсь?
Луис. (Непостижимый.) – Нет. Эоловые арфы сами никогда не добьются такого совершенства… Их звуки очень неопределенные. То, что было вчера, было чрезвычайно необыкновенно. А, с другой стороны, это была моя мелодия.
(Пауза.)
Хулиан. – Это любопытно, правда?
Луис. – Это грандиозно.
(Росенда появляется из глубины зала и направляется ко второй двери слева.)
Хулиан. – Тогда, это настоящее чудо?
Луис. – Для меня, по крайней мере, да.
Росенда. – И для меня также, сеньор. И для всех!
(В порыве бежит поцеловать руку Луиса.)
Луис. – Что ты делаешь?
Росенда. – Мы Вам стольким обязаны. Господь бог наш задумал это. Уж он видит, что даже сеньорита спаслась. А Бернардо… где Вы скажете он сейчас? (Показывает в холл.) У двери, ожидая почту. И это был он! В этот раз я не должна его отталкивать. Мы все верим, что чудо в этом доме. Все… кроме дона Энрике.
(Показывает на дверь кабинета.)
Хулиан. – Он там?
Росенда. (Говоря также и Луису.) – Всю ночь он провел в взаперти, не шелохнувшись. Эта мелодия… мой Бернардо хотел его спросить, будет ли он есть.. Он прогнал его наихудшим образом. И продолжает до сих пор. (Вздыхает.) Сейчас, когда придет почтальон, он осознает свою ошибку.
Хулиан. – В самом деле, Вы верите, что сегодня придет письмо от Вашего мальчика?
Росенда. (Подозрительно.) – Что за вопрос! А Вы в это не верите?
Хулиан. – (Улыбаясь.) – Я Вам не говорю, что нет. Но мы говорим о разных вещах. Как себя чувствует сеньора?
Росенда. (Луису.) Спит как ребеночек, без малейшего жара. Сейчас я была у неё наверху, чтобы помочь ей. Она хочет встать, чтобы придти сюда.
Хулиан. – Хорошо, Росенда. Поднимайся за ней.
Росенда. – Да, сеньор. С Вашего разрешения. Могу идти, дон Луис?
Луис. – Конечно, дорогая. Ты не слышала, что дон Хулиан сказал «да»?
Росенда. – Это не одно и тоже.
(Выходит через вторую дверь слева.)
Хулиан. (Смеясь.) – Вы прямо святой для них. (Серьёзно.) А Энрике, наоборот, как демон, из-за своего неверия. (Приближается к двери кабинета и смотрит через замочную скважину.) Лампа зажжена. Как этой ночью. Я выходил, чтобы составить ему компанию два или три раза… Закрылся. Стучал к нему, а он не хочет слышать. Вы сейчас спаситель для слуг…, хотя письмо, которое они ждут, не приходит. Вероятно, это также касается и Сусаны… В конце концов, мелодия прозвучала. И он, страдающий там внутри, уже существо ненавистное слугам…, и кто знает, может, и для собственной жены. (Приближается к Луису.) Что Вы думаете об этом положении?
Луис. – Вы хотели меня об этом спросить?
Хулиан. – Нет… Хотел спросить только, была ли, в действительности, Ваша мелодия тем, что прозвучало.
Луис. – У меня есть доказательство.
Хулиан. (Удивленный.) – Да?
Луис. (Извлекая, с улыбкой, тетрадку из своего кармана.) – Смотрите.
(Открывая её, показывает.)
Хулиан. – Ноты…
Луис. – Чудо случилось. Я сочинял её всё ночь. Не мог не написать её. Невзирая на несчастье, которое чуть не произошло, и, несмотря на то, что я знал, что бедная Сусана была в своей комнате, несмотря на мои плохие мысли…, или может быть из-за них. Она текла двумя потоками чувств: я думал о ней… и мои мысли превратились в музыку. Также как и тогда!
Хулиан. (Показывая в тетрадь.) – И… это вознаграждение за чудо?
Луис. – Так что прошлая способность вернулась. Это удивительно.
Хулиан. (С веселым спокойствием.) – Да.
Луис. (Становясь напротив.) – Здесь было препятствие. Лишившись его, всё снова потекло. Я забыл эти ноты, потому что нужно было забыть… то время. Сейчас я вспомнил всё.
Хулиан. – А эти воспоминания, они веселые или грустные?
Луис. – Они настоящие. Я не хотел бы сталкиваться лицом к лицу с правдой. Теперь я знаю её.
Хулиан. – И? Простите.
Луис. – Мне неважно, что я говорю себе об этом. Это правда, что она оставила меня ради Энрике, а не наоборот, так как я хотел верить, что моя собственная любовь не пострадала. Я не мог вынести это унижение, и… я сходил с ума, чтобы забыть её. Я поступил по-своему: я оставил её, потому что уже не любил её. Но один может безнаказанно заблуждаться … Я потерял силу верить, и я вернул её обратно!
Хулиан. – Но мелодия…
Луис. – Это была песня, сочиненная как раз тогда… (С решительностью.) Когда она меня оставила.
Хулиан. – Понятно. (Короткая пауза.) Что вы собираетесь теперь делать?
Луис. – Уезжать. (Хулиан испускает вздох облегчения.) Она всё еще вспоминает обо мне, а в Мадриде у меня друзья. Примусь за работу. А Вы, что думаете делать?
Хулиан. – Я останусь. Пожалуй, они нуждаются во мне… Их путь выглядит сейчас сложным, а я… мне нечем заняться.
Луис. – Сделайте всё возможное… для неё.
Хулиан. – И для него также… Как много прекрасного из того, что Вы сочинили… Он не держит на вас зла.
Луис. – Не мог бы. Он разрушил мою жизнь, но он мне помог. (Приближается к двери кабинета.) Нам нужно поговорить, ему и мне, прежде чем попрощаться.
Хулиан. (За его плечами.) – Также вы должны попрощаться… с Сусаной.
Луис. (Не оборачиваясь, хотя и очень учтиво.) – Да.
Хулиан. – Тяжелое прощание…
(Короткая пауза.)
Луис. – Я слышу, как он двигается. (Поворачивается.) Я оставлю вас сейчас. (Направляется в глубь зала.) Посмотрю в последний раз на инструмент, преобразивший мою жизнь… Рано утром, когда взошло солнце, я вышел посмотреть поближе, но было закрыто на ключ. Наверное, это произошло недавно… До скорого, Хулиан. Пойду посмотрю на арфу, в этот мой последний вечер в саду…, прежде чем он демонтирует её.
Хулиан. – Сомневаюсь, что он её демонтирует. Но сходите, сходите посмотреть на неё.
(Луис выходит в сад. Пауза. Энрике, бледный и печальный, с взлохмаченными волосами и с не туго повязанным галстуком, выходит из кабинета и останавливается, чтобы прислониться у занавесок.)
Хулиан. – Тебе нужно отдохнуть, Энрике…
Энрике. – Не говори ничего сейчас. Они пришла. Слышу её шаги.
(Пауза. При помощи Росенды, заходит Сусана из второй слева двери. Супруги пристально глядят друг на друга.)
Хулиан. – Я очень рад, видеть тебя в таком хорошем состоянии, Сусана…
Сусана. (Не сводя взгляда с мужа.) – Спасибо.
Хулиан. (Смущенно.) Это удовольствие… для всех.
(Сусана смотрит на мужа, так как пытается найти на его лице подтверждение этих слов, но он не двигается.)
Сусана. – Спасибо, Хулиан.
(Росенда ведет её к креслу, куда и усаживает её. Муж и жена продолжают непрерывно глядеть друг на друга. Росенда направляется в холл.)
Энрике. (Не сводя глаз с жены.) – Ты куда собралась, Росенда?
Росенда. (Сухо.) – К входной двери.
Энрике. – Послушай, Росенда… Вы должны свыкнуться с мыслью, что почта может не придти.
Росенда. – Она придет, сеньор. Вчера зазвучала музыка.
Энрике. – Это не одно и то же.
Росенда. – Как это нет, сеньор…? Одно как другое.
Энрике. – Но они различны. Вы поступили плохо по отношению к нам.
Росенда. (Иронично.) – В самом деле…? Вы думали сеньор, что музыка не сможет прозвучать. Думаете, что почта не зависит от музыки… Вы позволите мне пойти к двери с моим Бернардо, который уже там?
Энрике. (Сухо.) – Делайте, что хотите.
Росенда. (Сухо.) – Спасибо.
(Скрывается в глубине.)
Энрике. (Почти про себя.) – Это бесполезно.
Хулиан. – Вера никогда не бесполезна, Энрике… Вера двигает горы и производит сигналы. Благодаря ей, мы можем существовать.
Энрике. – Да ну!
Хулиан. – И благодаря ей, когда мы, совсем потерявшие надежду, встречаемся, когда нам кажется, что уже нам не осталось другого выбора, как… (Поглядывая на Энрике.) только пистолет в ящике нашего стола в кабинете, или, возможно (Поглядывая на Сусану), как печальный покой в море…, чудо, и большое!, это не достичь берега, или… выйти из нашего кабинета. Когда уже нет ничего, у Луиса оставалась вера, и вера его спасла. А сейчас, вы двое, встретились лицом к лицу, заглядывая по самое дно глаз…, когда вы думаете, что ничего уже не осталось. (Улыбается.) Поищите, ищите в глубине своих глаз веру одного в другого…, и, пожалуй, вы будете спасены.
(Выходит в сад. Короткая пауза.)
Сусана. (Нежно.) – Что ты видишь в моих глазах, Энрике?
Энрике. (Грубо.) – Почему ты вернулась?
Сусана. – Ты меня упрекаешь?
Энрике. – Дядюшка Кармело принес известие. Когда я готов был выйти искать тебя, опасаясь найти лишь твой труп…, прозвучала мелодия. Хулиан сразу же отправился на побережье. Он тебя не нашел. Через полчаса ты появилась в саду, лишенная сил и заплаканная. Никто не видел твоего возвращения. Что произошло за это время?
Сусана. – Не хотела бы я, пока жива говорить об этом.
Энрике. – Нет?
Сусана. – Тем не менее, ты должна будешь сделать это. Словами меня не напугать, и это должно проясниться.
Сусана. – Проясниться? Что?
Энрике. – Всё.
Сусана. – Включая письмо, которое ты получил?
Энрике. – Включая это. Но прежде, о других вещах, если ты мне позволишь. (Ходит тревожно и мрачно.) Наш брак потерпел неудачу. Я тебя не осуждаю. Я думал окружить тебя любовью и вниманием, презирая тебя. Но твоя старая любовь к Луису всё еще очень давала о себе знать. Она была неизбежна. И не нужно малодушно сокрушаться, а поглядеть фактам в лицо. Ты вышла за меня замуж и сделала плохо. Если ты его любила, то не должна была принимать моего предложения. Но, что можно ожидать от ваших несчастных сердец? Он был беден. Я – богат. Богатство было предпочтительнее, не так ли? Хотя это стоило сумасшествия одному и несчастья – другому. Только… вы, вычислители, плохо считали. Грязные деньги тебе не достались. Ты потеряла Луиса и потеряла также свою радость. Потому что получилось, что денег… она не могла принести их тебе. Я ошибаюсь?
Сусана. – Абсолютно.
Энрике. – Неужели? Ты лжешь! Лжешь, как лгала мне все эти годы, с ложью о любви, которую я не мог отблагодарить! Лжешь, потому что ты женщина. Потому что ты лгунья, от кончиков волос до самых ногтей. Это ваш стиль. Отрицать, всегда отрицать, включая самое очевидное! Но здесь этот приём тебя подвел. Я не дурачок, как Хулиан; и я не сумасшедший как Луис. Конечно, можешь радоваться: он сочинял всю ночь напролёт.
Сусана. (Преображенная.) – Правда?
Энрике. (Кивая.) – Можешь радоваться. В этой нашей семейной борьбе, ты вышла победителем в игре. Потому что это была борьба, а ты и не ведала об этом. Я боролся за то, чтобы сохранить тебя; я привел сюда Луиса. Да, это был я! Потому что знал, что ты меня не любишь, потому что подозревал, что ты любишь его и…
Сусана. – И потому что ты хотел заставить меня посмотреть на несчастного доходягу, в которого он превратился.
Энрике. – Ты это сказала. Это было причиной моей жалости… чтобы приютить его. Плохой метод, признаю это. Твоей бывшей любви ты добавила сейчас жалости огромной и настоящей. Смешанной с угрызениями совести, несомненно. Но ты увидела моё горе, мою агонию. Никогда ты не хотела бы увидеть, сколь огромной жалости заслуживал я!
Сусана. – И что ты хотел бы увидеть во мне? Я разве не была достойна жалости?
Энрике. – Да, чтобы изменить тебя саму. Это то, что ты можешь увидеть в моих глазах, хотя я не вижу в твоих глазах ничего: никакой жалости. Потому что я не говорю тебе в упрёк, но горька жалость для всех нас, осужденных жить в этом слепом и печальном мире, без сигналов.
Сусана. – Ты думаешь, что без сигналов?
Энрике. – И ты также так думаешь.
Сусана. – Нет, Энрике. Я думаю иначе.
Энрике. (Холодно.) – Ты так думаешь, и я знаешь это. Ах, знаменитый сигнал, которого ждут! У меня на протяжении стольких лет были сигналы твоей любви, и они были ложью. А здесь, как раз вчера, у меня лишь один миг была безумная надежда, что несомненный сигнал этой твоей любви, которого я так страстно желал, придет ко мне… Уже вполне казалось, что ужасное доказательство твоей любви, которой ты угрожала мне, собиралось сбыться… Доказательство твоего исчезновения. (Короткая пауза.) И добилась того, что я считал себя этим несчастным, когда представлял тебя среди волн… «Она моя! Это меня она любит!»… Какая глупость, правда? Сигнал не сбылся. Это была еще одна ложь.
Сусана. – Или чудо…
Энрике. – Чудо? Какое чудо?
Сусана. – О котором сказал Хулиан. О его повторении…
Энрике. – Не прихорашивай вещи! Ложь, откровенная и бесцеремонная. Ты вернулась – ты сделала вид, что ушла и вернулась – и, потом…, прозвучала мелодия.
Сусана. – Ещё одно чудо…
Энрике. – Ещё одна ложь! (Со свирепым видом приближается.) Ещё одна твоя ложь.
Сусана. (Поднимается.) – Что ты говоришь?
Энрике. – Я не могу ошибаться. Ты играла мелодию!
Сусана. – Я?
Энрике. (Яростно.) – Да, ты; ты – бывшая студентка Консерватории, бывшая пианистка. Её играла ты!
Сусана. – Мелодию, забытую Луисом?
Энрике. – Да, Луисом! Но не тобой! Ни мной.
Сусана. – Тобою?
Энрике. (Хватая её за запястье.) – Это бесполезно… Это не выдумки и у тебя нет выхода. Давай, признавайся!
Сусана. – Ты мне делаешь больно!
Энрике. (Выпуская её.) – Ты не вспоминаешь о наших временах, когда мы были женихом и невестой? Я приходил, по вечерам, в твой дом, где ты меня ждала уже одетая, чтобы выйти на прогулку. Ты ничего не помнишь? (Молчание.) Месса проходит поспешно, увлеченно… Я жму на звонок… Ты сама мне открывала, и мы поспешно уходили… Только…, многие вечера, ты занималась в те минуты ожидания, играя на рояле. И до моего слуха доходили, иногда, нотные партии… И, иногда я задерживался перед звонком, чтобы можно было послушать тебя, полагая, что это оживляет напоминание обо мне… (Пауза.) Я слышал эту мелодию несколько раз. Ты никогда и не догадывалась, что у меня есть этот маленький и хрупкий секрет… Ты никогда не подозревала, что твой рояль слышался на лестнице. Потому ты играла песню, которую, без сомнения, в те самые дни… сочинил для тебя он. Когда мы стали молодоженами – этого уже… не было. В дни ссоры. В дни, когда он сошел с ума и когда мы делали поспешные приготовления к свадьбе, так великолепной задуманной. Вчера я всё понял, внезапно, когда Луис подтвердил, что это была его мелодия. Мы оба вспомнили всё сразу. И я понял… В его душевном расстройстве имела значение эоловая арфа, смутно вспоминая, что твои руки могли извлечь из неё забытую песню… и старую любовь. Ах, каналья, знал хорошо, что делал! И потому он у тебя так тщательно допытывался, верила ли ты в чудо, и звучал ли сигнал…! Поэтому.
Сусана. (Приближаясь, мягко.) – Энрике…
Энрике. (Гневно.) – Убирайся с ним!
Сусана. – Я не уйду.
Энрике. – Почему ты прикидываешься? Ты уйдешь. И я не собираюсь тебя останавливать. Ты собираешься утешиться, возбудив, вероятно, слабохарактерность избранного тобою человека. Ты уйдешь со своим лицемерием и своими тайнами, которым я не верю и которых не одобряю. Мне не нужны тайны, нужна ясность. Я не слаб, а силен. Я тебя люблю, правда! Я не считаю, что нужно говорить об этом, хотя вчера отрицал это. Но и тебе это не нужно. Я задушу свою любовь в себе, чего бы мне это ни стоило. Без веры, без радости, один и без чудес…, перетерплю. (Меняя тему.) Скажем друг другу: прощай. Сейчас. Но, прежде, ты должна мне кое-что за то зло, что ты мне сделала. Мне нужна, в первый и последний раз, твоя откровенность. Признайся во всём: ты любишь Луиса. Ты играла мелодию. И ты… вышла за меня замуж из-за денег. И ты уйдешь с ним.
Сусана. – Нет.
Энрике. – Почему нет?
Сусана. – Потому что всё это неправда. Потому что у меня осталась вера и из-за веры я не дошла до побережья. Зная, что ты собирался плохо истолковать это, я надеялась, несмотря на всё, на то, что, однажды… ты поймешь.
Энрике. – Что я должен буду понять?
Сусана. – Многое.
Энрике. – Что именно?
Сусана. – Одно, чтобы и ты… надеялся на чудо.
Энрике. – Я?
Сусана. – Ты ждал чуда. Я слышала, как этой ночью ты закрылся на ключ до утра. Ты сделал это, когда все закончилось. До того времени ты ждал.
Энрике. – Да! Я ждал и проверил три вещи, о которых я тебе сказал. Что ты любишь Луиса…
Сусана. – Нет.
Энрике. – Что ты вышла за меня замуж ради денег…
Сусана. – Нет.
Энрике. – И что ты играла мелодию. (Молчание.) Тоже нет?
Сусана. – Через час я тебе скажу это.
Энрике. – Почему не сейчас?
Сусана. – Потому что чудо может продлиться. И тогда не сможешь сомневаться в нем… Потому что я жду, жду! Также почты. Потому что вижу в твоих глазах, невзирая на всё, веру.
Энрике. – Веру во что?
Сусана. (Приближаясь, нежно.) – В меня.
Энрике. (Устало.) – Не пойму твоей игры, но всё равно. Ты уйдешь.. Доказательство подлинной супруги и возлюбленной уже не может быть твоим. Не пытайся симулировать это; было бы больнее для обоих, и бессмысленнее.
Сусана. – Я не уйду.
Энрике. – Мог бы тебе сказать, что у меня в руке поручительство твоего ухода.
Сусана. – У тебя не может его быть.
Энрике. (Доставая своё письмо из кармана.) – Ты забыла письмо. Это единственная почта, которую мы можем ожидать…, и она прибыла несколько дней назад. Позову Луиса и Хулиана, чтобы они узнали об этом также. (Он поднимает письмо вверх.) Видишь? В нем финал всему этому. Посмотри на него хорошенько! Почтальон приходил уже и оставил его. И с ним всё окончится.
Сусана. (Встревоженная.) – Почтальон придет, и с ним, всё может начаться.
Энрике. – Мечтательница!
Сусана. (Победным криком.) – Нет. Смотри, у тебя за спиной. (Он оборачивается. Росенда и Бернардо стоят за ним, в холле, с преображенными лицами. Бернардо несет в руке два письма. Энрике кладет своё в карман.) Сейчас всё может возобновиться, Энрике!
(Росенда бежит к двери в сад.)
Росенда. – Идите сюда немедленно! Прибыла почта! (Энрике вырывает у Бернардо, резким движением, два письма из руки, и смотрит на них не торопясь. Потом смотрит на жену. Росенда рядом со своим мужем. Луис и Хулиан пришли из сада. Росенда, робко:) Это оно… Оно с большими марками…
Энрике. – Это одно для тебя, Хулиан.
(Он тянется за ним.)
Хулиан. –Для меня?
(Берет его и меняется в лице, увидев конверт. Потом долго сдерживается.)
Луис. – А другое?
Энрике. (Холодно.) – Другое – для Вас, Бернардо. Из Перу. (Переворачивает письмо.) И на нём печать нашего консульства в Лиме. Простите, если я было вспылил. Несомненно, Вы уже увидели своё имя на нём…
Бернардо. – Да, сеньор.
(Долгая пауза.)
Энрике. (Протягивая его.) – Возьмите.
Сусана. (В неожиданном порыве.) – Подождите! (Краснея.) Росенда, Бернардо: вы мне позволите? Пожалуй, будет лучше…
(Открывает его и лихорадочно читает. Не знает, что сказать.)
Росенда. (В большом душевном волнении.) – Что говорит наш малыш?
Сусана. (Мягко.) – Это написал консул, Росенда… (Оставляет письмо на столе. Бернардо собирается взять его.) Не бери пока его, Бернардо.
(Он останавливается. Росенда приближается к нему, и он обнимает её за плечи.)
Росенда. (Прячась у него на груди.) – Нет!
(Резким движением, Бернардо высвобождается и берет письмо, бегло его читает. Потом обнимает свою жену, таким образом поддерживая её.)
Бернардо. (Еле выговаривая.) – Да, Росенда; да…
Сусана. (Подходя, чтобы поддержать также Росенду, теряющую возле Кальяо… и он… перенес сильный удар… Он хотел написать Вам из больницы, но уже не мог. Консул пообещал сделать это лично.
Хулиан. – Друзья мои… Мы все сожалеем об этом.
(Он робко кладет руку на плечо Бернардо.)
Бернардо. – Спасибо, сеньор.
Сусана. (Терзаемая.) – Пошли со мной, Росенда. И Вы, Бернардо. Поплачем вместе.
(Направляются направо, поддерживая Росенду.)
Росенда. – У меня уже нет слез. У меня уже ничего нет.
Сусана. – Не говори так… слёзы ещё польются.
(Все трое выходят.)
Хулиан. – Ужасный финал… чуда.
Энрике. (Зловеще.) – Еще нет. Осталось прочитать два письма.
Хулиан. (Доставая своё, в смятении.) – Верно. С Вашего разрешения, прочту своё.
(Открывает.)
Луис. (Приближаясь к Энрике.) – Всё, что случилось здесь, Энрике, дело Ваших рук. Ты сделал это с невозмутимостью, терпимостью, с таким же неверием. Это случилось… не следует об этом сейчас говорить. Мы потратили годы, чтобы понять это, или, пожалуй, уже понимаем.
Энрике. (Не теряя из виду Хулиана.) – С моей стороны, можешь быть уверен.
Луис. – Пожалуй, нет… Но это то же самое… Сейчас я только хочу подать тебе руку и сказать: Спасибо. Я уезжаю.
Хулиан. (Проглядывая своё письмо.) – Я также уезжаю. И немедленно. Если Вы хотите, можем вернуться вместе сегодня же.
(Входит Сусана.)
Сусана. – Я оставила их одних с их несчастьем. Для них, сигнал был печален.
Хулиан. – И очень загадочен для всех! Они потеряли своего ребенка, и я должен уехать немедленно, потому что… (Он останавливается. Сусане.) Луис и я, мы уезжаем сейчас. Вам хотелось бы побыть вместе несколько дней, но я не могу остаться. Мне только остается отблагодарить Вас и…
Энрике. (Мрачно.) – О чем было твоё письмо?
Хулиан. – Оно… от моей жены. Она написала во все места, куда только возможно. Вчера прозвучала мелодия и сегодня одно из её писем в моих руках. (Просто.) Совпадение, Энрике. Но совпадение чрезвычайно трогательное, чтобы я не отказывал ей в том, о чем она меня просит. Я возвращаюсь к себе.
Энрике. – Простить её?
Хулиан. – Или она прощает меня; иногда мы все должны прощать друг друга… Но я еще надеюсь на… это. Сигнал прозвучал также и для меня и письмо, которого я ждал – пришло. Соберем свои вещи, Луис?
Луис. – Пошли.
(Направляются в глубину зала.)
Энрике. (Бледный.) – Подождите. Осталось еще одно письмо.
(Луис останавливается, любопытно поглядывая.)
Хулиан. (Отказываясь, улыбается.) – Дела личные, друг мой… Это дело… вас двоих. Пошли, Луис. Им нужно поговорить.
Луис. – Да. Пошли.
(Выходят направо через холл. Пауза.)
Сусана. (Нежно.) – Ты мне всё ещё его не показал. Не знаю, что в нём может быть: за меня или против. И не я желаю этого знать. Пусть будет, что будет, хочу повторить тебе, что я остаюсь с тобой, если ты позволишь…, сейчас всё можно начать сначала.
Энрике. (Холодно.) – Ты должна его прочитать.
Сусана. – Ты действительно этого хочешь…? Полагаешь ещё, что из-за этой жалкой бумажки я вынуждена буду уехать… с Луисом? Нет, Энрике. Порви его сейчас же. Поверь мне. Между Луисом и мною не было ничего. Я люблю тебя.
Энрике. – Письмо не о тебе, и не о Луисе.
Сусана. – Тогда порви его.
Энрике. – Не могу.
Сусана. – Всё ещё сомневаешься?
Энрике. – Ты должна его прочитать.
Сусана. – Дай мне его.
(Энрике, суровый и холодный, дает его. Она читает. Пауза. Потом приближается к нему и нежно обнимает.)
Энрике. – Нет, Сусана. Подумай хорошо. Ты видишь, о чем письмо. Это конец долгой и одинокой агонии, случившейся здесь, в кабинете, среди вызовов в Мадрид, о которых я тебе не рассказывал…, пока видел, что ускользает из моих рук единственное, что могло тебя удержать со мной.
Сусана. – Деньги?
Энрике. – Я так думал. Я не хотел лично рассказывать об этом, пока вы оставались вдвоем. Только остается этот дом…, который будет скоро продан…, и неумолимая необходимость зарабатывать на жизнь…, иной раз вредная. Я совершенно разорён.
Сусана. (Мягко.) – Мы разорены… Но, вместе, нам будет легче.
Энрике. – Почему ты вышла за меня замуж?
Сусана. – Потому что ты появился… и мужчины для меня перестали существовать.
Энрике. – Почему… ты вернулась с побережья?
Сусана. – Потому что хотела дождаться этого момента.
(Пауза.)
Энрике. – Возможно, во всём этом длинном периоде несчастий, оказывается, мы боролись, мы искали друг друга. Но если твой женский путь ко мне это – вера, то мой к тебе – мужское сомнение.
Сусана. – Ещё сомневаешься?
Энрике. – Допускал до последнего. Почему ты сыграла мелодию?
Сусана. – Которая является твоим мужским сомнением?
Энрике. (Печально.) – Ты играла её как какую-то месть. Чтобы увеличить моё отчаяние; для того, чтобы сумасшествие Луиса не стало сумасшествием, а реальностью; для того, чтобы он пересилил себя, а не я.
Сусана. – Ты стерпел мою последнюю загадку… Не легко четко видеть одно то же. Ты забыл, что беда Луиса из-за меня, и что я находилась в долгу перед ним. За что ты, кажется, ненавидел меня. Что и слуги ожидали чуда. Настал момент, в который мне показалось, что все мы нуждались в нём… И ты сказал, что не ждешь мелодии, забытой Луисом, и ты оставался, несмотря на это, под открытым небом. Тогда мои руки заиграли… Но для меня продолжало быть загадкой, кто побудил сигнал, хотя эти руки его сыграли.
Энрике. (Удивленный.) – Что это значит?
Сусана. – Может быть, ими руководило твоё собственное желание; желание всех. (Говоря тише.) Или, возможно, желание невидимое и возвышенное.
Энрике. – Чудо?
Сусана. – Ты не забыл, что сегодня пришли письма.
(Молчание.)
Энрике. – К чему всё это? Почему мы должны мучаться год за годом, подвергаясь ссорам и душевным страданиям, и риску потерять друг друга из-за всего этого?
Сусана. (С тихой грустью.) – Когда я вчера вышла в сад, поплакать после … сигнала, думала, что ты понял это. Нам не хватало кое-чего очень важного, Энрике. Кое-что, что мы должны желать… и не хотим. Решающего сигнала.
Энрике. – Какого сигнала?
Сусана. – Того, какого Росенда и Бернардо ждали всё свою жизнь… напрасно. Чуда…
Энрике. (Восторженно, перед ней.) – … сына. (Он ведет её нежно к дивану и усаживает её.) Моя бедная Сусана! Ты как эоловая арфа, жаждущая женской мелодии… Это последняя, настоящая причина из-за чего ты поднялась сыграть на закате. Никогда я не прощу себе своего непонимания!
Сусана. – Мы оба виноваты. Мы хотели наслаждаться без огорчений. А огорчение пришло иным образом. (Спокойно.) Но сейчас мы должны о чем-то позаботиться и чего-то добиться…
Энрике. (Протягивая надежную руку, которую она нежно пожимает.) – Да. И мы добьемся.
(Входят Хулиан и Луис, пораженные этой картиной.)
Хулиан. (Улыбающийся.) – Мы уже уезжаем.
(Энрике отходит от поднимающейся Сусаны.)
Энрике. (Улыбаясь.) – Вы уедете на машине до поселка. Сусана и я возвращаемся в Мадрид немедленно. Ты был прав, Луис; всё это было чудом. Большим чудом.
Луис. (Серьёзно.) – Нет, Энрике. Ты был прав, и открыл мне глаза. Моя песня была сыграна человеческими руками.
Хулиан. – И письма были принесены человеческими руками, и все это – человеческое, в этом мире земном… но вы оба правы. Потому что всё это, также, чудесно, правда, Сусана?
Сусана. – Правда, Хулиан.
Энрике. – Должен сообщить вам новость, которая была в моём письме. У меня нет ни сентимо, и я буду работать. Это не существенно; это было необходимо. Выпьем последнюю бутылку шотландского виски, Хулиан.
(Идет к бару.)
Хулиан. – В Галисии.
Энрике. (Доставая бутылки.) – Виски, Луис?
Луис. – Хорошо.
Энрике. – А ты, Сусана?
Сусана. – У нас в доме большое горе, Энрике…, мы забыли.
(Молчание. Энрике опускает бутылки.)
Хулиан. – Хочу попрощаться с ними; сказать им, кое-что… Вы также сходите, Луис. Хотите пойти с нами, Сусана? Мне будет несколько затруднительно заговорить с ними самому…
Энрике. – Пойдемте все.
(Начинают выходить.)
Луис. (Не сдвинувшись.) – Я схожу внутрь на минутку. Прежде я хочу, если ты позволишь, Энрике, попрощаться с Сусаной… наедине.
(Пауза. Энрике смотрит несколько секунд на Сусану, которая отвечает ему преданным взглядом.)
Энрике. (Спокойно.) – Конечно. Пошли, Хулиан.
(Выходят направо. Пауза.)
Луис. (Печально.) – Прощай навсегда, Сусана.
Сусана. (Опуская глаза.) – Прощай, Луис.
Луис. – Я возвращаюсь к работе, и я в долгу у тебя за это. За твое неиссякаемое сострадание ко мне. Никогда этого не забуду… не забуду и тебя.
Сусана. – Молчи!
Луис. – Нет, Сусана. Я не замолчу, потому что уезжаю и не хочу вас больше видеть. Я оставляю тебя с твоим мужем, он терпел до сегодняшнего дня и сейчас он счастлив… Отныне, он меня научил терпеть. Я сумею это сделать. Для этого у меня есть моя музыка и воспоминание о тебе. Оно поможет мне в работе. Всё, что сделано, посвящено тебе… Ты не против?
Сусана. (Очень тихим голосом.) – Нет.
Луис. – Спасибо. Тогда, последняя просьба. Ответишь, искренно, на один вопрос?
Сусана. – Хорошо.
Луис. – О чем ты думала, вчера, когда… ты играла мою песню?
(Короткая пауза.)
Сусана. (Не глядя на него.) – О нём.
Луис. (Печально вздыхая.) – Желаю тебе быть очень счастливой.
(Удаляется.)
Сусана. – Прости меня…
Луис. – Не за что извиняться. Ты дала мне больше, чем я сам думал. Возможно, у Вас будут дети; когда они вырастут, может быть, им понравится моя музыка… Они никогда не узнают, что они и она братья.
Сусана. – Братья?
Луис. – Ты была не против, Сусана. Мои произведения будут нашими детьми. Другие твои дети – твоими. Дети тайны сердца, которого я не понимаю, и возможно, ты сама также не понимаешь… (Тихо.) И твой первый сын – из тех, что у тебя могут быть в будущем – всегда будет моим.
(Она смотрит на него сильно испуганная.)
Сусана. – Твой?
Луис. – Наш. Эта мелодия. Спасибо, что ты не забыла её.
(Быстро направляется направо, в то время как входят Росенда и Бернардо, идущие перед Энрике и Хулианом.)
Энрике. – Они хотели придти попрощаться с тобой.
(Луис приближается и обнимает их.)
Луис. – Сочувствую всем сердцем, друзья мои.
Росенда. (Серьёзная.) – Спасибо, дон Луис.
Луис. – Всегда буду вспоминать о дыхании, которое вы вдохнули в меня… я Вам напишу. Сейчас не нужно терять надежду.. Удар был очень сильный; но жизнь продолжается. И нужно её прожить.
Росенда – Хорошо, сеньор. Дядюшка Кармело говорил, чтобы мы опасались моря. И море забрало нашего малыша. А также говорил, что, когда зазвучит музыка, для нас наступит настоящий мир. А ведь верно! Мучительное беспокойство закончилось навсегда. Он умер, вспоминая о нас. Теперь с наших плеч сошел груз.
Энрике. – Вы ничего не говорите, Бернардо.
Бернардо. – Всё, что сказала уже… (Ла Росенда автоматически смотрит на него.) моя жена, сеньор.
(Росенда прячется у него на груди.)
Энрике. – Мир забавен. Это как мелодия, из которой мы так никогда и не поймем ничего другого, как тягостных звуков… Но, иногда, приходит минута, такая как эта: минута совершенного мира и понимания. По какому-то тайному закону, развлекающего нас, бедные человеческие существа, чудесами совпадений… и счастливыми моментами.
Сусана. – Развлекающего нас, когда мы умеем надеяться.
Энрике. – Возможно. В любом случае, я признателен этой минуте.
Будем всегда помнить это, друзья мои! И наше воспоминание придаст нам силы в несчастиях, которые нам еще предстоят.
Сусана. – Молчите! (Все смотрят на неё. Улыбается.) Нет. Мне послышалось…
Хулиан. – Воздух спокоен и сейчас закат. Ничего не слышно. Моменты как этот, тем не менее, были для прошлых поколений, заставляющими верить в возможность услышать гармонию обстановки… Эта гармония, испускаемая звездами, когда они вращаются на своих совершенных орбитах, послушные невидимой дирижерской палочке.
(Приятная и нежная гармония, которая кажется сделанной из вечно шепчущего ветра и четких голосов, начинает свои аккорды. Эта нерукотворная музыка, несуществующая на земле; но, пожалуй, может смутно напомнить прелюдию к «Лоэнгрину». До самого окончания действия, непостижимое музыкальное чудо развивается и приобретает сильное звучание над безмятежной группой из этих шести.)
Энрике. (С некоторой застенчивостью.) – Да. Гармония сфер должна бы сделаться слышимой сейчас для нашего бедного слуха… В эту минуту, которая никогда не повторится в жизни. Я её не слышу. Но мне было бы приятно думать, что кто-то из нас, её различает… Всё возможно с этого вечера. Возможно, Вы, Росенда, сделанная из веры этой загадочной страны… Слышите что-то?
Росенда. (Наивно прислушивающаяся.) – Нет, сеньор.
Энрике. (Луису.) – Может быть, ты… Ты музыкант и твой слух не может таким как у нас.
Луис. (Улыбается.) – Мы, музыканты прилагаем усилия, чтобы услышать. И имитируем её. Но мы никогда её не слышим.
Энрике. – А Вы, Бернардо? (Бернардо отрицает.) Хулиан…?
Хулиан. – Она звучит, это – несомненно. Хотя мы её не слышим.
Энрике. (Торжественно.) – Надеюсь на это. Твердо верю в это. Гармония нас окружает. Правда, Сусана? (Останавливается перед восхищенным взглядом жены.) Сусана! (Приближается и берет её на руки.) Разве… ты что-то слышишь? (Молчание. Выражение Сусаны выделяется.) Ты слышишь её?
Сусана. – Нет… Я не слышу её. Я чувствую её…! Я чувствую её у себя внутри!
Конец