А. Скромницкий. Поэзия. A.Skromnitsky. Poetry.

А. Скромницкий. Поэзия. A.Skromnitsky. Poetry.

◊◊◊
На галявині у просі розляглася дівчинонька,
І рукою пестить листя,
Листя й стеблі, стеблі й листя.
Сонце ластиться до неї,
Хвиля хвилю накриває,
І засмага – хлопчик дивний –
Непомітно в руки-плечі, груди й стегна
Все приємніше-приємно просякає…
Раптом спалах.
На полявину в’їжджає монстр залізний,
За ним – два.
Взвод солдатів кулеметом розчищає перед себе.
Гарне личико здійнялось.
Зирк! В далечині землю в небо підняло.
Дим і смажене зерно обгорнуло дівчиноньку,
Обгорнуло – і нема.
Військо далі полсуває,
І ніхто тепер не взнає: чи то ворог був чи ні.
[2001г.]
◊◊◊
«Поэма о татарском народе»
Часть первая.
Хан Гирей и иже с ним
Вдруг задумали затею,
Как им золота прибавить,
поохотиться им где;
Как свой род могучий, древний
За потомками оставить,
воспротивившись нужде.
Хан имел трех братьев младше
И постарше одного.
Старший вовсе не удел:
Он мулла и чтит законы,
Воевать силком не будет, раз Аллах не повелел.
Братьям, в дальнюю дорогу снаряжая, говорит:
“Пусть в боях Аллаха слово зазвучит
вам тут и там,
Воротитеся с добычей, нынче голод ведь у нас”.
Хан, прослышав братню песню, ускакал во весь опор,
Птицей-ястребом его
Называли средь народа своего,
Младши сели по коням и, силясь его догнать,
Черну тучу бесконечну за собой влекут вояк.
Мулла полными печали,
пожимает
Расширокими плечами;
Жен оставшихся сбирает
Не дает им горевать:
“Будем ждать,
Молить Аллаха,
Может, встретим их опять.
А вернуться – будем рады,
Не воротятся, тогда…”
Замолчал и крик подняли
По пустынным-то краям
Девы, жены и старухи.
Ковыль, лобода-трава
Шепчут женушкам: “Пора!
Возвращайтеся к хозяйствам,
Скот, кобыл пасите сильно, понадейтесь на себя!
Храбр, коварен ваш Гирей,
Победит,
Любого скинет
С кобылицы без затей”.
По Тавриде свищет ветер удалой,
Там же яростно, жестоко солнце светит над рекой.
Ах! Татарская земля, что ж ты сынушку родного отпустила воевать?
Ястреб песню не поет, он на жертву когти бросив, растерзать её готов.
Наш Гиреюшка-храбрец волен был скакать туда,
Где богатая земля.
Братья тут ему сказали, что на юг лежат моря,
На востоке кровны братья, а тогда одна беда
Аль на запад им текти на оседлый люд волошский
Или…
“Моей кровушке спасибо, верно поняли.
Нам на север один путь. Он тяжелый.
И живут средь стремнин, яров, долин
Вольны-веселы враги,
Русь казачья там лежит”.
Братья младшие зарделись и в один сказали голос:
“Чтобы опыту набраться, сил и рати насбирать
Пустим коней к Аккерману, за Денестра водну гладь”.
Уж хозяева они желтой и сухой степи.
Взяли двинулись куда: там и лихо и беда.
Тут Гирей промолвил слово:
“Ты, Анжи, постарше будешь. Коль ты сотни три возьмешь
И дозором неусыпным,
Расчищал бы все вокруг,
Ты поможешь войску делом,
То готовься взять награду из разрушенных домов.
Ты, Селим, со мною будешь,
Мой помощник и слуга.
А Мехмет ступай назад, и обоз храни без лука,
Боя младшим не видать”.
Братья чинно поклонились; хан велел приказа дать
Всем почить и отдыхать.
Сухо в поле диком что-то:
Перекаты-не-растенья больше поветру летят
Дрофы тучны, тяжелы разбегаются далече, то-то
Будет им беды.
Сумрак землю обнимает
И лежат рати темные ряды.
Зажигаются костры.
Сабель блеск и чашей гром повсеместно тут летает.
Доложить по всем статьям
Смею вам одну деталь:
Среди всяких, среди прочих
Распивалося вино, да такими вёдрами,
Что стояли бодрыми
Целых полчаса.
Удивительная штука! Вот сейчас:
Волков наглое отродье пробралося в лагерь сонный
И давай бесстыдно красть, мясо. Всё объедки!
Что ж? Только парень не подпитый
Стройный, смуглый Анчилай заприметил: “А! С чужой тарелки!”
Ну и дальше спать.
“Я прошу прощение за столь наглое вторжение”.–
Трубным гласом проревел
Ключник ханского шатра.
“Прочь, ничтожный!” – был ответ.
Час ночной: шатер – гарем;
Близ наложницы младой,
С непечатной красотой,
Хан резвился, было силы,
Знали б нашие кутилы!
И задумался Гирей,
Чем же вызвана тревога
Среди пышного чертога:
Прерываясь от утех, рассердившися зовет: “Эй-эй!
Что такое?
Что за бред?
Вот нахальная челядь!”
Будет, будет всем крутое
Завтра сварено житье”.
Отворив полог в дрожаньи ключник
Ключник бросился в колени,
Долго так бы упадал,
Но взлетел ядром в волненьи,
Кинул нож к ногам
Гирею и пустил словесы:
“ОН отравлен.
Сами адовые бесы
Стражу куплену
Пустили жизнь назначить вам короче
Только я заметил сразу
Подлый заговор заразы”.
Хан и глазом не моргнул, торочит:
“Ну, веди сюда скорее
Окаянного злодея”.
В миг исчез; еще быстрее
Появился у Гирея
Ключник. Трое стражников
Толкают белой клокой грязных влас
Заприкрытого злодея.
“Говори: откуда, кто ты, что ты станом нашим бродишь?”
“Прошу не гневаться, что поздно, – о боже, ты ж меня простишь! –
Шел дорогой незнакомой Корсунь старый повидать.
Там, писали в книжках, Володимир был крещен:
Князь Руси – ни дать ни взять.
Там, читал я также, и водой святой кроплен.
Я коллегии студент.
Я учился, бросил:
Любопытством я мучим
Оттого и беззаботен
Ночью мрачною ходил”.
“Речь твою не понимаю,
Знаю:
Чужеземцу смерть настанет
За подобный инцидент”.
“Ах, хитрите как лисица,
А гречаночка-девица
Обучила языкам”.
“Разумеешь быстро сам”.
“Ваше войско дремлет громко,
Но когда я шел далеко
Заприметил красно небо.
Приближаюсь: за костром костер дымит,
Искры бурные треща, подымаются нелепо.
Думал: лучше обойти да под ложечкой свербит.
Кушать сразу захотелось
Мясо жирного ягненка на кинжале подцепилось
И обжарилось само.
В рот взлетело, протолкнулося с умом –
Голод-дядька запропал;
Жажду надо утолить
Да поспела ваша стража:
Не успел вином запить”.
“Ах, ну наконец-то, вижу
Первого студента, чтоб так честно говорил”.
Чашу полную налил.
Хан душой проникся к чужу
И верней заговорил:
“Нож. Он твой?”
“Да. Родименький, златой”.
“Ты убить кого хотел?”
“Убить? Ну, букашек, червяков… я над этим не потел,
Нужен мне он для защиты,
Чтобы нежные ланиты
Не тревожили в пути”.
“Дева, лучше уходи.
Нет! Вина нам принеси”.
Автор! О студенте расскажи.
Да! Студент – он недоучка.
Киев-град, Руси столицу,
Он избрал своей станицей,
Там он детство проводил,
Там и молодость губил.
“Сергий звать, когда крестили,
Мать Сережкою звала,
Под березой ведь нашла.
А сейчас она далёко
У окна сидит грустя,
Ждет и ждет и ждет меня”.
Терпкий ток лия побольше
Всяк надежду бы оставил,
Хан же весело шутил,
Но взгрустнул от слов последних все же,
Замолчал и вдруг поник.
“По обычью наших предков – ты мой пленник.
Над тобой свершилось воля
Тем, кем выше нам дана. А заря
Подыматься будет скоро, так что спать тебе пора.
А пока поход продлиться, ты же, путник,
Избираешь нашу долю”.
Хан улегся на ковер пушистый,
Потянул кальян душистый,
Запрокинув подбородок
И прищурив правый глаз,
Изумрудный самородок,
До утра исчезнуть всем отдал приказ.
Время было недосуг,
Да и добрых нет услуг,
Как пойти себя закинуть в теплый пух постели мягкой.
И мечтать и куролесить,
И ворочаться, сопеть:
Под конец храпеть ужасно, будто горло сбито тряпкой.
Вижу, состоялося знакомство,
Меж татарином и русом, через наше баловство.
Нам пора уже кончать
И быстрее приниматься нову песню начинать.
[сентябрь-актябрь 2001г. Киев]
◊◊◊
Часть вторая. Спор. Детство. Сон.
Продолжим наше предложенье.
Я не ввожу вас в заблужденье,
Что часто делал для себя
И как мне кажется, любя
Терзал сердечко в чьей-то груди…
Но будет, будет!
Захлестнуло,
Разбудило:
Пять минут мы были вместе,
Пять минут бежали долго.
И за окном, взмахнув крылом, на синем небе летела иволга.
Куда, куда покинула гнездышко?! Лет триста-двести
На том же месте
Лежала пустынь: два деревца,
Четыре блюдца-озерца,
Лазурь небесную скрывая,
И звезды скорбные снимая,
Топит.
А дождь кропит.
Здесь ждут кого-то:
Сынишку мать назад молила.
Тут иволга крылом взвела
И горьку песню разнесет,
Видать, чрез весь полет
К нему! “Ну, где же ты!”
А он молчит, –
Нет, не забыт.
“И если с другом ты,
Прости, не буду я тужить,
Я рада буду жить”.
Стонала мать по русому Сережке,
Ушедшему на юг.
На плечи вскинувши бурдюк,
Сергей, весёлая душа, в песке
Влачился половецком следом хану.
Вы, может быть, невольно улыбнулись стану:
Татары и земли с половецким-то названьем!
Но на Руси живали с запозданьем,
Давали имена на право и налево,
Туда-сюда и эдак лет на двести-триста устарела
Система тамошних наук.
А паутиною незнаний огромный ползает паук;
Любые поиски, исканья он ловит, ест и много сыт.
Ах, скажите: “Бандит!”
Нет, монополист,
Всем говорит, что бел и чист.
Ну, в общем, поняли,
Что наше государство под властью жирненьких царьков
И чахло-высыхало до одних подков.
Немногие пещерами ходили,
Темно,
Душно,
На лучик света лучшие рвались,
И попадались:
Кто палачу,
Кто чужачу.
Один, с тех пор,
Заблудший у татар.
Сменилась ночь, сменился день,
Потом еще два раза. Сейчас луна бросает тень на
Путников двоих; за ними стадо лошадей,
Рать воинов – и уж минули днепровских заводей.
“Сергей!
Ты человек ученый, мне скажи,
Среди холмов, что за народ валахи?”
“Все неучи, но сказочно богаты.
Чем? Хозяйства все во злате,
Вина не маленькие бочки, где!
Огромнейший подвал при каждой хате. Везде
Сады и винограды –
Дары природы
Трудолюбивыми руками
Под зиму бережно сбирают;
Сырами, мясом обрастают,
Не будь все дураками,
Давно бы правили мирами.
Но грабить их немного неудобно:
Все хаты одиноки, далеки;
На двор заедешь: там, что днем, что ночью хозяева пьяны подобно
Скифам древним, так говорили греки.
Ну, перережете вы всех,
А кто продаст вам вина мех?
Купечество ли – знаешь – вещь благая,
Огнем сожечь – и вотушки – нагая”.
“Так, что же делать, мой советник?”
“Власть над землями и народами – цветник,
А ты садовник: стриги ненужные побеги,
Сажай и береги
Своё, ищи диковинных растений:
Привьются здесь, так хорошо,
А нет – терять не надо бдений,
И полон твой амбар под борошно”.
“В крови играет жатвы время:
Мы на коня и ноги в стремя –
Спешим подмять запасы чьи-то поскорей”.
Так размышляя о судьбе народов,
Наш юный Сергий-безбородов
Чеканил следущий доклад:
“Ты, хан, силен и знатен – сущий клад,
Помысли лучше, как нам быть:
Войною дальше йдти или остыть?
Чего уж! Цел народ один, другой,
И твой, и их, и даже мой.
Поставишь пост сильнее на границе,
Проверку учинишь в подвластных городицах,
И ступай домой”.
“Ой-ой-ой-ой!
Последний станет мой денёк,
Когда стоять мне у кормила,
Свои же братья засмеют, меня, Громилу!
Ты это брось, Малёк!”
Так спорить можно без конца,
Однако, молодца
Не просто с толку сбить пока.
Они уж начали сердиться, но выход найден: “Спать пора!”
И разбрелись два новых друга кто куда:
Хан нежностям предаться,
Штудент крутой обрыв себе избрав, где в стену плещется вода,
О Родине подумать собирался.
Дрожали веки бесподобно,
Мелькали милые места подробно:
Нарядной выглядела хата:
Окошки вырезные в белой вате;
Дорожка вымощена гладко
Меж кухней, домом в огород украдкой;
Любимой яблони плоды,
И заросли малины-ягоды.
Бывало выбежал за двор
И ну в ярок во весь опор.
А там зеленые холмы
Бурёночек десятками полны,
Пощипывают травку, му да му,
А мы в подземный ход-трубу
По тростянецкому ручью гуськом
За старшим братиком во след ползком.
Ставок – рук человеческих причуда –
И отвесная сбоку груда
Земли белесо-желтоватой,
А в ней стрижи живут ватагой.
Ловили на забаву пескарей и раков,
По зарослям искали сухого камыша и воду пробовали чистых родников.
Проплыли вереницею года –
Студент забыл обратную дорогу навсегда:
Родную хату и село,
И проблеск первои любви ушли на дно
Его задымленной души.
К сей серой глуши
Подступить не всякий может –
Уж очень сильно сердце гложет
Тоска по белым ручкам,
Карим глазкам.
Любовь кристальную вдохнув,
Дыханье пережало будто,
С тех пор, как бросил он невестушку
Одну. Спросивши, не страшась, кукушку,
Сколько жить
Годов, – ответила разок, – по сём и быть.
Дрожащими камнями слезы пролив,
Волнами и рябью ставочек покрыв,
Сергей прошептал еле слышно,
Но дрогнули грозно
Ивовы ветки послушно:
“Новые земли, стоящие розно,
Я посещу непременно;
Врагам приготовлю отравлены стрелы отменно,
А к милому дому я ворочусь;
К любимой в окошко слегка постучусь.
Пусть встретит рыдая,
Пусть впустит кляня.
Отвечу: “Прими, это я!”
Но хватит мечтою безбрежною плыть,
Надежду лелея
По звездам ходить
И беды в бездонье топить!
Луговыми укутавшись цветами,
Ржаное пожевав зерно,
Уснул и план войны представился ему морфейными клубами,
Уж очень характерно.
(Сон)
Война – кровавая скотина – скачет и топчет,
Рогами бодает невинные жертвы.
Не все вокруг мёртвы –
Она ни в какую: сама себе пляшет…
Прорвало где-то дамбу и хлынула рекою кровь, ребятки,
Что намочило пятки.
Как корчилась малютка!
Ей прямиком в животик вонзилась железяка.
Изнемогала старушенция кривая, –
Скотина дальше чешет, под носик напевая.
И может быть, не скрою,
Кому-то вид покажется чумою,
Да только мало боягузов этих.
Рябая кучка начальников военных
Решает на крутой горе
За всех: “В карэ!”
Эх, если бы начальнички не возле дуба сели,
Того, что так опасливо шумит,
А сами б в ряд ступили,
Тогда узнали б, как стрела летит!
Пирует штаб,
Коровушка в крови пасется,
Бормочет помирающий солдат:
“Ах, чтоб вам! На небесах зачтется!”
Холодная, скользкая тварь
На солнышко спинку суёт,
Согласно животным звонарь
На завтрак-похлёбку зовет.
Пробудился Сергей.
Об увиденном ночью, сквозь зубы прорвались словечки
Куда горячей:
“Скоты! Идиоты! Войны ж всегда бесчеловечны!”
Подернув рукав,
Поправив волос завитков белы кудри,
Глубоко вздохнул: “Тут что не мудри,
А хана заставлю поход отложить, хоть он не таков”.
Конец второй части.
[30.10.01г. Киев]
◊◊◊
Часть 3. Похищение.
Так и так, сидели дружно,
Говорили по душам:
Наш подвыпивший бродяга шумно
Басню распинал:
И не то, чтобы простую,
Нет, но всё-таки чудную.
«Степная жизнь.
В глухой дали, средь трав пахучих и земли
Водились разные зверушки, также птицы:
Охотник-волк, стада рогатых ли
Без рог, певучий жаворонок, пугливые птенцы,
Пернатая дрофа, свирепый лев,
И рой безумных пчёл всегда вокруг гудел, –
Они имели каждый свой удел.
И лёгкий и привычный, как в песенке припев».
Пока Сергей под нос себе бубнел,
Облокотившись, не имея сил,
Гирей поднялся, не говоря ни слова,
Тихонько прошмыгнул за ветхий край покрова,
И вышел, – чего уж тут скрывать, – по маленькой нужде.
Студент навеял сон себе (иль, может, скуку),
Храпел и сам, побасенку забрав в миры Морфея, доверившись мечте.
Тем временем, а может быть и позже, пропело дважды вдалеке «куку» –
Условный клич недремлющего войска.
Что значит: «два часа в ночи».
Хан вскорости загнул за бугорок, к реке: шумит осока…
На водной глади притаились палачи.
Доведавшись о том, что Юг придет в движенье
Козацкий отаман Сечи отдал распоряженье:
Направить маленький лазутчиков отряд
Разведать бусурманов путь, их дух – а впрочем всё подряд.
Проплыв рекой, чужого глаза сторонясь,
Лазутчики приметили багровые огни.
Тихонько к берегу причалили они,
И тут, поблизости, листва зашевелясь,
Фигуру тёмную открыла:
Спустились не берег – в минуту,
В минуту – она крепко связана была.
Верёвками обкручено и с тряпкою во рту
Фигура колыхалась, как колос на ветру.
Зевнула; ругнулася невнятно на чём свет стоит
И хлопнулась в траву.
Схватили спящего, нажали на весло и быстренько бежать, чтоб дело не расстроить.
….
(окончания нет)
…
[ок. 22.03.02. Киев]
◊◊◊
Незабудки
Прощалась юная девица с прекрасным юношей своим.
Ушёл на заработки он далёко: из малого села в огромный город.
Зимой то было, мы не утаим.
Единственная девичья мечта её тогда была (о чём шептал народ),
Дождаться милого, раскрыв свои объятья, прижать
И долго-долго шептать, шептать в изнеможеньи:
«Моя душа, я так ждала! Бежать
К тебе, тебя искать. Но я была в каком-то чудном омертвеньи…
Ни с места сдвинуться, ни даже шевельнуться
Не могла.
И всё одна, одна, одна…
Устала…
Выплакала слёзы, чуть жива,
И днём и ночью вспоминала,
Во сне ворочась и крича, едва жива.
Совсем измучилась, скорбя,
Что нет тебя, моя душа».
Мечту прекрасную девичую круша,
Шесть месяцев свершились неспеша, часами соря
Туда и сюда.
А вот и весна подошла.
На берег речки, на лужок красавица ступила.
«Куда, ой куда
Его запропастило?»
И всё ждала, ждала, а бедняжку лесами носило.
Милый же её, удалой паренёк,
Надорвал свои силы и слёг, как он думал, всего на денёк.
Но не тут-то было:
Голос и руки отняло молодому, да так и погиб.
Ни вестей и ни писем до неё не доплыло,
И вновь красавица сидела на лугу, а рос там дивный гриб.
Пустила капельку-слезу,
Одну, вторую – нет конца.
Вспугнула птицу с островца.
И живность разную в лесу.
Так порыдала и поднялась,
Чтоб через день опять прийти.
Но что тут оказалось!
Пробились на лугу
Сквозь буйную зелень-траву
Голубенькие лепесточкки и пьяный аромат, –
Ну, не пройти!
………………
«И с тех пор по Рось-земле
Цветут незабудки везде…»
[19.05.2002. Киев]
◊◊◊
Красавица от головы до ног…
Ах, если б ею обладать я мог!
(У.Шекспир. Тит Андроник)
Из дневника Юлии П.
Писать не сложно, были бы слова.
Сейчас взвглянул в твои глаза:
Девчоночка, сегодня – ты моя мечта,
Надеждою будь – завтра.
Но в будущем всегда лежит черта,
За ней – разбитые сердца.
[написано мною в 1999 году, так как Шекспира я читал в 1999г.]
◊◊◊
Стреляет где-то у виска;
Летят крепежные винты, что держат душеньку внутри,
Бьёт дрожью по нутру, – нет и нет, и нет!
Не может же она уехать завтра от меня!
Уедет.
Завтра..
Далеко…
Там, лежа в полудрёме на траве,
Ты вспомни, вспомни обо мне.
Увидишь, может, ты:
Сидит на берегу большой реки,
Потупившись и в забытьи;
Несчастен глубоко, до глубины души,
Не плачет чуть,
Тихонечко сидит.
«Так почему же я при встрече
Так глупо деланно молчал, –
Вслух прорвались предложенья, –
Ведь много-много накопилось,
А всё молчал, молчал, молчал!»
Я простудился, я больной, –
Так это объяснимо; но горло не болит.
Как образ женской чистоты
Я вынес нежный след весны.
Да! Той весны!
Когда ломилися кусты
От буйной зелени, и бешено цвели:
Акации, каштаны, бузина, сирень,
И только появлялися пионы.
(Её цветы!)
А знаешь, как болело?
А знаешь, как жутко?
А знаешь, как рвёт на корню?
Что ж, может, и знаешь.
«Но что ж ему надо?»
Скажу. А впрочем, и тут промолчу.
Мне нравится молчать об этом,
Как может быть кому-то говорить.
Какой была, такой и буду помнить.
Какая будет? Что скажу?
Родная мне её душа,
Вот только совесть… та в любой чужá.
Я не ручаюсь ни за что:
Какой была, такой и буду помнить!
[ дата неизвестна]
◊◊◊
Как вечером, как днём,
Как ночью-то невыносимо!
Я сам себя не понимаю,
Отчего столь нагло лгу,
Одной своей улыбкой, такой непостижимой.
Терплю, сношу любые [продолжения нет]
[дата неизвестна]
◊◊◊
Каждый думал о своём;
Каждый думал о Тебе.
[дата неизвестна]
◊◊◊
За двадцать девять дней
На небе месяц обновился.
Ток жизни вдруг остановился
Во первый день, верней,
В тот самый день, когда
Она спеша уехала туда,
Где нет ему ни места, ни угла.
Где даже смерть чудна, смугла.
Мучительно лишь было пробужденье
В тот первый день; и принято решенье:
След в след последнюю прогулку повторить,
По парку разлесистому подошвы исходить.
Как будто машинально
Он шёл, ступал и вспоминал.
Но почему так больно,
Он, видимо, не знал.
Какое опустенье! Какой тягучий стон!
По временам казалось, что это дикий сон.
Казалося, что мысли, как краска со стены
Потрескались, облупились от холода зимы.
…И летом снег валит:
Понурые деревья все в цвете, все в пуху
Роняли снег-пушинки на влажную труху.
Но летом снег палит…
А солнце, царь на небе, из парка выгнан был:
Тугим щитом из листьев лесок обтянут был.
Лишь кое-где обманчивы лучи
Дробили сумрак на мечи:
Легко очерчены столбы,
И пешеходы, вроде бы.
Озёра влагой отдают,
Какой-то затхлостью поют,
Какой – скажу – не надо,
Ведь без неё и сердце было б радо.
Безумию положен первый блок.
Вернулся он домой, прилёг на бок,
Средь бела дня уснул, пижон,
Не захватив в грядущий сон
Ни капельки съестного.
И началась фантазия живого.
Иль может мёртвого?
То будет видно позже.
Теперь он – тень, он тень всего живого,
Он тени тень, он призрак, и даже
Полу-кто
Иль может полу-что,
Поди да рассмотри без должного разбора!
Сон-метушня, кипит горяча свора!
Тогда ему начался липкий бред,
Несущий всякий незнакомый вред.
Очнувшись от чего-то, увидел он закат
Какой встречал бы в поле кочующий сармат:
Нежнейшей розы цвет бледнел на всех домах.
И быстро, очень быстро, почти что впопыхах
Питался жадным светом почти-что-человек
Сквозь малое оконце секунду или век.
Да, помер! да, не стало! Да, сгинул человек!!
Последнее, что было – то розы яркий свет.
Душа на миг раскрылась иль, может, вовсе нет,
Но что-то говорило, что ждёт она привет.
А полумрак сгустился у комнатки внутри…
Потом его будили, и три его не три,
А он себе закрылся,
И долго б волочился
По безднам забытья,
Когда б не стал он тенью самóго же себя.
И тень умела что-то, что знала хорошо.
Откуда? И как странно ведь не было того!
От так любил кого-то, так тайно, так глубоко,
Что этим слепо выжег остатки всей любви,
Всей доброты и дружбы – и древо без ветви.
Теперь он ненавидел! открыто, одиноко.
Он ненавидел всех, он ненавидел всё:
Движение, звук, слово, людей, себя – ну всё!
Её лишь он не мог, её лишь обминул.
Так в теле возгорелся и молнией блеснул
Последний жизни жар,
Любви бесценный дар.
Его, увы, не стало, по нём осталась тень.
Но тень была живая, встречала новый день,
С утра вставать с постели порядок завела,
Умыться и убраться,
Одеться, причесаться,
Поесть и поболтаться в порядочек сплела.
Под солнечным лучом она себе жила,
А ночью и в потёмках – ими и была.
Кто видел тень свою? Пожалуй, каждый.
Кто видел тень себя? Пожалуй, что никто.
Спроси: «Зачем она преследует меня, за что?»
Она ответит просто: «Я – это ты, несчастный.
Я есть всё то, есть в тебе
Без мук и радостей прошедших,
Без горько-сладостных мгновений настоящих.
Я ясно-бирюзовый мрак дневных просторов.
Я – всё, и я – ничто, мне нет повторов».
Она ответит только так, я в том уверен прочно.
Они ведь существуют, живут средь нас, уж это точно.
[29.06.2002. Киев]
◊◊◊
А як виросте край поля
Понад самим-то ярочком
Червона калина,
То зірвемо в зимню пору
Червоненьких ягід
І уп’ємось наче кров’ю
Тими ягідками, пригадаєм
Час конання, нелюдського горя,
Коли наш товариш-братик
Від знущань володаря
Корчився роками, чотирма руками;
Він і свят не занв рідненький,
По суботах волував.
Чом ми помочі не дали?
Але ж мали, мали!
Той один своїм поможе,
Більше родичам своїм,
Може друзям стать горою,
А до інших, ну, начхати,
Бо важка занадто праця,
Візволяти сіромаху.
Той – не тямить на письмі,
Той – не чув ніщо про найми,
Той – боїться наче заєць,
Той – не здригнеться як мрець.
Чом так мало нас на службі
Один в одного, як друзі,
Хоч не зналися ще вчора?
Хтось помітив ту калину,
То є сила, наша кров,
То ж уп’ємося хлоп’ята
З червоненьких ягідок!
[30.06.2004.Київ]
◊◊◊
На прощание Прудниковой Светлане Ивановне
(16-ти лет, из Брянска на Десне, русской, не знающей украинского языка, кроме слова «кохання»)
Так що ж таке кохання?
…
Це може сльози моря,
чи мої?
Чи може гілки кіпарису, що тягнуться до гóри,
чи руки мої?
Це може погляд в чорне море,
чи очі твої?
Ні, я не знаю!
Бо вже помираю…
[12.07.2002. Алушта]
◊◊◊
Прости же, женское тщеславье!
Мои слова так ранят вдруг,
Когда я вижу склеп-несчастье
И образ красоты вокруг.
◊◊◊
Поцелуй или Лорка
«Что мне дашь ты, Аня: поцелуй или Лорку?
Поцелуй или Лорку дашь?!»
На секунду в раздумье, с хитринкой:
«Ничего, ничего я не дам!»
«Я расчитывал Лорку,
я Лорку просил!!»
«Хорошо.
Я отдам.
Поцелуй.
Чтобы Лорку ты смог получить».
«Поцелуй мне не нужен!
Я души попросил!!»
(Поцелуй отхватил!)
«Нет, верни! Ты души попросил!»
Я вернул поцелуй;
Дерзкий ветер порхнул,
Пробежал и устал, –
И в руках я держал
Переплёт
Вперехват,
Где запекшейся крови коричневой буквы:
Федерико
Гарсия
и Лорка.
Моё солнце, моя ты река,
Ты мне душу свою отдала!
[23.02.03. Киев]
◊◊◊
Как мне горьки и печальны слова твои,
Аня, сегодня.
Что ты забилась от жизни,
От жизни в глухие ущелья?
Я помню твой смех,
Серебряный ветер просторов.
Я помню душистую радость,
Несущую в рощи лесные,
Легенды народов приречных.
Скажи мне, родная, скажи же,
Какие сковали оковы,
Приветливый голос
Медовый?
[26 февраля 2003г. Киев]
◊◊◊
Уж годы пролетели,
Уж молодость прошла,
А я сижу и вижу красивые глаза.
Сорвать бы с неба тучи!
Забыть бы страсти-кручи!
И тихо, ненароком, шепнуть ей у окна:
(За вишнями, за садом стучали поезда)
«За что любил не знаю, не сведаю вовек,
А помнишь ли те ели, могучие две ели,
Ведь вот ведь человек!
Люблю я их безмерно, и, стало быть, навек.
Растут они спокойно
И годы им смешны,
А волосы мои уж сединой полны,
Но как твои-то очи остались хороши!»
Мы съели пару вишень
(А поезда стучат)…
[30 июня 2003г. Миргород]
◊◊◊
«А значит то, что новостей и нет.
Ни горя, ни радости,
Ни боли, ни сладости».
Но чем кричать на белый свет,
Лучше сказку расскажу,
Да на солнце полежу.
[02 июля 2003г. Киев]
◊◊◊
Смола кипела, ох, кипела!
Но стала, стала застывать…
Огонь стихает, ночи тише,
А жажда мучит, утро ближит.
[02 июля 2003г. Киев]
◊◊◊
Сломали ветви у калины;
Слезами красными слепя,
Укрылась искоркою льда.
Инея, думая, стыдясь,
Мечтала робкая калина
О теплых, хлопотных руках.
Одна…
Когда-то…
Здесь рощица была…
Когда-то…
Здесь тихо песни пели.
Была…
Тогда среди подруг нежнейших
Ее бесценная душа.
Слагали в народе тогда
Калиновой Рощи Сказки.
Почти что Мечты, не Сказки,
Но исполняли их всегда.
[15 ноября 2003г. Киев]
◊◊◊
Первый шаг и первое слово,
Движения резкие легкого тельца,
Длинное платьице сужено книзу.
Грустит и мечтает,
Подарена розочка красная –
Смеется и рада.
Мечта бы сбылась…
Но на сцене она.
Молодая артистка.
Дебют у артистки,
Дебют в Оперетте.
Я счастлив, волнуясь,
Сижу в последнем ряду.
Колотится, сердце, замираю…
Ах, лучше! Но нет!
А вроде не плохо. Терзаюсь.
Пустите!
Одиннадцать роз снежно-белые
Принцессе!
Иду подарить.
Какая волшебная,
Стройна в белом платье
И в танце чудесная
Последняя сцена…
Пора!
Хотел, чтоб в руках у нее
Был самый теплый привет
Близких людей.
Аж вздрогнула: при виде меня
Иль цветов.
И стала светла.
Невеста, Принцесса, мой друг и
Жена.
Играла Золушку она…
[22 декабря 2003г. Киев]
◊◊◊
Театр. Студия. Балет.
В консерватории открыты двери, –
Сегодня памятный концерт.
Уж 90-то лет здесь открывают двери.
Впускают юнош и девушек милых они,
И творится внутри какое-то
Несколько лет непонятная,
Скажем, работа.
Чудеса происходят
На каждом шагу.
То звуки доносятся сверху баяна, –
Значить меха и сила Ньютона
Смогут добыть из неживого живое;
То скрипки звуки разольются, –
Значит смычок и сила тренья
Смогут зажечь в древо-метале Былое:
То переливы арфы от стон отразятся,
Значит струны и закон колебанья
Смогут построить из меди преданья.
Гитары, фаготы, флейты, тромбоны,
Виолончели и альты, и – руки
Находят смешное, находят, чтоб плакать.
Подыщут и ссоры, подыщут прощенья,
Захватят незримой за прошлого боли,
Возжелают – и станет темно.
А нет – будет солнце и снег.
Дождей через меру.
Лишь, как прикоснутся.
Но есть инструмент совершеннее –
Голос.
Попробуйте настроить его применяя предметы.
Никак.
Только ему подавай:
«Мне почище и слаще давайте свой
звук, фортепьяно!»
«Мне больше времени отдайте!»
«Мне лучше лето на земле постройте,
Болезни, простуды на Марс отправляйте!»
«Комфорта!»
Помощнее бы славы,
Успеха, победы, всеобщего восторженья».
А в общем, все скромно.
[22 декабря 2003г. Киев]
◊◊◊
Тенор имеет одну беду –
Выпить хорошенько.
Есть и вторая беда:
«Он просто душенька
И покоритель дамских сердец».
Часто красив и такой молодец,
Что ему уготован один безусловный конец –
Петь соло жизни на закате лет.
Чуть женщину видит – готов лететь,
Чуть женщину слышит – будет песенки петь.
Чуть женщины коснется…- но мы промолчим.
И может, простим?
Э, нет. Мы правду расскажем.
На вид тенорок
Коротенек и невысок.
На каждом шагу произносит-поет
Какое-то имя, – так голос сверяет
Во всех интонациях раз двести за день.
Имя «Саша» слетает из уст, как бродячая тень.
Может утром в четыре подняться
И роль репетировать и заниматься,
Соседей будить и так надрываться,
Что бедные люди тщетно стучатся.
[22 декабря 2003г. Киев]
◊◊◊
888 км
Здесь улыбаются и смеются,
Здесь ссорятся и дерутся,
Потрут затылок, вытрут лоб,
Протрут окно.
Здесь в карты играют,
Вот карты последний хлесток-
Ты проиграл, – ты «дурачок».
Тут спят и молчат,
Здесь говорят и кричат.
Читают и поют,
Учат на память
И булку жуют.
Здесь объяснят, как цветочки отдать,
И что лучше деньги в банке хранить.
Здесь едут рабочие, едут студенты,
А также бойкие пенсионеры:
Старушки, дедушки всех возрастов.
Здесь чаще чем где бы то ни было в мире
Люди весьма молодые припоминают,
Что пили: на утро, под вечер, всю ночь напролет.
А пили не воду, не молоко,
А крепкую водку да хорошо;
Что в памяти лучше всего закрепилось.
Иль литр, иль два, или пять, или ведра!
Эх, погуляли они хорошо!
Не без драки, не без битвы.
Слышны гордости слова,
И прочие почесывания языка.
Здесь люди начнут говорить,
Как удалось что-то купить.
И то купили и это.
И жизнь их – сплошные покупки.
Ребенку купили игрушку
(наверно не нужную и сто седьмую),
На кухоньку столик дубовый купили.
Сапожки – купили,
Свитерочек – купили,
Перчатки – купили,
Машину – купили,
Учебу – купили,
Доверие – купили,
Любовь или дружбу опять же купили,
А после – пропили,
На утро проснулись…
А старость, болезни?
И это купили.
Здесь многие вертят в руках телефоны.
Да что же такое?!!
Два соседа, два студента
Как по разному глядят.
Один с завистью и мутным подозреньем,
Другой самовлюбленно, со скрытым презреньем.
«Где он достал дорогую вещицу?»
«Проще простого».
«Я бы год на работе до пота старался»
«Почти что и пальчиком не шевелил»
«Почему так бывает?»
«Откуда я знаю? Живу, процветаю».
Такой немой разговор искрился
Глазами, телом, руками.
Здесь люди влюбляются,
Сходятся, расходятся.
Здесь любят и ненавидят.
Целуются и ноги ботинками топчут.
Тут люди с повозками
И рюкзаками, сумками,
И багажами.
Тут в спину толкают
И сердце на части разрывают.
– – – – – – – – – –
Так где же я еду?
И кто эти люди, что едут попутно со мною?
Я в утренней электричке, первом вагоне;
Со мною – облик людей, из просто народа,
Их чувства, их разум,
Их боль и мечта,
Надежда, любовь,
Заблуждений гряда.
Я сорок шесть минут с людьми заодно,
Решаю, как жить хорошо.
[28 декабря 2003г. Киев]
◊◊◊
Поезд мимо пробегает,
Цистернами качает.
Поднимает вихри снега,
Искры в проводах пускает.
А на краю платформы
Детские ручки забавно вылепили
Из снега фигурку:
То ли деда, то ли бабу,
Глазки нарисовали
И пучок смешной за волосы посчитали.
Теперь он один поезда встречает
И от ветра не улетает.
А взрослым улыбок утром добавляет.
[28 декабря 2003г. Киев]
◊◊◊
Зачем-то я жил,
Зачем-то я был,
О чем-то тужил,
О ком-то забыл,
Спешил, торопился,
Смешил, театрился.
Театры, концерты,
И встречи, и конкурс,
И все в стороне,
Бродил ли, шагал ли,
А что-то утратил:
Утеряна цель!
Зачем-то забыл,
Зачем-то засыпал,
Зачем-то укрыл.
Меняются лица:
Сменяются дни.
Светлее, светлее!
Включите мне свет!
Зачем продаются все эти людишки?
Зачем покупают все эти вещички?
Одно мне не ясно,
Одно меня гложет:
Какого я черта сижу под забором!
Какого я черта пьяным хожу!
Забылся, потерян,
Простыл и поплыл…
А хочется бросить, порвать и
Не лгать.
Порвать с чудесами,
Взорвать, что нелепо,
Зарыть все гнилье.
Откуда-то мама зовет и страдает,
Откуда-то теплое, чистое светит.
Горит.
Угасает.
А я все сижу. Опилки считаю,
Подсчеты веду.
Опилки под горло, под нос подступают,
А я их считаю, считаю, считаю.
Но мама!
За что?! И…Зачем?!
Опилочки в ряд,
Опилочки в строй!
Опилочки чистишь,
Их моешь и сушишь,
И сыплешь то с правой,
То с левой руки.
А важность какая:
Опилок побольше!
Чем больше имеешь,
Тем больше ценим,
Тем больше возносят,
Тем выше несут.
Как чудно опилками тело покрыто.
Чем гуще, мучнее – «о, Человек», –
Кричат, сопят и шепчут кругом
Мои же знакомые, люди,
Что жили со мною.
И я замечаю:
Ничто не меняется к лучшему в них.
Срубить, покосить; это поле,
Засеют красивой травою,
Травою простою.
Изжечь, утоптать, перепахать,
Но прежде собрать наилучшие зерна.
И их-то засеять и их-то лелеять.
Ведь поле одно, ведь всем
Им расти на этой земле:
Они.
Да-да, конечно, они.
Но мы не в теплице…
Кругом сорняки, и их эгоизм,
Их воля к победе,
Их жажда пожрать собратьев,
Детей, и родителей, всех.
Уничтожить, без жали,
Без тени сомненья.
Они не цветы!
Они разрушенье!
А кто они, кто?!
Ответить?
Не ждите.
Ищите, ищите.
Зачем вы на землю родились?
-Ищите.
Я что вам учитель?
Вы взрослые люди.
Откройте глаза,
Возьмитесь за руки,
А в руки – оружье,
Оружье любое.
Под корень рубите.
И не молчите;
Да-да, никогда не молчите.
[11 мая 2004г. Киев]
◊◊◊
Я один.
Один.
Дин.
Дин-дон. Дон-дин.
Один. Один я.
Эх, хорошо! Хорошо-то, эх!
Хоронят одного.
Эх, процессия славная!
Славная, вот хорошо!
Шо… шо… шорох вокруг…
Круг вдруг, перетрут.
Ух и солнышко горит,
Ох горит, в небе ясное,
Я один под ним, жарюся,
Ох и жарюся,
Аж головушка болит, окаянная.
Ветром-вихрями тесним, соколятами,
А оставила она одного,
Одного своего
В растерзание.
Мысли-лёвушки дерут,
Обдирают ведь,
Крову-силушку упьют,
Море высохнет.
Где ж, родимая, меня оставляешь-то?
Сердце! по сердцу скребут
Когти-страсти те,
Те, родимые, те известные.
Да на что и покинула?
Ох, горячо! Ох, прекрасно как!
Боль одиночества.
Радуюсь.
Одинешенек.
Весточку – не надеюсь уж.
Буду ядом-хлебом вкусненьким
Есть и пить, чтобы высохло.
Горло высохло,
Погорело бы.
Мама, мамочка не узнает так,
Что сынок кареокую,
Всю в кудряшечках,
Плюбил – не расстанется.
Эх, хорошо, вольно мне умирать,
За любимую.
Мучит-рвёт одиночество.
Близко град, город облачный.
Там её,
Там увижу я.
[11-12.07.04. Киев]
◊◊◊
А в Киеве грустят дожди…
Нелепыми выдалися дни…
Болел.
Как долго?
Тяжело болел.
Быть может месяц, больше,
-Я не знаю.
Болело сердце, голова,
И что-то, кажется, еще.
Потеря памяти,
Надежд сырых и мокрых.
Родные и друзья потеряны, истерлись.
Забыл. Не вспомню. Люди подходили.
Улыбались. Говорили.
Товарный вид имели.
А где-то люди…
Искрились, светились, смеялись.
Листва и земля
Соловьи и пчелы,
Простыми услугами мир наполняли.
Детство приходит внезапно, бередит,
Сморщены жилы былого, а все же струятся.
Я бился и судорог много лицом промышляло.
Знаний запасы толпой бесконечной
Врывались, выход однако закрыт, –
Морем – волнами всего захлестали.
Болел. Беспросветно. Отчаянно и
Без каких просветлений.
Льоса и Алегрия – имена не простые,
Волны и валы свои наводили,
Маркесом дождили.
Волны были и вовсе морские:
Волна «Кристобаля Колома» смешалась с другими
И всеми ими Барталоме Лас Касас руководил –
Бедных индейцев из бездны тащил.
Волна Переса Иты –
Человеческих мавров из бездны несли:
Католиков и мусульман – Муса единые.
Человек и мечта – накрыла волна.
Волна Селестины, пройдох Ласорильо и Паблоса,
Беса Хромого, Севильской куницы –
Смехом и злостью покров разрывали:
Страдали и вновь исчезали.
Волна Унамуно в тумане,
В библейской своей старине
Смешала и страсти, и мысли.
Герои предстали писателями,
Писатель – героем.
Смешалась история,
Открывшись внутри другою волною –
Народной пучиной, откуда мычала – кричала,
Ревела, стонала какая-то сотня скупых голосов,
Сотня мильонов родных голосов.
А может и больше.
Волна накатила Валие-Инклана
С желтым лицом со жвачкой
Внутри – тирана и власть показала.
Немалых индейцев число расстреляло,
И вновь накатила волна.
Пио Бароха, сверкая, представил
Салакаина отважно.
Долго смеялся.
Радугой небо цвело – на душе весело.
Простые там люди – и жили смеясь,
И верили, рвались, метались, а стали
Сменятся сокрушимой волной
Кеведовских сонных видений.
Час воздаяний настал и, скрежеща,
Выводил из воды и из соли
Смелые мысли далеких глубин.
Перекатом накрыло овечий источник,
Где бушевала стихия народа совсем возмущенного,
Они восставали и не узнали бы, что…
Но другая ползла, смешная,
До вершины небес,
Сомнительной правдой смещая вокруг
И судьбы людей и мысли о них
Хуаном Руисом де Аларкон.
Всплывала дама-невидимка и стойкий принц –
И хохот и слезу бесплатно раздавал ла Борка Кальдерон.
Живой портрет Морето проплывал –
Душило юмором – и как!
Но буря море развернула и всплыли новые детали.
Какие были там печали, как сердце ужимало!
И было страшно…
Так ржать над горем – это же уметь!
Я заливался толстыми слезами,
Я гоготал, страдал, болел,
Мне диафрагму судорогой сводило:
Хи-хи, ха-ха и ха-ха-ха-ха-ха!
Пантелеон Пантоха – он истый вояка,
Гротескный персонаж.
Он делает верно, он делает четко,
Он делает так, как сказали «вверху».
Он спал и молчал.
Возвести могучие храмы,
Что воинам услуги добрые несли,
А в будущем, а дальше…весь мир!
Весь мир – продажной любви.
До чего же нелепо в конце, а по ходу,
В начале – как было разумна.
А так и вокруг.
Превратности метода?
Да!
Кубинский Алехо нам вывел нации главу –
Великого, ученого, сверхпросвященного козявку.
Козявка Декарта учила, и многих других,
И Оперу возводила, культуру возводила,
А также резала народ, истребляла, мучила, канала
И половину по «методу» перестреляла,
Остальных по «методу» пересажала,
Страну обокрала, в Париж поселилась
И там процветала: искусство, науку –
Ценила и поощряла; пила, курила, любовь покупала,
Гнила и – чуть в толковый словарь не попала.
Превратности метода?
Да!
Приметы? Особые?
Хуан Гойтисоло наметил мне их.
Я видел их раньше с Гойи картин; с капричос
И многих других.
Изуверства умов, схвативших полсотни рычагов
Коверкали лица друзей и врагов
Слова каменели,
Мысли черствели,
И сыпался – прах, в нем тюрьмы, изгнанье,
И трупы и смрад.
На поиски правды пускался Альваро
Искал Мендиола, что было…
В гражданской войне были корни,
Но корни усохли, хоть дерево живо.
Искал он и лица…
С них стерли приметы:
Наждаком или пемзой?
А впрочем…И сам Мендиола
Без них оказался.
Как? Почему?
Ответ за окном, ответ по дороге.
Ответ в кабаках и театрах,
Ответ на вокзалах и рынках,
Ответ в магазинах и лавках,
На заводах и предприятьях,
В фирмочках, фирмах и корпорациях,
В друзьях и подругах,
Во всех матерях и отцах –
На их лицах!
Какие четкие черты!
И главное – никто не видит!
Все прекрасно!
Мы в лучшей из земель,
И что не делается – все прекрасно.
Да, тиха эта водная гладь.
Обман, да, обман!
Вздымалась другая мореная стена,
И вдруг надломилась:
Откуда слышны разговоры:
– А место зовется «Собором»…
Сантьяго Савала начал с извращенья,
Начал свою юность как чистый богач:
Насиловал с другом служанку,
Споил, опьянил, на пару раздел и…
Чудовищно сам себя сокроил?
Сам ли себя?!
Постойте! Какое!
Идя наперекор родным и обществу,
Судьбе,
Себе,
Мечте…
Прошли года, а он зачах,
В спиртных напитках заспиртован,
В очах безветрие и мель –
Он против всех бездействием,
Как фаршем нашпигован.
Отец Фермин – большая шишка,
Слуга Амбросио – игрушка чоло, –
Смешались в том Соборе.
Собор!
Из кирпичей: Бермудес Кайо –
Всесильнейший министр-
Он камень бытия, что разлагает время;
Полиция в его руках сверкает изумрудно,
Уродствуя народ во имя Президента.
Еще кирпич: Бермудеса певичка –
Красавицей слывет,
Под каждый камушек плывет.
Но, правда, драгоценный.
(Искусство здесь так стелется под власть,
Под деньги, что равно хочется сказать,
Чтобы оно убралось в ад,
Где будут жариться все те,
Кто нам несет его сейчас и в 21-м веке)
А остальные кирпичи? О!
Их так много, что и китайцам не под силу
Застроить целых две Земли:
Кирпич Амалии – служанки –
Уж кто бродячее быть мог,
Сквозь все площадки:
Ее топтали все:
И господа и бедняки,
Изрешетили – так хотели
Потехи не вышло – в конце-то концов
Досталась нам участь одна –
Лупить, что есть мочи
Закрытые в мешках бездомных собак.
Собак ли?
Сорвалась вода, накрыла виденье.
Пусть так, раз мне лежать неподвижно
На этом глухом берегу.
На море разверзлась пучина…
Глаза погребенных!
Открыты!
Из-под воды и земли глаза погребенных горели…
И призрачна даль,
А крупно светились огни вблизи.
Малена Табай и Табио Сан.
Они, они…
Боролись, боролись. Добились?
Как знать!
(Но какими бывают дела!)
Запели они. Ты слышишь – поют?
Ты слышишь, они ведь поют!
Светлее, светлее казалась мне ночь;
Светлее июньского утра.
Трудились и жили,
И было их много
И стройно стояли и громко кричали.
Сплотились, сплотившись, запели.
И песня была их проста и печальна,
Но грозная, жгучая, сдавленный пар.
Они бастовали и против компаний,
И против монет – президентов и игроков,
Что кидают такие монеты и сил,
Что тех игроков разместили
И жалких любовниц, что ждут игроков,
И их недоносков-детишек.
Пусть игроки все кидают
Свои золотые монеты,
Пусть хоть сгребут все золотые мечты,
Одно им увидеть в конце:
Как тает в руках от жара большого
То кучка металла, тупого,
Но с звоном, как тает на землю;
Земля же вбирает и жадно,
И сильно. Свирепо.
Земля из песчинок,
Из нас вздувается бурей,
И поглощает:
Страны, режимы, машины,
Теории мрака и зла,
Практичную жизнь мещанина, –
Сметает, не оставляя развалин
И прежнего быта.
Земля есть земля, –
Забирает свое, что обманным,
Десятым путем отобрали.
И в буре такой, в урагане
Слышится песня,
Могучая песня простого народа.
Из песни такой появляется
Один человек – настоящий.
[23 августа – 30 сентября 2004г. Киев]
◊◊◊
Какой-то бред:
Театр.
Свет.
Опустошенные сердца.
Портрет.
Актер – старик,
Старик – актер.
Рукою Чаплина сплелись слова:
Актер: «Когда же ляжешь ты
Со мной, малышка»?
Одна смеется,
Эту потешает.
А кто – мечтает…
Она усам и мастерству
Его колено преклоняет:
«Какая у него машина!
«Лагуна»…
Актер – старик по Чаплину играет:
Любовь сердца немудрено сплетает,
А он ее целует долго-долго.
Задержался…
Долго-долго…Смачно…Страстно…
Грязно, – он актер великий:
Целует бесподобно.
«Когда же будем мы с тобой в постели»? –
На право и налево.
Он профессор.
Он киевский профессор.
Бесподобен!
Он – бог!
Смешной, забавный,
Он артист народный.
«Мы уезжаем на гастроли:
Так две недели… и без мужчины…
Хоть ночку виделись»?
«Одну, для Вас? Конечно».
И голос стал его елейный,
В бархате, в шелках.
Она мечтала:
«Он душка. Шутит; не всерьез».
Да! В театре есть актеры?
Они несут все чистое, добро.
Они ветерок, что душу в поле очищает;
Я рад за руку с ними идти!
Мы санитары!
Творим чудеса.
Я, правда, пилюли глотаю.
Ай, горько!
Смелее!
Ах, горько!
Однако, мы сила.
А мутить.
Глотаю.
[12 сентября 2004г. Киев]
◊◊◊
Птица сенсонтль.
Певучая птица,
Вместившая в горле четыреста песен;
Голосом ветви срезает
У несправедливости:
Колючие, лишние.
Голосом – песнями рубит дремучие
Вздохи и крики скоро забудутся:
Птица певучая,
Лазурью подшитая, черная,
Небу привычная.
Теплыми, нежными
Как белоснежными
Покрывалом – заботами
Укроет страдающих;
Горе забудется.
Неизбывное горе!
Одно оно в сердце пылает…
А птица Сенсонтль!
Ах, птица Сенсонтль!
Ну где же ты?!
Где твоя музыка,
Слезы росистые?
Чем они слаще,
Тем горе мне жгучее.
«Чос, чос, мойон кон»!
(Руки, чужие руки нас бьют!»)
А руки невидимы,
Руки химерны.
У горла стискаются, вьют.
Мой голос забудется!
Мой голос изменится.
А ты моя пташечка,
Спой моим голосом,
О бедах поведай:
Что бьют, измываются,
Уродуют звери,
И звери, и звери такие,
Что я их не вижу;
Не слышу, не чую, а знаю –
Они всемогущие…
Пока…
Пока…
Пока бриллиантами песнь
Не рассыплется,
В игре ее света
Пока не забрезжит искра.
Искра и огонь.
Огонь и борьба.
Борьба и война.
Война и победа.
Победа и жизнь:
Где песни твои, сенсонтль певучая
Замки поразбив,
Кругом будут шириться.
И наглые руки,
И руки кривые
В пыль превратятся,
А пыль улетучится.
И мы не услышим:
«Чос, чос, мойон кон»!
(«Руки, руки чужие нас бьют»!)
Сенсонтль певучая!
[12 октября 2004г. Киев]
◊◊◊
На востоке солнце село.
Значит, вечер наступил.
А на западе под утро
Всходит родственник его.
Кто-то скажет: «Это странно»?
Кто-то смачненько зевнет:
«Разве это необычно»?
Эх, ребята, хватит!
Сколько можно?
Разве мы слепы, не видим,
Что такого быть не может,
Что неправда правит бал?
Нет, неправда правит бал.
Вот вы думаете что же?
Кто мы? Звери? Скот?
Иль быдло?
Бал неправдою кружится.
А на нем кто?
Боги?
Богоизбранные люди?
Зевсы, Вотаны, Перуны?
Бал кружится капиталом,
(Трутся кости, мышцы палят).
Бал серебряный, бал злата.
(Радость, радость где же брата?!)
И сверкает, метушится,
Бриллиантами крошится.
(Сердце стонет, взгляд тупится).
Счастье ими здесь трубится,
Пляшут,
Визги,
Хохоток.
Дрябло-гадкий:
«Поторопился бы скотина!
Пива»!
(Слезы, нервы, грубость, сила).
[17 октября 2004г. Киев]
◊◊◊
В слезах Востока
В запада мечтах
С трудом рождалась Украина.
Победу празднует народ:
Он многого добился:
Урезал режиму длинные руки,
Послал режим к черту,
Лишил его власти.
И впервые народ понял:
Он неделим, он сила и власть,
Он честь и достоинство,
Он – чист и прекрасен,
Он – мощь, и душа,
Он – неодолим,
Он – непобедим.
Он может добиться,
Чтоб подлые, гадкие твари
Исчезли, истерлись с лица
Матери родной Земли.
Он – молот,
Он – клин.
Он и то, и другое,
Он их единенье,
Их действие,
А действие?
Пробиты все стены,
Открыты все двери,
Распахнуты окна,
И души открылись простые.
Народ…
Да, народ! Да, это он!
А откуда он взялся?
Ведь не было!
Молчал…
А молчал ли?
Стонал! Это точно!
Стонал, и не слышали
Горя его.
А сейчас?
Какое нам горе!
Мы нетерпимы к былому,
Что нас так давило,
Так жало.
Мы вскинули горы,
Мы сети порвали.
Ведь мы же народ!
Мы мощные бомбы народа!
Мы клеточки. В клетках –
Есть ядра, а ядра – нейроны.
Мы ядерных бомб скопленья.
Энергию дать – мы можем!
Взорвать и спалить – мы можем!
Мы можем также создать невозможное:
Создать элемент,
Элемент наиновейший:
Украинское общество,
Социум новый,
И человека!
[08 декабря 2004г. Киев]
◊◊◊
И нету в этом дне пророка,
И нету в этом дне порока.
Есть в этом дне и снег, и мгла.
Есть в этом дне и ветер теплый
И хрип раба.
Есть разговоры в этом дне
О похоти и о добре.
Но этот день прошел!
Мы растоптали этот день.
Пустили по ветру,
По снегу, по добру.
Вздохнули.
Легче стало.
А легче б стало без борьбы?
Нет! Нам нужны пороги,
Чтоб вывернуть из черноты сиянье,
Сияние острейшее стрелы.
Мы в гневе – радости
Пустили в даль стрелу…
Посмотрим же в глаза стреле!
В ее глаза стальные,
И чистые,
Простые.
[12 декабря 2004г. Киев]
◊◊◊
Сравнил ты меня с машиной,
В которой
Порою
Нет управленья:
То прямо, то вкось.
Сравнил бы уж лучше с конем,
Который всю жизнь по дороге;
А тянет его на просторы,
Сойти его тянет с дороги,
С дороги сухого асфальта,
С дороги из грязи и пыли,
С дороги, где с мокрым асфальтом
Танцуют упрямые лужи.
Ты управлять своей жизнью можешь,
А я на коне не могу,
Не хочу и не буду!
Конь просит просторов,
Он ищет полей,
Где клевера край,
И рай полынный.
Срывается конь с дороги,
Срывается и уходит,
И бродит, бродит, бродит.
Не ищет он направлений,
Уложенных трасс,
Над собой управлений.
Он сир, он убог,
Потрепана шерсть вороного.
Он давно без прикрас.
Его ненасытный глаз
Линий прямых не терпит.
Не будет он гнуть свою спину,
Под ездоками слепыми,
Он будет срываться с дороги.
[12 декабря 2004г. Киев]
◊◊◊
Карпат весёлая гряда
Для всех весёлых создана.
Мы приступом ёё возьмём,
Как Дон Кихот на Росинанте,
Мы – за рулём.
И вспомним рай у Данте.
[17.12.2004. Киев]
◊◊◊
Голоса.
Машины.
Школа.
И проломанный забор.
Раскудрявые деревья,
Расдырявая дорога,
Развысоки дома.
И две тени впереди.
Блоки.
Трубы.
Город ждет.
Окна.
Двери.
Ждет наш город.
Ждет и, кажется, ворчит.
Ждет ненастий бурных-бурных.
Ждет налёта хищных птиц.
[17.12.04. Киев. Старая Дарница]
◊◊◊
Отчего-то ветер стонет,
Отчего-то снег лежит,
Отчего-то дети плачут,
Отчего-то стук в груди.
Отчего-то твердый щебень,
Отчего-то мягок сыр,
Отчего-то крепки сосны,
Отчего-то зыбок пляж.
Отчего-то солнце светит,
Отчего-то тьма чернит,
Отчего-то мы не понимаем,
Отчего-то мы молчим,
Отчего-то нас ругают,
Отчего-то мы молчим,
Отчего-то мы счас не люди?
Отчего мы тут молчим?!
Отчего же ветер стонет?!
Отчего в груди болит?
[22 декабря 2004г. Киев]
◊◊◊
– Смотришь на меня
Взглядами из золота и серебра.
– Из приветствий и тепла.
– Слушаешь меня,
Будто я из хрусталя.
– Из забот и снежинок декабря.
– Ты забыла,
кто я!
– Кто?
– Я!
– Мы виделись не зря…
– Но это был джаз.
– Да…
– И не раз
– Глянь: в небе зажглась!
– Звезда!.
– Да…
[25.12.04. Киев. Бульдог]
◊◊◊
Музыка ест пирожки,
Ест и толстеет.
Музыка ест балыки,
Ест и наглеет,
Музыка есть сухари,
Ест и не сыта.
Музыка объедки ест,
Ест и нищает.
Музыка разное ест,
Разный слух услаждает,
А для кого-то – рыдает.
[25.12.04. Киев. Бульдог]
◊◊◊
-Теперь я хочу умереть
-Что стряслось?
-Это из-за девушки.
Из-за чувств к девушке.
-Что за девушка?
-Девушка? Я повстречал ее недавно:
Полтора месяца назад.
Я заболел ею.
Я мечтал о ней; боялся ее.
-А почему боялся?
-Почему? Потому что…
Она напомнила мне кое-что:
Лето 2004 года.
А если точнее, то июль 2004 года,
23 июля; день, когда моя любовь развеялась;
Она осталась лишь
На радостно развевающихся
Макушках стройных тополей,
На черных крыльях
Беспечных ворон,
В веселом щебетании воробушка,
На бирюзовом небе,
В утреннем солнце 23 июля 2004 года.
-А что произошло особенного
23 июля 2004 года?
-Она ушла.
-Что значит «ушла»?
-Она сказала: «Я ухожу»! –
И ушла в небытие,
В сумрак, в ничто.
-И с тех пор…
-С тех пор я о ней
Ничего не знал и не ведал.
-А при чем же тут девушка,
Которую ты встретил полтора месяца назад?
-Она…
У нее… та же фамилия…
-Совпадения в жизни случаются.
-То же имя.
-А вот это уже диковинка.
-Это не все.
– Нет?
-Нет. Отчество у нее такое же.
-Ну и ну?
-Да, Анна Владимировна Коваль
-Но…
-Но?
– И меня зовут – Анна Владимировна Коваль.
-Правда?
-Да!
-Тогда…
-Тогда?
-…Я хочу умереть…
[05 января 2005г. Киев]
◊◊◊
Снег укутал все вершины
У Говерлы у горы.
У подножия струятся
Речки, струйки, ручейки:
Подо льдом и меж теснин.
Ниточкой изогнутой
Сверху-вниз
И снизу-вверх
Топчут-топчут алпинисты,
Всё заядлые туристы, –
В общем, стих не получился…
А хотелось описать
Небывалой красоты
Стройный лес смерек пушистых,
«Зоростян», «капличку»,
Снегуборную машину,
Смелых лыжников, детишек,
С горки бешено спустивших
Санок странный хоровод.
Путь нелёгкий и забавный,
И игривый, бесшабашный.
Прут-карпатские тунели.
Дизель мчащий,
Сажей бдящий.
Перепутья, перевалы.
«Колыбы» с железными
Чанами,
Столами широкими,
Пищей гуцульскою
Туго набитыми,
Песнями, дымом сшитыми.
Иконами дома
Облеплены,
Церквами – города и сёла.
Такие вот дела!
[08.01.05. Киев]
◊◊◊
Пламя глаз,
Беспечен джаз,
Забыла Катя нас.
Пальчик,
Маникюр.
Ноготок
От кутюр.
Помнит мальчик
Серое пламя глаз.
Нелепый джаз.
О нас…
[17.01.2005. Киев]
◊◊◊
Проплыла в воспоминанье
Как серебрянная лебедь:
Чем-то сердце всколыхнула,
Чем-то душу обвела.
Забываются печали,
Запускаются качели, –
Мысль тревожная жива,
Всё он ней, о ней, о ней.
Сиплый голос лебединный –
И беда, беда, беда
О лебёдушке, о ней.
Я с опаскою, томимый,
В очи лебеди смотрю:
Нет там, было ли – не знаю –
Царство жертвенной любви.
Но в глазах её серчайших
Возгорали мы одни.
Жестче жестей прокалённых
Были те глаза любви.
Верить мне – она не верит,
Но хватается за пламя,
За язык, что вихрем в небо,
Вихрем в небо унесло.
С пламенем тем огнезыбким
Лебедь милую взвело.
Я ж к земле прикован смертью.
[19.01.2005. Киев]
◊◊◊
Что этот миг – была лишь вечность,
Что эта вечность – только миг, –
И в этом – ложь,
И в этом – правда.
Сказать иначе не умею,
Сказать иначе не могу:
Была история простая,
Сложнее всех она чудес.
И вот какая…
День занимался,
Солнце зреет,
Мой поезд мчится еле-еле,
А я спешу,
(Ведь не успею!)
На не просмотренной доселе
Спектакль в городе далеком,
Объятой горною грядой.
С одной вершины снеговой,
С холмами, речкою, церквями,
С морозным утренним лицом.
Пусть Ужгород вам все расскажет,
В объятия которого стремился.
«Он из вагона словно птица,
Хватает первое такси.
И к Драмы-Музыки театру,
Сквозь узких улиц лабиринт,
Подъехал к набережной лихо,
Увидев деток: «Это тут»!
Он тут же к кассам;
Чтоб киевский театр.
Любезно встретить и почтить.
Спектакль мило начинался, –
И он застыл…
Чем жил он прежде –
Он забыл.
Его глаза чеканят сцену
Его подрубленное сердце
Буровит вспыхнувшее пламя.
[из листика в конце первого блокнота: декабрь 2005г.]
◊◊◊
Густаво Адольфо Беккер.
Пока света волны
в поцелуях пунцовых трепещут;
Пока солнце золотом и огнём
бесстыдные тучи жжет;
Пока воздух в подоле носит
созвучие и ароматы;
Пока на земле бушует весна,
будет поэзия всюду слышна.
◊◊◊
Рубен Дарио: «Победный марш»
Кортеж идет!
Идет кортеж! Чистые слышаться звуки горниста!
Шпаги клинок выступает вперёд;
Золотой и стальной рыцарей славных кортеж.
Изукрашены Марсами луки склоненные,
Луки победные,
Где длинные трубы воздвигла Молва,
Где Слава
Знамёна величьем зажгла,
Могучей рукою несут их герои.
Доспехи шум здесь устроив,
Разносят лучами: уздечек бренчанье,
Копыт глухое стучанье,
А музыканты по ритмам военным
Себе отмеряют шаг.
Чистые звуки горниста вмиг оживляют шаг,
Звучною песней, пламенным
Хором.
Такие шагают под луки победные
Солдаты отменные.
С величием пышным штандарты звенят позолотою.
Это значит – борьба,
Священная месть,
Бугристые гривы,
Пики и копья, и плюмажи,
Карминного цвета кровь,
Орошает пустынную землю;
…
◊◊◊
Вильегас. «Диареза»
Но возродиться тихо весна.
И ты не увидишь, да,
Как охладеют подруги,
И волны спокойные
Моря широкого слуги
Умерят свой пыл, разгоряченные?
◊◊◊
Ириарте. «Белка»
Я проворна
И активна,
Тороплюсь,
Несусь,
Я тружусь,
И верху
И внизу,
И я никогда не сижу.
◊◊◊
Сальвадор Руэда.
Музыка – это поле // чья гармония
Льётся песней по листочкам// тысячи цветов
И каждый сад веселый // симфония
Из оперы без звуков//смешивает в цветах
◊◊◊
Ириарте.
Один медведь, привыкши в горАХ
Свою жизнь скрыВАТЬ,
Не очень был хорош на лапАХ
ТанцевАТЬ.
◊◊◊
Король Дон Санчо, Король Дон Санчо,
Что тебя не известили, не говоришь ты.
Что из окрестностей Саморы
Сбежал изменник нашей победы;
… четырежды предал он, а с этим – их будет пять.
Теперь – недалеко до беды.
◊◊◊
Гарсиласо де ла Вега.
Посмотрело другое лицо подмастерья,
В которое с солнцем вдвоём пришло
От Двора кое-что. По своему
его оценил бы кое-кто, видя его выраженье.
◊◊◊
Рубен Дарио.
Сеньора, любовь – это буря
И когда она преображает меня,
У меня бьёт ключом струя
Безумия.
◊◊◊
Феликс Мария де Саманьего.
Привычный голос, задолго до полудня,
Натощак лисицу вывел на охоту;
На виноградную лозу натолкнулась она, уставившись на ягодки, висевшие вверху.
◊◊◊
Хосе де Эспронседа.
Почему ты возвращаешься в память мою,
Забытых наслаждений печальны вспоминанья
И будят агонию они и душевное волненье
Опустошенно-раненного сердца?
◊◊◊
Энрике де Меса.
За упряжкой мулов, ведомые
Моей рукой крестьянской
Там на своём участке одинокие
Любовь усеивал бороздкой.
[январь-февраль 2006г. Киев]
◊◊◊
Отныне сражаюсь с химерой внутри.
Отныне разлад, куда не смотри.
Я думал, что встану,
Что крепко вздохну,
А было не так:
То завтра, что было,
То прошлое – будет.
Смешались заботы с порывом души,
Безвременье правит в постылой тиши.
Без раны не ходишь,
Без боли не спишь,
Тягучее чувство:
Достаточно мутно,
Ах, смирные люди!
Ах, чертовы дети.
Бесплодных …!
От ваших насилий,
Бесцельной ходьбы,
Мне чудится остров
Пустейшей мольбы!
Глаза ваши тусклы,
Увидеть поэта,
Услышать борьбу!
Поверьте, я в этом аду!
Такое вот лето 2006-го.
[19 июля 2006г. Киев]
◊◊◊
«Осталось»!
Индейцев сворачивал голод,
Индейцев напалмом травили,
По сельве ловили.
Душили,
Сработано ловко,
Сработано сильно.
Когда они жили?
До нашей эры,
Задолго до нас.
Ольмеки и майя,
Миштеки и чибча
Тараски, ацтеки,
Мешики и куна,
Аймара и кечва,
Чан-Чан и Паракас,
Мапуче и сапотеки.
Их не отделяли ни горы;
Ни реки, озера,
Ни адская, душная сельва,
Ни снежные пики,
Ни войны, ни жертв приношенье.
Их отделили испанцы,
Да португальцы,
И англы и галлы, и саксы.
Их разделила чужая пожива и рабство.
Насилье, террор и бесправье.
Их разделили века диктатур
И презренья
Империи, доллар,
Оружие, кока, –
Лишало свободы.
И процветанья.
Культур возрожденья.
Пусть среди них заговорили
Маркес, Астуриас,
Льоса, Отеро Сильва,
Пас…и другие.
Это – пророки.
Возвестники.
Сила.
Ядро.
Его расщепить бы
Осталось!
[14 октября 2006г. Киев]
◊◊◊
Федерико Гарсиа Лорка.
“Колокол”
(перевод с испанского – А. Скромницкий)
Припев
На башне
Жёлтой
Колокол отражен.
В жёлтых ветрах
Повис колокольный звон.
На жёлтой
Башне
Колокол затих.
Ветер с пылью
Чеканным серебром затих.
“Мементо”
Когда умирать буду,
Под песком
Схорони со мной гитару.
Когда умирать буду:
Среди апельсинных деревьев
И мяты.
Когда умирать буду,
Схорони меня, если желаешь,
В лёгкой вуали.
Когда умирать буду!
“Лола”
Под апельсином моет
пелёнки из хлопка.
в голосе фиалки,
зелёные волны в глазах.
Ай, любовь,
под апельсином в цвету!
Вода из канала
солнцем расшита;
роща олив
воробьиной песней залита.
Ай, любовь,
под апельсином в цвету!
Потом, когда мыло
сотрётся у Лолы,
тореадоры придут.
Ай, любовь,
под апельсином в цвету!
◊◊◊
Агустин Лара. Гранада.
перевод с испанского на русский – А. Скромницкий, 2006
Гранада –
Долина ночная во сне,
Моя песня в наряде цыгана,
Когда рядом ты.
Мне куплет
Одела фантазия,
Мне куплет
Обрядила меланхолия,
И тебе его – дарю.
Гранада, омытая кровью
В дни боя быков.
Мучительны чары очей
Чернее ночей, –
Мятежного сна та цыганка,
Укрытая цветом,
И губ твоих сочных услада
Дороже бальзама,
Что я пью давно…
Гранада, манола страдала
В куплетах прекрасных:
Мне только отрадно, что в сердце
Та память о розах…
О розах, что жаждут признания
И музыки сладкой,
Ах, смуглая Дева!
Гранада:
Долина полна
Женщин прекрасных,
Где солнце и кровь.
О розах, что жаждут признания
И музыки сладкой,
Ах, смуглая Дева!
Гранада:
Долина полна
Женщин прекрасных, –
Где солнце и кровь!
◊◊◊
Вершилася слава,
И сыпался снег,
Оженился я с девою,
С девою красною.
Разодетой нарядною,
Да спесивой, свободною.
За царицу, за нее,
За безумие свое.
Выпью горькую,
И на берег сойду;
На Труханов смотрю,
Рассмотреть не могу.
Загубил я когда
Светло – ясненький луч
Юность, молодость, мечты,
Забыл, забыл, забыл…
Осталось жить на свете мне,
Без чистых глаз,
Без доброты души.
На счастие надеяться не сметь
И горевать во сне.
Под плетию, под игом
Под тою, что красавится,
Что надо мной стоит.
[23 декабря 2006г. Киев]
◊◊◊
Забыть ее и не помнить;
Характер ее капризный,
И повелений тон;
Забыть и никогда не вспомнить
Голос высокий и звонкий,
И чрезвычайно не стройный
Лад ее диких мыслей.
Мне бы стараться забыть,
И не пытаться вспомнить.
А между тем понимаю;
Зима она,
Просто
Зима.
И щиплет и колет
И приморозит,
И бранной метелью обдаст.
Зима-то ведь наша,
Родная.
Другой и не надо, поверь,
Её
[30 января 2007г. Киев]
◊◊◊
Чернильные пятна сирени,
На бархате зелени мая;
Истории белой сирени,
На радужке золота рая,
Засыпаны
Хрусталями.
На белое – белым.
Бумаги,
Заметки,
Листы.
Чернила засохнут,
Красоты увянут,
Но мы прочитаем листы,
Бумаги, заметки, сирень, хрустали!
[30 января 2007г. Киев]
◊◊◊
Маленьким было утро,
Изумрудно-прозрачным –
Остро-коротким был день,
Серо-ненастным,
А вечер открыл все двери,
За ними мелькали звери,
Люди
И звери,
Чернейшие твари.
Без блеска,
Без лоска.
Маленьким было утро.
[30 января 2007г. Киев]
◊◊◊
Открывайте настежь двери!
Завтра будет!
Будет, будет:
Ни чихнуть, ни посмеяться,
Где директор за актера,
Хуже – зрителя пойдет.
А Тамара, деспот дивный,
Кулачком своим нежнейшим
На орехи разотрет.
И «актера» и актрис.
Цирк назначен по полудню.
На четыре.
В Галерее…
Просьба слез
С собой
Не брать!
[02 февраля 2007г. Киев]
◊◊◊
Белое море,
Белых столов и стульев
И красный, красный ураган:
Сначала беспечно мил,
Походу даже красив.
Доносится в море песня,
И гладь из столов и стульев
Из белых каких-то льдин
Безмозгло и холодно смотрит
На алое знамя песни,
На рдеющий, ураган.
Они-то еще не знают,
Что взрежет он их клинками, –
На лезвиях смерчи сверкают!
Что разорвет на куски.
Краскою заливая,
Магически-красное дело,
На красное с красным тело.
[04 февраля 2007г. Киев]
◊◊◊
Мне хочется быть собою,
Мне хочется видеть Вас,
Мне хочется быть слезою
И не стесняться глаз.
Мне хочется быть луною,
Мне хочется видеть Вас,
Мне хочется быть водою
И…
Только весною,
Тихо стучать в окошко,
Быть неприметным для Вас.
[04 февраля 2007г. Киев]
◊◊◊
У соколиков сердца свежевытканы,
У соколиков сердца прихорошены,
Одинокие парят над распутьем!
Ясно солнышко свое,
Свою милую,
Каждый ищет один
За проклятием.
(за этот стих я получил такой красноречивый отзыв: «ничтожество», «подонок», ввиду анонимной доставки адресату)
[24 июля 2007г. Киев]
◊◊◊
Холодное тело розы,
Грубо-неровный срез.
Холодное тело розы,
Шершаво-короткий лист.
Окоём, щекочущий нервы.
Нежно-хрупкое,
Восково-мягкое
Тело
Бархата
Лепестка.
И запах
Розы
Живой
И чудесной
Красной
Розы…
Тебя.
[02 декабря 2007г. Киев]
◊◊◊
[После Венского оперного бала]
Лишь тусклый свет
Во всю длину пустого коридора.
Где ящик «37»
Для «Макбета» устроен.
В расплывшихся волнах
Проем окна по стенам
Оперного бродит.
«301» мне медью расколенкой
В ладонь клеймо вонзает.
Тела и лица,
Одежды, грим, – в столице –
Бал.
Ах, сломана ресница!
Нет зеркала – несчастье!
Не отразится смехом
Безудержная жажда быть прекрасной
И красота не станет чистой
Светлой.
В роскошных линиях
Вечернего наряда.
Хрусталь чудес
На белом, снежном фоне,
В изгибах ночи на ее спине,
Из ложи бельэтажа.
Не разглядеть
Сияние камней в оправе золотой
И локон завитой.
Но чудо серых глаз
Всегда передо мной.
Эх, праздник!…
Черт!
Запомни и кричи,
Что это чудо
Из чудес
Чудесней!
А лучше – замолчи!
[15 декабря 2007г. Киев]
◊◊◊
Кто я? Обломок скалы?
Или скала?
Или корабль, что движется
На эту скалу?
Или море,
Что движет этот корабль?
Или капля,
Что падает с неба дождинкой?
Или солнце,
Что проходит лучами
Сквозь каплю, летящую вниз?
Или все-таки луч,
Что бешено мчится своей световой скоростью
И живет только миг для нас
И вечность по Эйнштейну?
Но луч ударяется об обломок скалы –
И я это вижу!
[после 15 декабря 2007г.?. Киев]
◊◊◊
Съедая цветы ненароком,
Я выглянул в окно:
Осталась неделя до Нового Года,
До сгустка времени и
Узелка неведомых подарков.
Мимо.
Летела
Пчела.
Я нечаянно съел и ее.
Преддверие ночи.
В запахе лимона.
Зима затягивает на талии
Пышно цветной пояс забот.
Нектар
Унесла та пчела.
И я его съел вместе с ульем.
Всюду пальто морковного цвета,
А я просто пью чай из меда
С лимоном
На мосту приятных воспоминаний,
Но уже без вида на
Елочные частоколы надежд…
Пора одевать сон.
[25 декабря 2007г. Киев]
◊◊◊
Мне по душе,
Когда бьются сердца:
Творца,
Борца
И поэта-певца!
[09 февраля 2008г. Киев]
◊◊◊
Магнат-
Любимый салат
На блюдцах лиц
И глаз;
Лощеных проказ
На тему подарков
И страз.
Заметно округлилась плоть.
Дыханий и взглядов
Страсть
В крови кокаиновой
Сласть.
Арена: песок, порошок,
Власть.
Проказа – на теле магната
А под ногтями гниль
Чудо чудовище не знает расплаты
Красавиц красоты ему не чужды
На счастье, я радуюсь
Только, что это удел не мой
Что это гниение гнили
Само себя и сгноит в своей
Безжалостной охватке
Добиться и покорить.
А после оплаты по счету,
Остаться лишь жалкой тварью.
Лишь насекомым вредным,
Лишь мерзким творением – гадом.
Я счастлив, что жив,
Что жизнь наполняется чем-то,
Что ценится как-то иначе,
Что названо давно,
И я повторять не стану.
Мне и так хорошо.
Я чувствую прелесть мира.
А все, что гниет – не мое!
[17 февраля 2008г. Киев]
◊◊◊
Я ненавижу мертвецов
Живых,
В чьих венах
Загнивает кровь
От кокаинового моря.
Я ненавижу смерть глупцов,
Кому забвение дороже,
Кто ищет пустоты
И кто в себя уходит.
Я ненавижу,
Но
Будет свет.
Косматым чудищам завет:
Плодите бред,
Рождайте ложь,
Несите лед.
…Но будет свет.
[19 февраля 2008г. Киев]
◊◊◊
Ветер, шумящий в руках,
Лишенных перьев,
Но несущих тебя, –
Под тобой вся жизнь.
Ветер, шумящий в руках,
Сдавивших ножи,
Чтобы резать будущее,
Как ткань, купленную в магазине,
Как хлеб,
Как надежду.
Порывистый ветер.
Гадания на этом ветру.
И долгие раздумья
О силе ветра и силе своих рук.
И о соли, разъевшей внутри
Картины и фотографии
Прекрасных фонарей,
Разъевшей до основания,
До боли, до крика.
…
[23 февраля 2008г. Киев]
◊◊◊
В розах, сирени и паутине,
В едва заметной картине,
Точка манила
Целая и без дробей
Та, что чуть выше и немного левей,
Алых созвучий,
И беглых огней!
Но точка исчезла…
Мелодии нету
«Пиши всему свету:
Укройся дождями
И хмурой зимой.
А зернышко спрячь
Или встреться со мной»
[27 февраля 2008г. Киев]
◊◊◊
Она, по-всему, независима очень,
Весьма своенравна,
И норовиста,
Но вида не кажет.
И в профиле – Цезарь заточен,
А девушка нравится …очень.
Так просто.
Куда бы уж проще,
Без всяких затей;
Цветам – распускаться,
Весне – приходить
Тебе – улыбаться,
А ветру? Шуметь…
Шуметь в руках,
Сдавивших ножи,
Чтобы резать будущее,
Как ткань;
Как хлеб,
Как надежду
…И ждать ответа.
[01 марта 2008г. Киев]
◊◊◊
Ложь – это средство выжить.
Эта монета в каждом кармане.
У кого-то полны карманы.
Полны и не знают меры.
Их тихо-тихо штампуют,
Не зная печали
И ветра,
Не зная беседы
И сердца,
Не зная тревог
И рождений.
Ложь – это средство выжить.
Монета почти золотая.
И банки страны забиты,
Забиты до самого верха.
В моих же карманах дыры.
Да, дыры, [посеченной нитью по краю]
Зачем же нужны монеты,
Что ходят и ходят меж нами?
[01 марта 2008г. Киев]
◊◊◊
Что такое поэзия?
Это построение врезанное,
Вкрученное,
Вставленное,
Вмонтированное,
Вгложенное,
Вчищенное,
Вмытое,
Влитое,
Вдавленное,
Въеденное,
Втравленное,
Впитое,
Всверленное,
Вбитое,
Впаеное,
В мое сердце,
И уже им воспетое.
– – – – – – – – – – –
Остальное – это проза.
И голубые глаза.
[02 марта 2008г. Киев]
◊◊◊
Заливы, озера, закаты.
Солнце, лодки, катера.
И бежит – течет – играет
Смех
В извивах
Волос небесных
И тонких, алеющих губ.
Деревья сегодня же плачут.
О памяти давних губ.
И будут, наверно, плакать,
Пока не сбросят листву
И осень оденет в злато,
Да первый посыплет снег.
[10 августа 2008г. Киев]
◊◊◊
БЛАС ВАЛЕРА
(перевод с испанского – А. Скромницкий, 2008)
[YAYALLAY YAYA]
Мой отец, отец
Инти, Ильапа
и один
и вечный
и навсегда есть
и пребудет в небе;
у тебя нет начала,
у тебя нет конца.
Ты, оплодотворяющий
эту Мать Землю,
смилостивься надо мною!
Помощи Солнца
тогда я прошу у тебя десятью десять раз
для того, чтобы я породил
своей королевской кровью
много детей.
Мой отец, отец
дай силу
семени
моего члена.
Кипукамайок,
сейчас точно эти слова мои
душа, сегодня завяжи
в королевских узлах.
[PICHCA PUNCHAU]
Пять дней сева
пять дождливых дней
пять дней солнечного затмения
и пять дней мертвеца.
Из пяти яиц коршуна
появляется бог Париакака.
На пятый день прорастает кукуруза,
с рождения пятого дня
Париакака
не плачет,
с рождения пятого дня
Солнце светит.
С рождения пятого дня
умерший воскресает
в теле маленькой мухи
В пяти регионах неба
Властвует Париакака.
[PACHAMAMA]
О Мать Земля,
твой брат,
Солнце и Луч,
твою вульву сейчас он разбивает;
из его члена
обильно сочится
его жидкость.
Но твоя вульва,
твои воды
растворяя,
ты прольёшься дождем
и иногда
град ты принесешь
снег ты дашь нам.
Большой член
большого Солнца,
Луча
и Париакаки
вдруг
замечется.
В изобильной вульве
Матери Земли.
[сентябрь 2008. Киев ]
◊◊◊
———-
Александр Скромницкий. Поэзия. A.Skromnitsky. Poetry.