Часть первая.
Хан Гирей и иже с ним
Вдруг задумали затею,
Как им золота прибавить,
поохотиться им где;
Как свой род могучий, древний
За потомками оставить,
воспротивившись нужде.
Хан имел трех братьев младше
И постарше одного.
Старший вовсе не удел:
Он мулла и чтит законы,
Воевать силком не будет, раз Аллах не повелел.
Братьям, в дальнюю дорогу снаряжая, говорит:
“Пусть в боях Аллаха слово зазвучит
вам тут и там,
Воротитеся с добычей, нынче голод ведь у нас”.
Хан, прослышав братню песню, ускакал во весь опор,
Птицей-ястребом его
Называли средь народа своего,
Младши сели по коням и, силясь его догнать,
Черну тучу бесконечну за собой влекут вояк.
Мулла полными печали,
пожимает
Расширокими плечами;
Жен оставшихся сбирает
Не дает им горевать:
“Будем ждать,
Молить Аллаха,
Может, встретим их опять.
А вернуться – будем рады,
Не воротятся, тогда…”
Замолчал и крик подняли
По пустынным-то краям
Девы, жены и старухи.
Ковыль, лобода-трава
Шепчут женушкам: “Пора!
Возвращайтеся к хозяйствам,
Скот, кобыл пасите сильно, понадейтесь на себя!
Храбр, коварен ваш Гирей,
Победит,
Любого скинет
С кобылицы без затей”.
По Тавриде свищет ветер удалой,
Там же яростно, жестоко солнце светит над рекой.
Ах! Татарская земля, что ж ты сынушку родного отпустила воевать?
Ястреб песню не поет, он на жертву когти бросив, растерзать её готов.
Наш Гиреюшка-храбрец волен был скакать туда,
Где богатая земля.
Братья тут ему сказали, что на юг лежат моря,
На востоке кровны братья, а тогда одна беда
Аль на запад им текти на оседлый люд волошский
Или…
“Моей кровушке спасибо, верно поняли.
Нам на север один путь. Он тяжелый.
И живут средь стремнин, яров, долин
Вольны-веселы враги,
Русь казачья там лежит”.
Братья младшие зарделись и в один сказали голос:
“Чтобы опыту набраться, сил и рати насбирать
Пустим коней к Аккерману, за Денестра водну гладь”.
Уж хозяева они желтой и сухой степи.
Взяли двинулись куда: там и лихо и беда.
Тут Гирей промолвил слово:
“Ты, Анжи, постарше будешь. Коль ты сотни три возьмешь
И дозором неусыпным,
Расчищал бы все вокруг,
Ты поможешь войску делом,
То готовься взять награду из разрушенных домов.
Ты, Селим, со мною будешь,
Мой помощник и слуга.
А Мехмет ступай назад, и обоз храни без лука,
Боя младшим не видать”.
Братья чинно поклонились; хан велел приказа дать
Всем почить и отдыхать.
Сухо в поле диком что-то:
Перекаты-не-растенья больше поветру летят
Дрофы тучны, тяжелы разбегаются далече, то-то
Будет им беды.
Сумрак землю обнимает
И лежат рати темные ряды.
Зажигаются костры.
Сабель блеск и чашей гром повсеместно тут летает.
Доложить по всем статьям
Смею вам одну деталь:
Среди всяких, среди прочих
Распивалося вино, да такими вёдрами,
Что стояли бодрыми
Целых полчаса.
Удивительная штука! Вот сейчас:
Волков наглое отродье пробралося в лагерь сонный
И давай бесстыдно красть, мясо. Всё объедки!
Что ж? Только парень не подпитый
Стройный, смуглый Анчилай заприметил: “А! С чужой тарелки!”
Ну и дальше спать.
“Я прошу прощение за столь наглое вторжение”.–
Трубным гласом проревел
Ключник ханского шатра.
“Прочь, ничтожный!” – был ответ.
Час ночной: шатер – гарем;
Близ наложницы младой,
С непечатной красотой,
Хан резвился, было силы,
Знали б нашие кутилы!
И задумался Гирей,
Чем же вызвана тревога
Среди пышного чертога:
Прерываясь от утех, рассердившися зовет: “Эй-эй!
Что такое?
Что за бред?
Вот нахальная челядь!”
Будет, будет всем крутое
Завтра сварено житье”.
Отворив полог в дрожаньи ключник
Ключник бросился в колени,
Долго так бы упадал,
Но взлетел ядром в волненьи,
Кинул нож к ногам
Гирею и пустил словесы:
“ОН отравлен.
Сами адовые бесы
Стражу куплену
Пустили жизнь назначить вам короче
Только я заметил сразу
Подлый заговор заразы”.
Хан и глазом не моргнул, торочит:
“Ну, веди сюда скорее
Окаянного злодея”.
В миг исчез; еще быстрее
Появился у Гирея
Ключник. Трое стражников
Толкают белой клокой грязных влас
Заприкрытого злодея.
“Говори: откуда, кто ты, что ты станом нашим бродишь?”
“Прошу не гневаться, что поздно, – о боже, ты ж меня простишь! –
Шел дорогой незнакомой Корсунь старый повидать.
Там, писали в книжках, Володимир был крещен:
Князь Руси – ни дать ни взять.
Там, читал я также, и водой святой кроплен.
Я коллегии студент.
Я учился, бросил:
Любопытством я мучим
Оттого и беззаботен
Ночью мрачною ходил”.
“Речь твою не понимаю,
Знаю:
Чужеземцу смерть настанет
За подобный инцидент”.
“Ах, хитрите как лисица,
А гречаночка-девица
Обучила языкам”.
“Разумеешь быстро сам”.
“Ваше войско дремлет громко,
Но когда я шел далеко
Заприметил красно небо.
Приближаюсь: за костром костер дымит,
Искры бурные треща, подымаются нелепо.
Думал: лучше обойти да под ложечкой свербит.
Кушать сразу захотелось
Мясо жирного ягненка на кинжале подцепилось
И обжарилось само.
В рот взлетело, протолкнулося с умом –
Голод-дядька запропал;
Жажду надо утолить
Да поспела ваша стража:
Не успел вином запить”.
“Ах, ну наконец-то, вижу
Первого студента, чтоб так честно говорил”.
Чашу полную налил.
Хан душой проникся к чужу
И верней заговорил:
“Нож. Он твой?”
“Да. Родименький, златой”.
“Ты убить кого хотел?”
“Убить? Ну, букашек, червяков… я над этим не потел,
Нужен мне он для защиты,
Чтобы нежные ланиты
Не тревожили в пути”.
“Дева, лучше уходи.
Нет! Вина нам принеси”.
Автор! О студенте расскажи.
Да! Студент – он недоучка.
Киев-град, Руси столицу,
Он избрал своей станицей,
Там он детство проводил,
Там и молодость губил.
“Сергий звать, когда крестили,
Мать Сережкою звала,
Под березой ведь нашла.
А сейчас она далёко
У окна сидит грустя,
Ждет и ждет и ждет меня”.
Терпкий ток лия побольше
Всяк надежду бы оставил,
Хан же весело шутил,
Но взгрустнул от слов последних все же,
Замолчал и вдруг поник.
“По обычью наших предков – ты мой пленник.
Над тобой свершилось воля
Тем, кем выше нам дана. А заря
Подыматься будет скоро, так что спать тебе пора.
А пока поход продлиться, ты же, путник,
Избираешь нашу долю”.
Хан улегся на ковер пушистый,
Потянул кальян душистый,
Запрокинув подбородок
И прищурив правый глаз,
Изумрудный самородок,
До утра исчезнуть всем отдал приказ.
Время было недосуг,
Да и добрых нет услуг,
Как пойти себя закинуть в теплый пух постели мягкой.
И мечтать и куролесить,
И ворочаться, сопеть:
Под конец храпеть ужасно, будто горло сбито тряпкой.
Вижу, состоялося знакомство,
Меж татарином и русом, через наше баловство.
Нам пора уже кончать
И быстрее приниматься нову песню начинать.
[сентябрь-актябрь 2001г. Киев]
Первая поэма – у далась скажу откровенно. Ждем второй части