А.Скромницкий. «Поэма о татарском народе»
Часть первая.
Хан Гирей и иже с ним
Вдруг задумали затею,
Как им золота прибавить,
поохотиться им где;
Как свой род могучий, древний
За потомками оставить,
воспротивившись нужде.
Хан имел трех братьев младше
И постарше одного.
Старший вовсе не удел:
Он мулла и чтит законы,
Воевать силком не будет, раз Аллах не повелел.
Братьям, в дальнюю дорогу снаряжая, говорит:
“Пусть в боях Аллаха слово зазвучит
вам тут и там,
Воротитеся с добычей, нынче голод ведь у нас”.
Хан, прослышав братню песню, ускакал во весь опор,
Птицей-ястребом его
Называли средь народа своего,
Младши сели по коням и, силясь его догнать,
Черну тучу бесконечну за собой влекут вояк.
Мулла полными печали,
пожимает
Расширокими плечами;
Жен оставшихся сбирает
Не дает им горевать:
“Будем ждать,
Молить Аллаха,
Может, встретим их опять.
А вернуться – будем рады,
Не воротятся, тогда…”
Замолчал и крик подняли
По пустынным-то краям
Девы, жены и старухи.
Ковыль, лобода-трава
Шепчут женушкам: “Пора!
Возвращайтеся к хозяйствам,
Скот, кобыл пасите сильно, понадейтесь на себя!
Храбр, коварен ваш Гирей,
Победит,
Любого скинет
С кобылицы без затей”.
По Тавриде свищет ветер удалой,
Там же яростно, жестоко солнце светит над рекой.
Ах! Татарская земля, что ж ты сынушку родного отпустила воевать?
Ястреб песню не поет, он на жертву когти бросив, растерзать её готов.
Наш Гиреюшка-храбрец волен был скакать туда,
Где богатая земля.
Братья тут ему сказали, что на юг лежат моря,
На востоке кровны братья, а тогда одна беда
Аль на запад им текти на оседлый люд волошский
Или…
“Моей кровушке спасибо, верно поняли.
Нам на север один путь. Он тяжелый.
И живут средь стремнин, яров, долин
Вольны-веселы враги,
Русь казачья там лежит”.
Братья младшие зарделись и в один сказали голос:
“Чтобы опыту набраться, сил и рати насбирать
Пустим коней к Аккерману, за Денестра водну гладь”.
Уж хозяева они желтой и сухой степи.
Взяли двинулись куда: там и лихо и беда.
Тут Гирей промолвил слово:
“Ты, Анжи, постарше будешь. Коль ты сотни три возьмешь
И дозором неусыпным,
Расчищал бы все вокруг,
Ты поможешь войску делом,
То готовься взять награду из разрушенных домов.
Ты, Селим, со мною будешь,
Мой помощник и слуга.
А Мехмет ступай назад, и обоз храни без лука,
Боя младшим не видать”.
Братья чинно поклонились; хан велел приказа дать
Всем почить и отдыхать.
Сухо в поле диком что-то:
Перекаты-не-растенья больше поветру летят
Дрофы тучны, тяжелы разбегаются далече, то-то
Будет им беды.
Сумрак землю обнимает
И лежат рати темные ряды.
Зажигаются костры.
Сабель блеск и чашей гром повсеместно тут летает.
Доложить по всем статьям
Смею вам одну деталь:
Среди всяких, среди прочих
Распивалося вино, да такими вёдрами,
Что стояли бодрыми
Целых полчаса.
Удивительная штука! Вот сейчас:
Волков наглое отродье пробралося в лагерь сонный
И давай бесстыдно красть, мясо. Всё объедки!
Что ж? Только парень не подпитый
Стройный, смуглый Анчилай заприметил: “А! С чужой тарелки!”
Ну и дальше спать.
“Я прошу прощение за столь наглое вторжение”.–
Трубным гласом проревел
Ключник ханского шатра.
“Прочь, ничтожный!” – был ответ.
Час ночной: шатер – гарем;
Близ наложницы младой,
С непечатной красотой,
Хан резвился, было силы,
Знали б нашие кутилы!
И задумался Гирей,
Чем же вызвана тревога
Среди пышного чертога:
Прерываясь от утех, рассердившися зовет: “Эй-эй!
Что такое?
Что за бред?
Вот нахальная челядь!”
Будет, будет всем крутое
Завтра сварено житье”.
Отворив полог в дрожаньи ключник
Ключник бросился в колени,
Долго так бы упадал,
Но взлетел ядром в волненьи,
Кинул нож к ногам
Гирею и пустил словесы:
“ОН отравлен.
Сами адовые бесы
Стражу куплену
Пустили жизнь назначить вам короче
Только я заметил сразу
Подлый заговор заразы”.
Хан и глазом не моргнул, торочит:
“Ну, веди сюда скорее
Окаянного злодея”.
В миг исчез; еще быстрее
Появился у Гирея
Ключник. Трое стражников
Толкают белой клокой грязных влас
Заприкрытого злодея.
“Говори: откуда, кто ты, что ты станом нашим бродишь?”
“Прошу не гневаться, что поздно, – о боже, ты ж меня простишь! –
Шел дорогой незнакомой Корсунь старый повидать.
Там, писали в книжках, Володимир был крещен:
Князь Руси – ни дать ни взять.
Там, читал я также, и водой святой кроплен.
Я коллегии студент.
Я учился, бросил:
Любопытством я мучим
Оттого и беззаботен
Ночью мрачною ходил”.
“Речь твою не понимаю,
Знаю:
Чужеземцу смерть настанет
За подобный инцидент”.
“Ах, хитрите как лисица,
А гречаночка-девица
Обучила языкам”.
“Разумеешь быстро сам”.
“Ваше войско дремлет громко,
Но когда я шел далеко
Заприметил красно небо.
Приближаюсь: за костром костер дымит,
Искры бурные треща, подымаются нелепо.
Думал: лучше обойти да под ложечкой свербит.
Кушать сразу захотелось
Мясо жирного ягненка на кинжале подцепилось
И обжарилось само.
В рот взлетело, протолкнулося с умом –
Голод-дядька запропал;
Жажду надо утолить
Да поспела ваша стража:
Не успел вином запить”.
“Ах, ну наконец-то, вижу
Первого студента, чтоб так честно говорил”.
Чашу полную налил.
Хан душой проникся к чужу
И верней заговорил:
“Нож. Он твой?”
“Да. Родименький, златой”.
“Ты убить кого хотел?”
“Убить? Ну, букашек, червяков… я над этим не потел,
Нужен мне он для защиты,
Чтобы нежные ланиты
Не тревожили в пути”.
“Дева, лучше уходи.
Нет! Вина нам принеси”.
Автор! О студенте расскажи.
Да! Студент – он недоучка.
Киев-град, Руси столицу,
Он избрал своей станицей,
Там он детство проводил,
Там и молодость губил.
“Сергий звать, когда крестили,
Мать Сережкою звала,
Под березой ведь нашла.
А сейчас она далёко
У окна сидит грустя,
Ждет и ждет и ждет меня”.
Терпкий ток лия побольше
Всяк надежду бы оставил,
Хан же весело шутил,
Но взгрустнул от слов последних все же,
Замолчал и вдруг поник.
“По обычью наших предков – ты мой пленник.
Над тобой свершилось воля
Тем, кем выше нам дана. А заря
Подыматься будет скоро, так что спать тебе пора.
А пока поход продлиться, ты же, путник,
Избираешь нашу долю”.
Хан улегся на ковер пушистый,
Потянул кальян душистый,
Запрокинув подбородок
И прищурив правый глаз,
Изумрудный самородок,
До утра исчезнуть всем отдал приказ.
Время было недосуг,
Да и добрых нет услуг,
Как пойти себя закинуть в теплый пух постели мягкой.
И мечтать и куролесить,
И ворочаться, сопеть:
Под конец храпеть ужасно, будто горло сбито тряпкой.
Вижу, состоялося знакомство,
Меж татарином и русом, через наше баловство.
Нам пора уже кончать
И быстрее приниматься нову песню начинать.
[сентябрь-актябрь 2001г. Киев]
————–
Часть вторая. Спор. Детство. Сон.
Продолжим наше предложенье.
Я не ввожу вас в заблужденье,
Что часто делал для себя
И как мне кажется, любя
Терзал сердечко в чьей-то груди…
Но будет, будет!
Захлестнуло,
Разбудило:
Пять минут мы были вместе,
Пять минут бежали долго.
И за окном, взмахнув крылом, на синем небе летела иволга.
Куда, куда покинула гнездышко?! Лет триста-двести
На том же месте
Лежала пустынь: два деревца,
Четыре блюдца-озерца,
Лазурь небесную скрывая,
И звезды скорбные снимая,
Топит.
А дождь кропит.
Здесь ждут кого-то:
Сынишку мать назад молила.
Тут иволга крылом взвела
И горьку песню разнесет,
Видать, чрез весь полет
К нему! “Ну, где же ты!”
А он молчит, –
Нет, не забыт.
“И если с другом ты,
Прости, не буду я тужить,
Я рада буду жить”.
Стонала мать по русому Сережке,
Ушедшему на юг.
На плечи вскинувши бурдюк,
Сергей, весёлая душа, в песке
Влачился половецком следом хану.
Вы, может быть, невольно улыбнулись стану:
Татары и земли с половецким-то названьем!
Но на Руси живали с запозданьем,
Давали имена на право и налево,
Туда-сюда и эдак лет на двести-триста устарела
Система тамошних наук.
А паутиною незнаний огромный ползает паук;
Любые поиски, исканья он ловит, ест и много сыт.
Ах, скажите: “Бандит!”
Нет, монополист,
Всем говорит, что бел и чист.
Ну, в общем, поняли,
Что наше государство под властью жирненьких царьков
И чахло-высыхало до одних подков.
Немногие пещерами ходили,
Темно,
Душно,
На лучик света лучшие рвались,
И попадались:
Кто палачу,
Кто чужачу.
Один, с тех пор,
Заблудший у татар.
Сменилась ночь, сменился день,
Потом еще два раза. Сейчас луна бросает тень на
Путников двоих; за ними стадо лошадей,
Рать воинов – и уж минули днепровских заводей.
“Сергей!
Ты человек ученый, мне скажи,
Среди холмов, что за народ валахи?”
“Все неучи, но сказочно богаты.
Чем? Хозяйства все во злате,
Вина не маленькие бочки, где!
Огромнейший подвал при каждой хате. Везде
Сады и винограды –
Дары природы
Трудолюбивыми руками
Под зиму бережно сбирают;
Сырами, мясом обрастают,
Не будь все дураками,
Давно бы правили мирами.
Но грабить их немного неудобно:
Все хаты одиноки, далеки;
На двор заедешь: там, что днем, что ночью хозяева пьяны подобно
Скифам древним, так говорили греки.
Ну, перережете вы всех,
А кто продаст вам вина мех?
Купечество ли – знаешь – вещь благая,
Огнем сожечь – и вотушки – нагая”.
“Так, что же делать, мой советник?”
“Власть над землями и народами – цветник,
А ты садовник: стриги ненужные побеги,
Сажай и береги
Своё, ищи диковинных растений:
Привьются здесь, так хорошо,
А нет – терять не надо бдений,
И полон твой амбар под борошно”.
“В крови играет жатвы время:
Мы на коня и ноги в стремя –
Спешим подмять запасы чьи-то поскорей”.
Так размышляя о судьбе народов,
Наш юный Сергий-безбородов
Чеканил следущий доклад:
“Ты, хан, силен и знатен – сущий клад,
Помысли лучше, как нам быть:
Войною дальше йдти или остыть?
Чего уж! Цел народ один, другой,
И твой, и их, и даже мой.
Поставишь пост сильнее на границе,
Проверку учинишь в подвластных городицах,
И ступай домой”.
“Ой-ой-ой-ой!
Последний станет мой денёк,
Когда стоять мне у кормила,
Свои же братья засмеют, меня, Громилу!
Ты это брось, Малёк!”
Так спорить можно без конца,
Однако, молодца
Не просто с толку сбить пока.
Они уж начали сердиться, но выход найден: “Спать пора!”
И разбрелись два новых друга кто куда:
Хан нежностям предаться,
Штудент крутой обрыв себе избрав, где в стену плещется вода,
О Родине подумать собирался.
Дрожали веки бесподобно,
Мелькали милые места подробно:
Нарядной выглядела хата:
Окошки вырезные в белой вате;
Дорожка вымощена гладко
Меж кухней, домом в огород украдкой;
Любимой яблони плоды,
И заросли малины-ягоды.
Бывало выбежал за двор
И ну в ярок во весь опор.
А там зеленые холмы
Бурёночек десятками полны,
Пощипывают травку, му да му,
А мы в подземный ход-трубу
По тростянецкому ручью гуськом
За старшим братиком во след ползком.
Ставок – рук человеческих причуда –
И отвесная сбоку груда
Земли белесо-желтоватой,
А в ней стрижи живут ватагой.
Ловили на забаву пескарей и раков,
По зарослям искали сухого камыша и воду пробовали чистых родников.
Проплыли вереницею года –
Студент забыл обратную дорогу навсегда:
Родную хату и село,
И проблеск первои любви ушли на дно
Его задымленной души.
К сей серой глуши
Подступить не всякий может –
Уж очень сильно сердце гложет
Тоска по белым ручкам,
Карим глазкам.
Любовь кристальную вдохнув,
Дыханье пережало будто,
С тех пор, как бросил он невестушку
Одну. Спросивши, не страшась, кукушку,
Сколько жить
Годов, – ответила разок, – по сём и быть.
Дрожащими камнями слезы пролив,
Волнами и рябью ставочек покрыв,
Сергей прошептал еле слышно,
Но дрогнули грозно
Ивовы ветки послушно:
“Новые земли, стоящие розно,
Я посещу непременно;
Врагам приготовлю отравлены стрелы отменно,
А к милому дому я ворочусь;
К любимой в окошко слегка постучусь.
Пусть встретит рыдая,
Пусть впустит кляня.
Отвечу: “Прими, это я!”
Но хватит мечтою безбрежною плыть,
Надежду лелея
По звездам ходить
И беды в бездонье топить!
Луговыми укутавшись цветами,
Ржаное пожевав зерно,
Уснул и план войны представился ему морфейными клубами,
Уж очень характерно.
(Сон)
Война – кровавая скотина – скачет и топчет,
Рогами бодает невинные жертвы.
Не все вокруг мёртвы –
Она ни в какую: сама себе пляшет…
Прорвало где-то дамбу и хлынула рекою кровь, ребятки,
Что намочило пятки.
Как корчилась малютка!
Ей прямиком в животик вонзилась железяка.
Изнемогала старушенция кривая, –
Скотина дальше чешет, под носик напевая.
И может быть, не скрою,
Кому-то вид покажется чумою,
Да только мало боягузов этих.
Рябая кучка начальников военных
Решает на крутой горе
За всех: “В карэ!”
Эх, если бы начальнички не возле дуба сели,
Того, что так опасливо шумит,
А сами б в ряд ступили,
Тогда узнали б, как стрела летит!
Пирует штаб,
Коровушка в крови пасется,
Бормочет помирающий солдат:
“Ах, чтоб вам! На небесах зачтется!”
Холодная, скользкая тварь
На солнышко спинку суёт,
Согласно животным звонарь
На завтрак-похлёбку зовет.
Пробудился Сергей.
Об увиденном ночью, сквозь зубы прорвались словечки
Куда горячей:
“Скоты! Идиоты! Войны ж всегда бесчеловечны!”
Подернув рукав,
Поправив волос завитков белы кудри,
Глубоко вздохнул: “Тут что не мудри,
А хана заставлю поход отложить, хоть он не таков”.
Конец второй части.
[30.10.01г. Киев]
————-
Часть 3. Похищение.
Так и так, сидели дружно,
Говорили по душам:
Наш подвыпивший бродяга шумно
Басню распинал:
И не то, чтобы простую,
Нет, но всё-таки чудную.
«Степная жизнь.
В глухой дали, средь трав пахучих и земли
Водились разные зверушки, также птицы:
Охотник-волк, стада рогатых ли
Без рог, певучий жаворонок, пугливые птенцы,
Пернатая дрофа, свирепый лев,
И рой безумных пчёл всегда вокруг гудел, –
Они имели каждый свой удел.
И лёгкий и привычный, как в песенке припев».
Пока Сергей под нос себе бубнел,
Облокотившись, не имея сил,
Гирей поднялся, не говоря ни слова,
Тихонько прошмыгнул за ветхий край покрова,
И вышел, – чего уж тут скрывать, – по маленькой нужде.
Студент навеял сон себе (иль, может, скуку),
Храпел и сам, побасенку забрав в миры Морфея, доверившись мечте.
Тем временем, а может быть и позже, пропело дважды вдалеке «куку» –
Условный клич недремлющего войска.
Что значит: «два часа в ночи».
Хан вскорости загнул за бугорок, к реке: шумит осока…
На водной глади притаились палачи.
Доведавшись о том, что Юг придет в движенье
Козацкий отаман Сечи отдал распоряженье:
Направить маленький лазутчиков отряд
Разведать бусурманов путь, их дух – а впрочем всё подряд.
Проплыв рекой, чужого глаза сторонясь,
Лазутчики приметили багровые огни.
Тихонько к берегу причалили они,
И тут, поблизости, листва зашевелясь,
Фигуру тёмную открыла:
Спустились не берег – в минуту,
В минуту – она крепко связана была.
Верёвками обкручено и с тряпкою во рту
Фигура колыхалась, как колос на ветру.
Зевнула; ругнулася невнятно на чём свет стоит
И хлопнулась в траву.
Схватили спящего, нажали на весло и быстренько бежать, чтоб дело не расстроить.
….
(окончания нет)
…
[ок. 22.03.2002. Киев]
А.Скромницкий. «Поэма о татарском народе»