(перевод с испанского – А. Скромницкий)
Мигель Анхель Астуриас
Брат Педро
В Антигуа, втором городе Конкистадоров, окруженного чистым горизонтом, его старая колониальная одежка и религиозный дух нагоняли тоску на здешний пейзаж. В этом множестве церквей чувствовалась огромная необходимость смеяться. Какая-то дверь открывается, давая пройти сеньору епископу, следующего за сеньором алькальдом. Он говорит про себя вполголоса. Смотрит с опущенными веками. Видение жизни сквозь приоткрытые глаза – это дело показательное в монастырских городах. Садовые дорожки. Аркады. Внутренние дворики знатных поселенцев, где делают свою работу чистые фонтаны. Дай бог, сохранится он в этом старом городе под католическим крестом и надежно сбережется его вулканами! Потом, пышные праздники, отмечаемые в отрадные дни, и веселые торжественные процессии. Сеньоры, на стульях с высокими спинками, пропускают приветствия кичливых усатых кабальеро, одетых в серебро и чернь. Эта соединяет короткий шаг с вялым взглядом. У того – кони, будто из шелка. Ароматы заставляют упасть в обморок от одного дыхания той, которая беседует сейчас с сеньором из Аудиенции. Подбирается ночь…, подбирается… епископ удаляется в сопровождении университетских надзирателей. Казначей, дворянин и кабальеро ордена Монтесо, рассказывает историю поколений. Из стеклянных подсвечников, падает церковный недвижимый свет свечей. Музыка, тихая, бьющая ключом, танцующая в такт из трех четвертей. В перерывах слышится голос казначея, толкующего титул «Сиятельнейший сеньор», жалующийся графу Гомера, капитан-генералу дель Реино, и эхо двух старых часов, отсчитывающих безошибочно время. Подбирается ночь…, подбирается… Куко де лос Суэньос прядет ткань из побасенок.
Мы в храме Святого Франсиска. Различима железная решетка, закрывающая алтарь лоретинской Девы, настил из генуэзского кафеля, дамасские полотнища, гранадские знамёна и красный бархат – тесненные золотом. Тишина! Здесь были похоронены более трёх епископов; и крысы влекут за собой плохие мысли. Из высоких окон крадучись пробирается золото луны. Полумрак. Незажженные свечи и Дева без глаз во мраке.
Какая-то женщина плачет перед Девой… Её всхлипывание обрывает тишину.
Брат Педро де Бетанкур идет помолиться после полуночи; он дает хлеб голодающим, приют сиротам и утешение больным. Его шаг неощутим: идет, как летит голубь.
Незаметно приближается к плачущей женщине, спрашивает её, что за страдания её мучают, не принимая во внимание, что это тень плачущей женщины, ей слышаться слова:
– Плачу, потому что я потеряла очень любимого человека, он не был моим мужем, но я любила его очень сильно!.. Простите, брат, это грех!
Монах поднял глаза, чтобы поискать глаза Девы, и… что за диво! Он вырос, стал здоровее (сильнее). Неожиданно почувствовал, как ему на плечи упал плащ авантюриста, точно подогнанную к его талии шпагу, сапог на ноге, шпоры на задниках, перо на сомбреро. И осознавая всё это, потому что он был святым, молча склонился перед дамой, продолжавшей плакать…
Дон Родриго?
С благоразумием сумасшедшего, задавшись целью перейти свою собственную тень, она сделала шаг, подобрала шлейф своего платья, приблизилась к нему и покрыла его поцелуями. Это был тот самый дон Родриго!.. Это был тот самый дон Родриго!..
Две счастливые тени вышли из церкви – любящий и возлюбленная – потерялись в ночи городскими дорогами, изогнутыми, как своды ада.
А к утру, стало известно, что брат Педро находился в капелле крепко спящим, только ближе, чем когда-либо к объятиям нашего Господа.