ФРАНСИСКО ДЕ ОРЕЛЬЯНА. Путешествие к Великой реке Амазонок (в переводе С. М. Вайнштейна)

ФРАНСИСКО ДЕ ОРЕЛЬЯНА. Путешествие к Великой реке Амазонок (в переводе С. М. Вайнштейна).

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1541 — 1542 годах испанский конкистадор Франсиско Орельяна, выступив из незадолго перед тем завоеванного испанцами Перу, из крепости на Тихом океане Сантьяго-де-Гуаякиль, перевалил через Анды и набрел у экватора на неведомую реку. Следуя вниз по ее течению, преодолев несчетные испытания, добрался он до Атлантического океана. Таким образом европейцы узнали, что южноамериканский континент необычайно широк у экватора, так они прослышали о царице земных вод — реке Орельяны, реке Амазонок. (По-испански река Амазонка называется Rio de las Amazonas — рекой Амазонок.)

ПО СЛЕДАМ РЫЦАРЕЙ НАЖИВЫ

Орельяна совершил свое открытие спустя полвека после того, как каравеллы Колумба отдали якоря у берегов американских земель. За эти полвека необъятно расширился горизонт европейцев, коренным образом изменились их представления о лике Земли. За дальними морями, в Новом Свете и в Индии, на островах Тихого океана и на берегах Явы и Суматры испанские и португальские рыцари наживы обрели невиданное поприще для баснословных грабежей. Над седыми вершинами Орисабы и Чимборасо, над лесами Гвинеи и водами антильских и малайских морей занялась кровавая заря эры первоначального накопления. “Это было время, когда Васко Нуньес Бальбоа водрузил знамя [6] Кастилии на берегах Дарьена, Кортес — в Мексике, Писарро — в Перу; это было время, когда влияние Испании безраздельно господствовало в Европе, когда пылкое воображение иберийцев ослепляли блестящие видения Эльдорадо, рыцарских подвигов и всемирной монархии” (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. X, стр. 431.)

Испанские завоеватели-конкистадоры стали первыми и невольными исследователями Нового Света — невольными, ибо, как замечает Маркс, “разбой и грабеж — единственная цель испанских искателей приключений в Америке …”. (Архив К. Маркса и Ф. Энгельса, т. VII. 1940. стр. 100)

Пройдем же по следам этих рыцарей наживы теми путями, что привели Орельяну на Амазонку.

Еще Колумб в 1502 году, во время своего четвертого путешествия, пытаясь найти в материке проход на запад, слышал у берегов Дарьенского залива от индейцев о некой “золотой стране”, лежавшей за горами у другого моря. Кто знает, не были ли это первые туманные вести об империи инков — стране Биру, или Перу? В поисках этой вожделенной земли Васко Нуньес де Бальбоа пересек в 1513 году Панамский перешеек и, выйдя к заливу Сан-Мигель (в восточной части Панамского залива), открыл неведомое море, которое он назвал Южным, а Магеллан спустя несколько лет — Тихим океаном.

Страна Биру, или Перу, лежала где-то к югу от Панамского перешейка, и попасть туда можно было, следуя вдоль берегов Южного моря. Испанские конкистадоры не сомневались, что поиски этой страны увенчаются успехом. Их рвение подогревалось не только слухами о богатствах еще не открытой перуанской земли. В двадцатых годах XVI века самые фантастические планы и проекты сбывались, как в сказке. Кортес с горстью отчаянных добытчиков открыл и завоевал несметно богатую страну — Мексику, его сподвижники захватили земли Юкатана, Гватемалы, Гондураса; вести о сокровищах Монтесумы, о древних городах Анауака, о благодатных землях Новой Испании пьянили воображение конкистадоров, пробуждали в них готовность идти на край света в поисках столь же богатых стран. И из тех мест, где в свое время обосновались спутники Бальбоа, искатели наживы начали продвигаться к югу. В 1522 году мореплаватель Паскуаль де Андагойя спустился вдоль берега Южного моря до 4 градусов северной широты. Но всерьез приступил к завоеванию западного побережья Южной Америки Франсиско Писарро — ветеран конкисты, бывший соратник Бальбоа. В 1524 — 1526 годах в результате ряда морских экспедиций он достиг вожделенного Перу (Писарро дошел до 8 градусов южной широты) и убедился, что это действительно очень богатая страна. Неслыханная удача сопутствовала ему: в 1532 году, располагая ничтожными силами, Писарро вероломно захватил в Кахамарке властелина [7] инков Атауальпу и почти без труда завладел его огромной империей.

На тысячи миль простиралась страна инков. Становым хребтом ее были Анды. Северные ее границы лежали выше экватора, на юге они доходили до Южного тропика. На востоке, там, где последние отроги многоярусных горных цепей тонули в буйных зарослях тропических лесов, рубежи империи были неопределенными и зыбкими. На западе страну инков омывал океан, на юге простирались чилийские земли, куда доступ властителям царства инков преграждала безрадостная пустыня Атакама. Через эту пустыню прошел участник походов Писарро (впоследствии злейший его враг) Диего Альмагро; он проник в Чили и с вестью о новых открытиях возвратился в Перу.

На севере другой соратник Писарро Себастьян Беналькасар (Бельалькасар) завоевал в 1534 году древнюю столицу инков Кито. Там он прослышал о несметных богатствах некоего индейского “короля” Эльдорадо (Золотого короля) и ринулся на север, туда, где, по слухам, находилось “королевство” Эльдорадо. Долиной реки Магдалены Беналькасар выбрался на плоскогорье Кундинамарка, где у Боготы — столицы индейцев муисков — столкнулся в 1538 году с другими конкистадорами, пришедшими с севера и северо-запада.

Таким образом, в течение нескольких лет, к концу 30-х годов, был разведан почти весь Запад Южной Америки. Но за неприступную гряду Анд, в страны, лежащие за восточными рубежами поверженной империи инков, не проникал до 1541 года ни один европеец. По словам же индейцев из Киту, на востоке, за вулканами Антисана и Пичинча, начиналась страна, где будто бы в изобилии росли коричные деревья. В те времена корица, гвоздика, перец и другие пряности ценились в Европе на вес золота. Наравне с золотом они были тем главным стимулом, который побуждал современников Колумба, Кортеса и Писарро к заморским походам. Ведь именно ради обретения островов Пряностей — Молуккского архипелага — пустился в плавание Магеллан. Естественно, что слухи о стране Корицы возбудили огромный интерес среди рыцарей чистогана.

Масло в огонь подлил некий Гонсало Диас де Пинеда, предпринявший в 1536 году попытку пробраться через Анды в страну Корицы. Вернулся он ни с чем, но рассказывал, будто побывал “в землях Кихов (Кихи — одно из племен индейцев муисков (чибчей)) и корицы”, будто “в тамошних краях не видать ни сьерр, ни суровых гор, а золота столько, что даже оружие мужчин изготовляется там из оного”. Видно, в той же стороне нужно было искать и страну Эльдорадо, которую не удалось найти на севере.

Разведать земли на восток от Кито, открыть и завоевать страну Корицы, а коли посчастливится, то и страну Эльдорадо [8] правитель Перу Франсиско Писарро поручил младшему из своих братьев — Гонсало. Но не Гонсало Писарро, а участнику его похода Франсиско Орельяне суждено было совершить открытие огромного значения.

В СПОР ВСТУПАЮТ ДОКУМЕНТЫ

О путешествиях Франсиско Орельяны известно и много, и мало. Много, ибо сведений об Орельяне, заимствованных из документов и хроник XVI века, вполне, казалось бы, достаточно, чтобы составить представление об его открытии. Мало, ибо главные из этих первоисточников — документы, исходящие от самого Орельяны и его соратников либо от людей, лично его знавших, известны только очень узкому кругу исследователей. Обнаружены они были лишь в конце XIX века, то есть спустя 350 лет после знаменитого путешествия через материк Южной Америки. Первая их более или менее полная публикация была осуществлена в 1894 году видным чилийским историком Хосе Мединой (Descubrimiento del Rio de las Amazonas segun la relacion hasta ahora inedita de Fr. Gaspar de Carvajal con olros documentos referentes a Francisco de Orellana y sus companeros con la Introduccion historica y algunas Ilustraciones por Jose Toribio Medina, Sevilla, MDCCCXCIV.)

Почти за 70 лет, прошедшие с момента появления в печати публикации Медины, материалы ее, как ни странно, “не успели” дойти до большинства историков географических открытий. Для них по-прежнему изначальным источником сведений об открывателе Амазонки, если судить по их трудам, служат главным образом сочинения испано-перуанского хрониста конца XVI — начала XVII века Гарсиласо де ла Веги, автора весьма достойного, но в отношении Орельяны плохо осведомленного и далеко не беспристрастного, а также сообщения хронистов XVI—XVII веков, — сообщения противоречивые, неточные и в некоторых случаях тенденциозные.

В результате возникли и существуют параллельно две версии знаменитого путешествия Орельяны. Одна — версия Медины, нашедшая свое развитие в специальных исследованиях и публикациях Б. Ли и X. Хитона (Нью-Йорк, 1934), Э. Хоса (Мадрид, 1942), Р. Рэйес-и-Рэйеса (Кито, 1942), Л. Бенитеса Винуэсы (Мехико, 1945), Л. Хиль Мунильи (Севилья, 1954), X. Эрнандеса Мильяреса (Мехико, 1955) и др. Эта версия опирается на весь документальный материал об Орельяне и в первую очередь на подлинные документы его экспедиций. Другая версия зиждется не на анализе фактического материала, а в основном на сообщениях хронистов XVI—XVII веков.

В силу вышеизложенных причин более широкое распространение получила неточная, искажающая факты и в общем недоброжелательная к Орельяне вторая версия, ставшая традиционной, которой придерживаются в своих трудах многие видные историки [9] и географы XIX, а также и XX веков — У. Робертсон, У. X. Прескотт, М. Хименес де ла Эспада, Дж. Фиске, Э. Реклю, Дж. Бейкер и др. (версия эта укоренилась также почти во всех справочных изданиях). Элементы традиционной версии содержатся и в описании путешествий Орельяны, которое дает в своем капитальном труде “Очерки великих географических открытий” И. П. Магидович. Следуя этой версии, И. П. Магидович воспроизводит кое-где неточные сведения и неверные даты. (Вызывает также возражение трактовка И. П. Магидовичем мотивов плавания Орельяны по Амазонке, даваемая в его примечании на стр. 115 книги Дж. Бейкера “История географических открытий и исследований”. М., 1950.)

Думается, однако, что подобные неточности неизбежны в огромной сводной работе, охватывающей все эпохи и все части света.

Цель настоящей публикации — ознакомить советского читателя с подлинными обстоятельствами и датами деятельности открывателя Амазонки и тем самым проиллюстрировать необоснованность традиционной версии.

Главным и наиболее обстоятельным первоисточником, в котором дано описание путешествия Орельяны (отчет самого первооткрывателя не обнаружен до сих пор ни в одном из архивов), является “Повествование о новооткрытии достославной Великой реки Амазонок”, весьма примечательный образец географической литературы эпохи великих открытий. “Повествование” — не дневник, но написано оно сразу же по завершении похода, во второй половине сентября 1542 года. Его автор — ближайший соратник Орельяны монах-доминиканец Гаспар де Карвахаль — подробно и непритязательно описал в нем все важнейшие события необыкновенного путешествия в Амазонию. Этот ценный источник, до сих пор не получивший, к сожалению, надлежащей оценки в историко-географической литературе, по праву должен занять почетное место в анналах великих открытий.

Существенно дополняют Карвахаля прошения, письма, акты, протоколы, заключения, писанные самолично Орельяной, его нотариусом (эскривано), коронными чиновниками, участниками похода. Немалый интерес представляет собой и “Всеобщая и подлинная история Индий, островов и материковой земли в море-океане” первого хрониста Нового Света Гонсало Фернандеса де Овьедо-и-Вальдеса: Овьедо посвятил Орельяне несколько глав своей истории и был единственным из хронистов, кто знал его и других участников похода лично (он виделся с ними в ноябре — декабре 1542 года, т. е. через два-три месяца после похода). Кроме того, под рукой у Овьедо были некоторые важные документы, которые впоследствии исчезли (возможно, даже отчет самого Орельяны), а также подлинник “Повествования” Карвахаля.

Отдельные ценные сведения об Орельяне можно найти не только в первоисточниках, но и у испанских хронистов [10] XVI—XVII веков — Сьесы де Леона (1550) (В скобках указано время издания или написания соответствующих работ.), Лопеса де Гомары (1552), Агустина де Сарате (1555), Торибио де Ортигеры (1581), Антонио де Эрреры (конец XVI в.), Гарсиласо де ла Веги (конец XVI в.), Фернандо Писарро-и-Орельяны (1639), Хуана Мелендеса (1681) и др. Но в отличие от Овьедо названные авторы черпали свои сведения об Орельяне, как правило, из вторых рук, порою друг у друга, а также из источников, достоверность которых сомнительна, поэтому пользоваться трудами этих авторов следует с осторожностью.

БИОГРАФИЯ ПОКОЛЕНИЯ

О жизни Орельяны до путешествия, прославившего его имя, даже солидные энциклопедические издания либо вовсе ничего не сообщают, либо приводят много путаного и неверного (Метрическую запись об Орельяне разыскать не удалось. На его родине подобные документы, относящиеся ко времени до 1548 года, не сохранились.). Например, обстоятельная Энциклопедия Латинской Америки, вышедшая в 1956 году в Нью-Йорке, утверждает, что Орельяна родился в 1500 году, известная Британская энциклопедия (1960) приводит другую дату — 1490 год (данные о его смерти тоже приводятся неверные.)

Конечно же, немаловажно, кто стоял во главе труднейшего похода: человек сорока, пятидесяти или тридцати лет. По словам хрониста Эрреры, Орельяна совершил свое путешествие “в цветущем возрасте”. Но это определение весьма и весьма неопределенно. Единственное точное указание на этот счет — ответ самого Орельяны, зафиксированный в протоколе судебного дознания, которое состоялось на острове Маргарита в октябре 1542 года, спустя две-три недели после окончании плавания: “Будучи опрошен… он [Орельяна] заявил, что ему около тридцати лет — немного более или менее того”. Таким образом, можно сделать вывод, что Орельяна родился в 1512 году, возможно — годом раньше (и это более вероятно) или годом позже.

Биография Орельяны — это биография его поколения, живая история кровавой эпохи конкисты. В письме от 31 мая 1526 года венецианский посол в Испании Андреа Навареджо докладывал своему правительству: “Испанцы как в сей Гранадской области, так и повсюду в Испании не слишком трудолюбивы, земли не засевают и не возделывают… Водят же они дружбу с войною и отправляются либо воевать, либо в Индии, чтобы разбогатеть, ибо приобрести богатство сим путем проще, чем каким-либо иным”. С такими вот “друзьями войны” и пустился в 1526 году за океан Франсиско де Орельяна — в ту пору ему не исполнилось и 14-15 лет. Родом он был из Трухильо, а городок этот, затерянный среди пыльных пастбищ Эстремадуры и далекий ото всех [11] морей, издавна поставлял в Новый Свет кадры завоевателей; уроженцами Трухильо были все “великие” Писарро, с которыми Орельяна, кстати, состоял в отдаленном родстве; эстремадурцами были Кортес и многие другие прославленные конкистадоры; эстремадурцем был и Гаспар де Карвахаль — будущий участник плавания Орельяны и автор “Повествования”. Ряды конкистадоров пополнялись главным образом за счет праздных, нищих, алчных и кичливых дворян-идальго, которых к концу многовековой борьбы с маврами развелось в Испании великое множество. Типичным идальго был и Орельяна: позже, в прошении на имя короля, он аттестует себя “рыцарем благородной крови и человеком чести”.

Есть основания предполагать, что первые годы по прибытии в Новый Свет Орельяна провел в Никарагуа. Во всяком случае, где бы он ни странствовал, но к началу 30-х годов уже прошел суровую школу завоевательных походов и сумел выделиться даже среди прошедших “огонь и воду” людей из окружения Писарро. Не ясно, попал ли Орельяна в Перу вместе с самим Франсиско Писарро или с одним из последующих отрядов, участвовал ли он в событиях, ареной которых стала в 1532 году Кахамарка, — упоминания об этом нам не удалось разыскать в хрониках. Но по мере выдвижения Орельяны имя его в хрониках начинает встречаться чаще. Особо ценные сведения о его жизни перед походом в страну Корицы содержатся в документе под названием “Свидетельство о добросовестной службе капитана Франсиско де Орельяны” от 4 февраля 1541 года, которым открывается настоящая публикация.

В 30-х годах молодой конкистадор принимает участие во всех сколько-нибудь значительных походах и сражениях на территории Перу: в захвате Куско (1533) и Трухильо (1534), в походе на Кито (1534), в экспедиции на мыс Санта-Элена (северная оконечность Гуаякильского залива) и к Пуэрто-Вьехо (1535), в походе на Лиму (1535). В одной из этих битв он лишается глаза. Некоторое время Орельяна занимает важную должность в Пуэрто-Вьехо. В 1536 году он спешит на помощь осажденному восставшими индейцами Куско; он направляется в Куско “на коне и более чем с восьмьюдесятью пешими людьми, взяв с собой свыше десяти или двенадцати лошадей, коих приобрел за собственный счет да по своему почину”. В этих походах складывается характер Орельяны — человека смелого, несгибаемого, опытного вожака и в то же время алчного и жестокого конкистадора, который оставляет за собой кровавый след на берегах открытой им великой реки и во имя Христа, ради золотого тельца грабит, убивает, вешает и сжигает заживо индейцев.

В следующем году правитель Перу направляет его в чине генерал-капитана (командующего самостоятельным войском) на усмирение возмутившихся индейцев провинции Кулата (Гуаякильское побережье). Как можно понять из хроник, Писарро по [12] своему обыкновению хотел заслать подальше чересчур способного и честолюбивого офицера. Орельяна выполнил трудное поручение, оказавшееся не под силу двум другим капитанам, и, надо полагать, был так же жесток, как и все прочие конкистадоры. Победитель был назначен губернатором Сантьяго и Пуэрто-Вьехо и заложил в том же, 1537 году на реке Гуаяс невдалеке от разрушенного новый город — Сантьяго-де-Гуаякиль, нынешний Гуаякиль, крупнейший порт и населенный пункт Эквадора, жители которого считают Орельяну основателем своего города. (В 1937 г. в Гуаякиле в связи с 400-летием города вышла в свет книга Эфраима Камачо “Основание Гуаякиля и капитан Франсиско де Орельяна, основатель города и открыватель Амазонки”.)

А в это время в Перу началась распря между Франсиско Писарро и его бывшим другом Диего де Альмагро. Возвратившийся из чилийского похода и считавший себя обделенным Альмагро в апреле 1537 года взял приступом Куско и захватил засевших в нем Эрнандо и Гонсало Писарро. Франсиско Писарро, не располагая достаточными силами, сперва сделал вид, будто согласен на любые уступки, но немедленно нарушил соглашение, едва его старший брат Эрнандо обрел свободу. (Гонсало удалось бежать прежде). 26 апреля 1538 года между противниками произошло решающее сражение, вошедшее в историю под названием битвы при Салинас. В этом сражении Орельяна командовал основными силами войска Писарро — семьюстами пешими и конными солдатами (по Сьеса де Леону). Сторонники Писарро одержали полную победу, Альмагро был взят в плен и казнен.

Потом снова Сантьяго-де-Гуаякиль: Орельяна управляет пожалованной ему территорией, у него “множество хороших индейцев… и всякие поместья да стада и много прочего имущества, коего достало б для того, чтобы быть очень богатым человеком, коли он удовольствовался бы тем, что сиживал дома да копил деньгу” (Карвахаль). Как и прочие вожаки конкисты, Орельяна прибирает к рукам богатства истерзанной завоевателями страны. Но ненасытная алчность и страсть к приключениям гонят его в новые походы, влекут к новым авантюрам.

Орельяна немедленно решает присоединиться к Гонсало Писарро, едва только ему становится известно, что тот собирает войско, чтобы идти в страну Корицы.

В СТРАНУ КОРИЦЫ

В должность правителя Кито Гонсало Писарро вступил 1 декабря 1540 года. И когда Орельяна прибыл туда, приготовления к походу были в разгаре. К моменту выступления в распоряжении Гонсало Писсарро находилось около 220 испанцев (“у каждого был меч и щит да небольшой мешок с провизией”), некоторое число негров-рабов и свыше четырех тысяч [13] “дружественных индейцев” (indios amigos). Уделом “дружественных индейцев” была переноска тяжестей; дабы носильщики не разбежались по дороге, держали их в оковах и на общей цепи. Экспедиция была богато снаряжена, а солдаты почти все ехали верхом — небывалая по тем временам роскошь. С войском шли четыре тысячи лам, несметные стада свиней и своры собак, обученных охоте на индейцев. Уговорившись о совместном выступлении из Кито в марте, Орельяна отбыл к себе в Сантьяго-де-Гуаякиль.

Февраль у него прошел в хлопотах. По словам Карвахаля, он “издержал сорок тысяч песо (Один песо равнялся 4,6-4,7 г золота.) на лошадей и амуницию и всякое воинское снаряжение”. Закончив сборы, уладив все дела (в это время, 4 февраля 1541 г., и было составлено “Свидетельство”, упомянутое ранее), Орельяна снова направился в Кито. И как говорится в “Повествовании”, “у него было не более двадцати трех человек”, четырнадцать из них ехали на лошадях.

Однако в Кито Орельяна не застал Гонсало Писарро. От Педро де Пуэльеса, которого тот оставил своим местоблюстителем в этом городе, он узнал, что войско выступило в поход еще 21 февраля 1541 года, то есть задолго до намеченного срока. Орельяна был немало озадачен этим, но все же, несмотря на предостережения, пустился с малочисленным отрядом вдогонку за Гонсало Писарро. Эта таинственная неувязка сама по себе, конечно, не может служить основанием, чтобы делать выводы об их взаимоотношениях, однако (особенно в свете дальнейших событий) она наталкивает на мысль, что в их отношениях с самого начала не все было ладно.

В это время Гонсало Писарро продвигался на юго-восток отрогами восточной Кордильеры, немного севернее вулкана Антисана, по направлению к нынешним городкам Панальякта и Баэса, “пробирался неприступными и нехожеными горами, карабкался на них, цепляясь руками, с великими усилиями и безмерным трудом, переправлялся через многие большие реки” (Овьедо), и в пути ему постоянно приходилось отбиваться от индейцев. Мы не станем подробно описывать перипетии похода Гонсало Писарро в страну Корицы — о них, как и о событиях удивительного плавания Орельяны по Амазонке, читателю расскажут материалы настоящей публикации; здесь мы лишь расставим на пути Писарро, как впоследствии и на пути Орельяны, те необходимые вехи, без которых было бы трудно ориентироваться среди моря туманных географических сведений из указанных источников (См. карту с маршрутом экспедиций Гонсало Писарро и Франсиско Орельяны.)

Уже в семи лигах (См. на стр. 119 статью “Определение расстояний и дат в “Повествовании” Карвахаля”.) от Кито (на этот путь ушло около 50 дней) при переходе через один из хребтов, по-видимому, недалеко от [14] Папальякты, погибло из-за лютой стужи более 100 индейцев: это были обитатели тропиков; “было на них одежды совсем мало, — пишет Гарсиласо де ла Вега, — да и та ничего не прикрывала”. “Испанцы, дабы уйти от мороза и снега и выбраться из той скверной местности, — продолжает Гарсиласо, — бросили на произвол судьбы скот и провиант, кои с ними были”. С этого момента путников постоянно преследовал голод; вскоре в пищу пошли не только лошади и собаки, но и седла, сбруя, башмаки, кора и листья с деревьев. На северных склонах вулкана Сумако войско набрело на индейскую деревушку и отдыхало в ней в течение двух месяцев, и “что ни день шел ливень”. Здесь у Сумако экспедицию Писарро нагнал гонец от Орельяны.

Орельяне пришлось еще более туго: он шел по стране, разоренной войсками Писарро, стране, напоминавшей собой растревоженный улей, да и солдат у него было в десять раз меньше. Осаждаемый со всех сторон индейцами, он обратился за помощью к Писарро, и тот выслал ему навстречу отряд под командой капитана Санчо де Карвахаля. Все снаряжение Орельяна потерял в дороге, и, когда вступил в лагерь у Сумако, из четырнадцати лошадей у него сохранилось только две и “кроме меча и щита ничего не оставалось, и так же обстояло дело, разумеется, и с его спутниками” (“Повествование”).

Гонсало Писарро назначил Орельяну своим заместителем. На военном совете было решено, что сам он с восьмьюдесятью “проворными” людьми, “дабы не утруждать этим [тяжелым походом] всех”, отправится на поиски корицы, а Орельяна с оставшимися присоединится к нему впоследствии. От Сумако отряд Писарро направился на юго-восток, но, не дойдя, вероятно, до реки Напо и сделав петлю к северу, вышел через верховья реки Паямино к реке Кока, там, где она ближе всего подходит к экватору. В конце этого труднейшего 70-дневного пешего перехода испанцы обнаружили коричные деревья, кору которых сочли за разыскиваемую пряность (на самом деле эта корица не представляла никакой ценности). В селении Кока (на реке Кока) люди Писарро “отдыхали 50 суток и водили дружбу с господом” (Гомара), пока не подошли основные силы во главе с Орельяной. Одной корицы, да еще сомнительной и произрастающей в столь труднодоступной дали, было недостаточно, чтобы утолить алчность такого человека, как Гонсало Писарро, и экспедиция двинулась дальше — теперь уж “наудачу к стране мечты”. Вдоль Коки добрались до “земли разумных людей”, где из-за ужасных дождей “да из-за топей и скверной дороги построили бригантину” (Гомара); место это назвали селением Судна (располагалось оно где-то поблизости от нынешней Провиденсии). В “Повествовании” Карвахаль подчеркивает, что Орельяна возражал против постройки судна, ибо, по его мнению, следовало держать на северо-запад к селениям Пасто и Попаян, но так или иначе ведал сооружением судна Орельяна. [15]

Снова двинулись в путь: войско по берегу — непролазными топями, девственными лесами, сквозь густые заросли трехметрового тростника; судно со снаряжением, больными и ранеными — по воде, присоединяясь на ночь к войску. В неимоверных трудах прошли “двести лиг”. Свыше тысячи индейцев к этому времени уже умерло. Тут от местных жителей узнали, будто ниже по течению “в десяти солнцах (т. е. в 10 днях пути) лежит обетованная земля, изобилующая пищей и золотом”. Но войско не могло преодолеть это расстояние: припасы давным-давно кончились, а люди валились с ног от усталости. И Орельяна вызвался спуститься по реке на бригантине, чтобы разведать местность и добыть продовольствие. Расстались они с Гонсало Писарро 26 декабря 1541 года и больше уже не встретились.

Писарро еще некоторое время брел вдоль Напо вниз. Потом, когда исчезла всякая надежда на встречу, отклонившись на север (“ибо приметили, что, если идти той стороной, будет меньше озер, болот и трясин…”), повернул обратно на запад, к Кито. Ни один индеец не возвратился назад. В июле 1542 года дошли до Кито восемьдесят человек — изможденных, одичалых; в нескольких лигах от города они дожидались, пока им не прислали одежду, чтобы прикрыть наготу.

Несмотря на то, что экспедиция Гонсало Писарро была неудачной, ее географические результаты были значительны: она впервые пересекла Анды, проложив самый трудный высокогорный участок теперешнего пути, идущего с тихоокеанского побережья к верхней Амазонке, — через Кито на Папальякту, к городку Напо, в верховьях реки Напо; разведала недоступные экваториальные Анды. Но, пожалуй, наибольшее ее значение все же состояло в том, что она послужила своеобразным трамплином для выдающегося путешествия Франсиско Орельяны.

НЕВЫЯСНЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

Итак, 26 декабря 1541 года, в понедельник, на второй день рождества, капитан Франсиско де Орельяна отправился вниз по Напо за провизией и на разведку. Отправился на неделю-другую, а пробыл в плавании долгих восемь с половиной месяцев, или ровным счетом 260 дней, покрыв за этот срок ни мало ни много свыше шести тысяч километров. Помимо бригантины, а попросту большой, грубо сработанной лодки, у него было четыре примитивных индейских каноэ. Экипаж флотилии состоял, по Карвахалю, из пятидесяти семи испанцев и нескольких негров и индейцев — все были изнурены тяжким одиннадцатимесячным походом, больны и истощены. Провизии никакой. Словом, трудно вообразить себе обстоятельства более неблагоприятные для начала столь далекого и трудного путешествия.

Все дальше и дальше уносило Орельяну стремительное течение, но жилья, а следовательно, и пищи по-прежнему не было. [16]

Люди, пишет Карвахаль, “питались лишь кожей, ремнями да подметками от башмаков, сваренными с какой-либо травой”. Семеро испанцев умерло, многие впали в отчаяние. И только на исходе девятых суток — 4 января нового, 1542 года, затемно, были обнаружены признаки человека: “капитану первому посчастливилось … услышать [бой индейских барабанов]”. Наутро испанцы завидели деревушку и приготовили порох, аркебузы и арбалеты, но до боя дело не дошло: индейцы попрятались. Деревню разграбили (и подобным образом всегда поступали впредь). До нее от того места, где расстались с Гонсало Писарро, по оценке “сведущих людей”, было будто бы “более 200 лиг”.

Орельяна заговорил с местными жителями “на их языке, который он немного знал”, задобрил доверчивых индейцев подарками и попросил позвать к себе их “сеньора”. Подивиться на редкостных чужеземцев сошлось к нему тринадцать индейских вождей — касиков, и всех их Орельяна, как это полагалось у конкистадоров, торжественно “ввел во владение” именем испанского короля и своего начальника Гонсало Писарро. В удостоверение сего факта (испанцы, большие законники, все оформляли “по закону”) были составлены соответствующие документы (текст их воспроизводится на стр. 159 и 166).

В те же дни — 4 и 5 января — разыгрались в этом селении и другие, куда более важные события, сделавшие возможным самое путешествие Орельяны по Амазонке. Вот как выглядят эти события в свете публикуемых здесь источников: собственноручного письма Орельяны, официальных документов экспедиции, представленных им 7 июня 1543 года в Совет по делам Индий (они публикуются на стр. 153-169), “Повествования” Карвахаля и “Истории” Овьедо.

Перед Орельяной и его людьми, едва они выполнили первую половину порученного им дела — добыли продовольствия для войска, встал вопрос: как быть дальше? О том, чтобы подняться по реке на веслах, нельзя было и думать: течение казалось им непреоборимым, дорога назад — бесконечной и гибельной. И тут будто бы спутники Орельяны, грозясь неповиновением, потребовали от своего капитана “не предпринимать похода вверх наперекор течению”. Требование (полный текст его приводится на стр. 160-164) подписали все участники похода — 49 человек — во главе с Гаспаром де Карвахалем (из 57 испанцев, отправившихся из лагеря Гонсало Писарро, семеро, как уже было сказано, умерло в пути), Орельяна, который, по словам Карвахаля, был за возвращение во что бы то ни стало, принужден был якобы уступить настояниям большинства и заявил, что “готов искать другой путь, дабы вывести всех в спасительную гавань, в края, обитаемые христианами”, но выставил при этом непременное условие: “все будут ожидать сеньора правителя в названном лагере … в течение двух или трех месяцев”, до тех пор, пока хватит пищи. Время это, по его предложению, решили употребить [17] на постройку более надежной бригантины, на которой всему войску, когда оно подойдет, можно было бы спуститься по неведомой реке к неведомому морю. Орельяна даже будто бы посулил щедрое вознаграждение тем из своих спутников, кто возьмется на каноэ доставить Гонсало Писарро письмо, но добровольцев не набралось и половины требуемого числа. За двадцать дней изготовили “совсем недурные гвозди” — две тысячи штук. К этому времени припасы уже были на исходе. 2 февраля Орельяна покинул селение Гвоздей и поплыл по течению. Выбор, как видно, дался ему нелегко, потому что через месяц он отказался от должности капитана, и коли остался таковым, так опять-таки уступая якобы просьбам своих соратников (см. документ на стр. 167).

По традиционной версии, как уже было сказано, более распространенной, Орельяна намеренно бросил Гонсало Писарро в беде, чтобы “ценою предательства присвоить себе славу и выгоду открытия”. Не вдаваясь подробно в существо запутанного и в конечном счете второстепенного вопроса о “предательстве” Орельяны, отметим только, что этот аспект традиционной версии, сложившейся задолго до опубликования главных первоисточников экспедиции, представляется наиболее уязвимым и противоречивым. Например, Гарсиласо де ла Вега, который доказывал, что Орельяна мог бы при желании вернуться к Гонсало Писарро, о возвращении самого Гонсало Писарро писал следующее: “…И так как плыть вверх по реке, по коей они спустились, было невозможно из-за ее бурного течения, порешили направиться другой дорогой…” Кстати, пристрастность Гарсиласо в этом споре исторически установлена: он питал особую симпатию к Гонсало Писарро, близкому другу своего отца (“…должен был уважать его в той же мере, как и его отец, либо сторонники Гонсало…”) (См. вступительную статью (стр. XLVII) современного перуанского историка Хосе де ла Рива Агуэро к следующему изданию Гарсиласо: Inca Garcilaso de la Vega, Historia general del Peru (Segunda Parte de los Comentarios Reales de las Indias), t. I, Buenos Aires, 1944.), и, естественно, с неприязнью относился к его противникам, в частности к Орельяне. Не способствовали выяснению истины и некоторые позднейшие исследователи: например, сенсационность и необъективность статей М. Хименеса де ла Эспады, наиболее полно сформулировавшего обвинения против Орельяны, видны хотя бы из их общего титула — “Предательство некоего одноглазого” (“La traicion de un tuerto”)” (См. Ilustracion Espanola y Americana за август 1892 г. и август — сентябрь 1894 г.).

Всесторонний анализ всех известных первоисточников, убедительная фундаментальная работа Медины заставляют более доверять версии Орельяны — Карвахаля, нежели версии Гонсало Писарро — Гарсиласо. “Вопрос этот, — писал в 1955 году латиноамериканский историк, исследователь деятельности [18] Орельяны X. Эрнандес Мильярес. — по всей вероятности остается нерешенным до сих пор, несмотря на то, что тщательное изучение местности подтверждает, что возвращение Орельяны с провизией для Гонсало Писарро было практически неосуществимо и вылилось бы в напрасное самопожертвование”. Из сказанного не следует, однако, что в поступке Орельяны существенной роли не играли честолюбивые помыслы. Энгельс писал: “… вместо четверти одного полушария перед взором западноевропейцев теперь предстал весь земной шар, и они спешили завладеть остальными семью четвертями. И вместе со старинными барьерами, ограничивавшими человека рамками его родины, пали также и тысячелетние рамки традиционного средневекового способа мышления. Внешнему и внутреннему взору человека открылся бесконечно более широкий горизонт. Какое значение могли иметь репутация порядочности и унаследованные от ряда поколений почетные цеховые привилегии для молодого человека, которого манили к себе богатства Индии, золотые и серебряные рудники Мексики и Потоси?” (К. Маркс и Ф. Энгeльс. Соч., изд. 2, т. XXI, стр. 83.)

ПО АМАЗОНКЕ ОТ НАПО ДО ОКЕАНА

12 февраля бригантина и несколько каноэ Орельяны вошли в Амазонку (Ныне невдалеке от места впадения Напо в Амазонку находится городок Франсиско-де-Орельяна). Из-за того что “воды одной реки боролись при впадении с водами другой и отовсюду неслось множество всяких дерев”, к берегу, где обосновался “важный властитель по имени Иримара”, пристать не удалось. Начался голод. Только через двести лиг испанцы увидели несколько деревень. Пришельцев встретили радушно и безбоязненно и даже снабдили впрок съестными припасами.

Однажды — было это 26 февраля — посреди реки встретили путешественников два каноэ, доверху нагруженных огромными — с метр величиной — амазонскими черепахами и прочей снедью; это касик по имени Апария зазывал испанцев к себе в гости. Но когда судно приблизилось к берегу, то конкистадорам показалось, что индейцы затевают против них недоброе. Испанцы изготовились к бою, и если б (в который уж раз!) не Орельяна со своими познаниями в “языке индейцев”, дело, свидетельствует Карвахаль, не обошлось бы миром. Далее все пошло как по писаному: путешественники насытились и запаслись едою впрок, а капитан стал наставлять индейского касика на “стезю истинную”, разглагольствовать о “едином боге, который есть творец всего сущего”, о “великом короле Испании доне Карлосе”, становившимся господином всех индейцев, которых он, Орельяна, только встретит на своем пути. Для пущей убедительности [19] испанцы выдали себя за “детей солнца”, ибо, пишет Карвахаль, “поклоняются они [индейцы] солнцу, которое называют “чисэ”. А затем, следуя обычной практике конкистадоров, Орельяна, якобы с согласия всех присутствовавших при том двадцати шести индейских касиков, объявил их земли собственностью испанского короля, в честь чего был сооружен “очень большой крест, который всем индейцам весьма понравился”. Здесь испанцы впервые прослышали о неких, живших-де ниже по реке женщинах-воительницах, которых местные жители называли “коньяпуяра” (что “на их языке … значит великие сеньоры”), а испанцы прозвали амазонками.

Пятьдесят восемь дней провели путешественники в селении Апарии. Тридцать пять из них ушло на сооружение второй, больших размеров бригантины, которую нарекли “Викторией”, Не было ни материалов, ни инструментов, ни знатоков кораблестроительного дела, однако конкистадоры трудились не за страх, а за совесть: они понимали, что в этом судне заключено было их спасение. Заодно отремонтировали и меньшую бригантину “Сан-Педро”, которая к тому времени уже порядком обветшала и подгнила. Между тем индейцы изменили свое отношение к испанцам — перестали приносить им пищу. По каким причинам это произошло, Карвахаль не указывает, но несомненно, что местных жителей довели до отчаяния убийства, насилия и грабежи, которые учиняли конкистадоры. Отбыли из этого селения 24 апреля в спешке.

Начиная с этого места Орельяна и его люди плыли уже на двух судах. Река была необычайно широка и многоводна, и они думали, что океан неподалеку. Да и что вообще могли думать о неведомых, необъятных и девственных пространствах их первооткрыватели и пленники — географы поневоле? “Нас несло невесть куда, как людей обреченных, и было нам неведомо ни то, где мы находимся, ни то, куда идем, ни то, что с нами сбудется-станется”, — таков постоянный рефрен “Повествования”. И надо ли удивляться, что при всех своих бесспорных достоинствах оно туманно, порой непроницаемо с географической точки зрения? Крайне трудно, иной раз невозможно указать на карте стоянки, селения и “провинции”, упоминаемые в “Повествовании”, трудно понять, о каких притоках Амазонки идет речь. Однако, сопоставляя маршрут путешествия (благо он нам хорошо известен) с описаниями, датами, расстояниями и прочими данными, приводимыми Карвахалем, можно предположить, о каких местах идет речь, например, можно установить, что селение Апарии находилось чуть выше впадения Жавари в Амазонку.

Худо пришлось путешественникам 12-17 мая вблизи устья Путумайо (Исы), когда они проходили мимо провинций некоего индейского касика Мачапаро. Битва здесь была не на жизнь, а на смерть, испанцев преследовали на воде и на суше, [20] и лишь в первый день стычки раненых было восемнадцать, и один человек умер от ран. Не мудрено, что все эти восемьдесят лиг промелькнули, по словам Карвахаля, как одна единая. Не мудрено также, что автору “Повествования” при подобных обстоятельствах показалось, будто “деревни были друг от друга на расстоянии выстрела из арбалета и между самыми отдаленными не было и полулиги, а одно селение протянулось на пять лиг”. Но и об этих краях автор “Повествования” сообщает много интересного и достоверного.

Спустя несколько дней справа открылась могучая река, по всей видимости Журуа. При впадении она образовывала три острова, поэтому и была названа рекою Троицы. Повсюду были селения, и индейцы на каноэ шли за испанцами следом. “Не раз индейцы пускались в переговоры, но мы не могли понять друг друга, — пишет Карвахаль, — и потому не знали, что они нам говорят”.

На высадку испанцы отваживались лишь у одиноких небольших селений. Но и там хозяева встречали незваных гостей с оружием в руках. То же произошло 22-23 мая в селении Глиняной посуды (назвали его так потому, что в нем были обнаружены огромные кувшины и множество другой чудесной утвари из глины). А через пять дней конкистадоров обратили в бегство в другом селении, которое они по этой причине назвали Вредным.

Между тем река становилась все шире (“… и в то время, как мы видели один из них [из берегов], — пишет Карвахаль, — второго мы не различали”), а путешествие все более напоминало собой крестный путь. Описывая бурные будни похода, автор “Повествования” все чаще прибегает к crescendo: “Мы вступили, — так начинается очередная глава, — в другую, еще более воинственную (провинцию) и была она очень населена и вела с нами неустанную войну”. И монах-конкистадор Гаспар де Карвахаль отдает должное мужеству своих врагов, которые “встают на свою защиту как истые мужи”.

3 июня 1542 года путешественники увидели “по левую руку” большую реку, воды которой были “черные, как чернила”. Они назвали ее Черной рекой. Это была Риу-Негру — один из крупнейших притоков Амазонки. “Она неслась с такой стремительностью и таким бешенством, что ее воды текли в водах другой реки [т. е. Амазонки] струёй длиною свыше двадцати лиг и ни та вода, ни другая не смешивались”.

О том, как “управлялись” Орельяна и его спутники на Амазонке с индейцами, о звериных нравах христолюбивых рыцарей наживы дают представление следующие эпизоды. Как-то, было это 7 июня, в праздник тела господня, конкистадоры повесили “для острастки” несколько пленных индейцев и спалили деревню. Спустя неделю-другую в другом месте, чтобы прогнать индейцев, засевших в одном из “бухИо” [21] (большой постройке, в которой жили совместно несколько семей), они подожгли его. “Из-за своего упрямства все там и сгорели вместе со своими женами и чадами, но так и не захотели покориться и избежать своей страшной участи”, — ханжески сокрушается монах-конкистадор. В этом селении (в память о расправе его назвали селением Спаленных) нашли множество стрел и копий, “пропитанных неведомой смолой”. И чтобы испробовать, не была ли та смола ядовита (“…хотя испробовать это на невинном, — признается летописец похода, — быть может, и было в некотором роде бесчеловечностью…”), одной индианке прокололи той стрелой руки, она осталась жива и … “сомнение покинуло боязливых”.

В середине июня, числа 10-го, был открыт главный, правый приток Амазонки — река Мадейра. Была она — так показалось путешественникам — много больше той, по которой они плыли, и ей дали имя Рио-Гранде — Большая река.

Бежали мимо бортов берега, леса, острова, реки, уплывали назад селения и “провинции”, племена сменялись племенами, летели долгие недели и месяцы, а реке, хоть была она давно уж “широка, как море”, конца-краю не было. Иной раз — в редкое затишье, в особенности при взгляде на благодатные берега, испанцам верилось в близость рая, но вся их жизнь — непосильный труд, постоянный голод, неустанная борьба с природой, сражения с индейцами, раны, болезни — скорее напоминала ад. “По правде говоря, — с горечью признается Карвахаль, — среди нас были люди, столь уставшие от жизни да от бесконечного странствования, до такой крайности дошедшие, что если б совесть им сие могла только позволить, они не остановились бы перед тем, чтобы остаться с индейцами, ибо по их безволию да малодушию можно было догадаться, что силы их уже на исходе. И дело дошло до того, что мы и впрямь боялись какой-нибудь низости от подобных людей, однако же были меж нами и другие — истые мужи, кои не позволяли оным впасть в сей грех, на веру да на силу коих слабые духом опирались и сносили более того, что смогли бы снести, не найдись среди нас люди, способные на многое”.

Испанцы все больше дивились ширине, стремительности реки, по которой плыли, “тяжелым волнам, которые вздымались выше, чем на море”. Часто в селениях им попадались на глаза чудесные изделия индейцев — судя по описаниям Карвахаля, это были предметы подлинного искусства. Впрочем, в селения они заглядывали теперь лишь изредка: боялись отравленных стрел; спали чаще всего прямо в бригантинах.

21 июня провели в селении Улицы (все постройки его вытянулись в две линии, наподобие улицы), находилось оно где-то на полпути между Мадейрой и Тапажосом. 24-го, в праздник святого Иоанна, за выступом берега открылась путешественникам людная местность (“Провинция святого Иоанна”). Продовольствие вышло, и волей-неволей пришлось править туда. [22]

Индейцы выказали поразительную храбрость. “Нам казалось, — повествует Карвахаль, — что шел дождь из стрел… бригантины наши походили на дикобразов”. В этом бою Карвахаль был ранен дважды: одна стрела угодила ему в бок, другая — в глаз.

Здесь, невдалеке от впадения в Амазонку реки Тромбетас, якобы и произошла та единственная встреча путешественников с амазонками, которая породила одну из самых знаменитых и живучих легенд конкисты и дала некоторым историкам повод чуть ли не сравнивать Орельяну и Карвахаля с лжепутешественником Джоном Мандевилем, автором несусветных небылиц о странах, где он никогда не был. Вопросу о достоверности “Повествования” Карвахаля и, в частности, легенде об амазонках в настоящем издании посвящается специальная статья (см. стр. 116).

Бригантины плутали по бесчисленным протокам (фурос или праранамиринс), которыми так славится Амазонка. 26 июня испанцы увидели слева “большие поселения на весьма высоком и безлесном месте, удобно расположенном и таком привлекательном, что на всей реке… не сыскать лучшего”. От пленного индейца они узнали, что то были владения властителя Карипуны, “который обладает и владеет серебром без счету”. Здесь отравленной стрелой был ранен и умер один из солдат. Орельяна из предосторожности приказал надстроить на обеих бригантинах борта.

Но вот (по-видимому, где-то невдалеке от устья Тапажоса) с судов заметили, что уровень в реке периодически повышается и падает. Путешественники правильно решили, что причиной этому — морской прилив, они воспряли духом, полагая, что вот-вот покажется море. Однако радость оказалась преждевременной: в Амазонке, не похожей на другие реки, океанский прилив ощущается почти в тысяче километрах от устья.

Подплывая к правому притоку Амазонки Шингу, в пределах “благодатных земель сеньора по имени Ичипайо”, бригантины подверглись нападению индейских пирог и благоразумно отошли к противоположному берегу. Здесь индейцы селились на возвышенных местах, вдалеке от реки, потому что прибрежная низменность затоплялась не только в половодье, но и в часы прилива. Тут путешественники потеряли из виду берега и уже до самого океана плыли межостровными протоками.

Однажды в середине июля в отлив обе бригантины оказались посреди суши. В этот критический момент конкистадоров атаковали местные жители. “Здесь хлебнули мы столько горя, — вспоминает Карвахаль, — сколько ни разу дотоле на протяжении всего нашего плавания по реке нам не доводилось изведывать”.

На следующий день, уже в другом месте, стали подготавливать суда к плаванию по океану. Люди доедали “считанные зерна”. Простояли там восемнадцать дней и успели изготовить гвозди и [23] отремонтировать малое судно. 6 августа снова остановились надолго — на четырнадцать дней; продолжили ремонт. Просмолили борта, установили мачты, сплели из трав веревки, из старых перуанских плащей смастерили паруса. И уже под парусами пошли дальше.

В одном из селений, задобрив подарками его обитателей (были они будто бы “людоедами-карибами”), добыли еды на дорогу и вместительные глиняные кувшины для пресной воды. Судя по некоторым признакам, местные жители уже имели дело с европейцами, ибо путешественники увидели у них, к своему удивлению, “сапожное шило с острием и с рукояткой и ушком”.

Выйти в море оказалось непросто. Мощная приливная волна и встречный ветер относили суда назад; якорей не было, а заменявшие их камни волочились по дну. Стараясь придерживаться левого берега, бригантины 26 августа перед рассветом вышли между двух островов (один из них был остров Марожо) в Атлантический океан и взяли курс на север, намереваясь добраться до одного из испанских поселений на островах или побережье в Карибском море.

Среди новоявленных мореплавателей не было моряков-профессионалов, не было на судах ни карт, ни компасов, ни других навигационных приборов. Однако погода благоприятствовала плаванию. Море было на диво спокойное, за все время не выпало ни единого дождя, и привыкшие к амазонским ливням путешественники приняли это за “особую милость божию”. Днем шли в виду берегов (были они разорваны множеством речных устьев), а когда смеркалось, держались от них подальше, чтобы ненароком не разбиться о скалы.

В ночь с 29 на 30 августа, по-видимому где-то юго-восточнее острова Тринидад, бригантины в темноте потеряли друг друга. “Виктория” — большая из них, на которой шел Орельяна, была втянута одним из течений сквозь коварную Пасть Дракона (пролив Бокас-дель-Драгон) в бурлящий котел залива Пария. Только через семь суток (“… во всю ту пору наши товарищи, — пишет Карвахаль, — не выпускали из рук весел”) судно выбралось из “ceгo адова закоулка” и поплыло на запад вдоль северного побережья материка. Через два дня — 11 сентября 1542 года — Орельяна пристал к расположенному на острове Кубагуа (юго-западнее острова Маргарита) испанскому поселению Новый Кадис. В Новом Кадисе он застал малую бригантину — “Сан-Педро”, прибывшую туда двумя днями раньше, то есть 9 сентября. Так закончилось это необыкновенное путешествие, одно из наиболее выдающихся в истории Великих географических открытий. [24]

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА АМАЗОНКУ

В сентябре 1542 года Орельяна, Карвахаль, Сеговия и другие участники похода перебрались на остров Маргарита, где находились еще и в октябре (то ли за отсутствием судна, то ли из-за того, что некоторых из них подвергли допросу). В октябре Орельяна, Сеговия и еще кто-то на попутном судне отправляются в город Тринидад, лежащий на южном побережье острова Фернандина (Куба), и нанимают там корабль, чтобы плыть в Испанию. Карвахаль же и другие остаются на Маргарите (впоследствии Карвахаль тоже попадает на Тринидад). 22 ноября (в одном месте Овьедо называет это число, в другом — 20 декабря) Орельяна со спутниками прибывает в Санто-Доминго [Санто-Доминго (ныне столица Доминиканской республики) был заложен Колумбом в 1496 г. на берегу острова Эспаньола (Гаити). До открытия Мексики был центром управления Индиями и в дальнейшем сохранил значение важного торгового порта], откуда он отправляется в Европу.

В дальнейшем все свои помыслы и мечты Орельяна связал с Амазонкой. Прибыв в Испанию, он деятельно взялся за подготовку новой экспедиции. Орельяна выхлопотал себе королевскую капитуляцию — патент на право завоевания и колонизации открытой им страны — и был произведен в ее будущие правители. Однако в коронных канцеляриях в борьбе с чиновниками-казнокрадами Орельяна столкнулся с трудностям куда более серьезными, чем на Амазонке (об этом периоде его деятельности дают представление два последних документа настоящей публикации и комментарии к этим документам). Снаряжение экспедиции продвигалось медленно. Не хватало людей, воинского вооружения, провизии. Экспедиции грозил крах еще до выхода в море. И Орельяна пошел на риск: 11 мая 1545 года тайком, вопреки запрету королевских чиновников, его флотилия, состоявшая из четырех ветхих судов, покинула Санлукар-де-Баррамеду (Санлукар-де-Баррамеда — морской порт в устье Гвадалквивира), и взяла курс на Канарские острова. По словам Пабло де Торреса, коронного наблюдателя, которого Орельяна оставил на берегу, флотилия была “в таком запустении, точно ее французы или турки разграбили”.

Орельяна рассчитывал восполнить все недостачи на острове Тенерифе, где некий португалец обещал ему финансовую поддержку. Расчет оказался, однако, неверным, и, простояв три месяца у этого острова, корабли направились к островам Зеленого Мыса, где простояли еще два месяца. Меж тем положение становилось все более тяжким. Люди голодали, больше половины из них были больны, девяносто восемь человек к тому времени умерло, а пятьдесят (среди них три капитана из четырех) отказались идти дальше и сошли на берег. Один из кораблей Орельяна решил оставить, чтобы его снаряжением и экипажем [25] пополнить три остальных. Только к середине ноября флотилия покинула острова Зеленого Мыса.

Переход через Атлантический океан был очень тяжелым: бури, болезни, голод вконец измотали людей, но особенно страдали они от жажды — воду собирали во время тропических ливней. В шторм один из кораблей, на котором шло семьдесят семь человек, отбился и, как видно, погиб. 20 декабря 1545 года, два оставшихся корабля вошли в “Пресное море” — устье Амазонки, и между двумя островами отдали якоря (вместо них использовали пушки). К счастью, острова были населены, и у местных жителей удалось добыть кое-какие припасы и воду.

Усталые, отчаявшиеся люди требовали отдыха. Но Орельяна понимал, что безделье окончательно их доканает и погубит все дело.

Суда вошли в протоки дельты и стали подниматься вверх по течению. Вскоре стало ясно, что ветхие корабельные корпуса не выдержат дальнейшего плавания. Один из кораблей разобрали и начали строить бригантину. Постройка продолжалась три месяца — январь, февраль и март 1546 года. Наконец поплыли дальше. От голода и болезней погибло за это время еще пятьдесят семь человек, в пищу пошли лошади и собаки. Много людей гибло от стрел индейцев и в рукопашных схватках. Даже после того как затонул последний из четырех кораблей, вышедших в мае 1545 года из Санлукара-де-Баррамеды, Орельяна с неиссякаемой энергией продолжал на одной новой бригантине поиски главного русла.

Орельяна погиб, вероятно, в начале ноября 1546 года. Очевидцы утверждали, что умер он не столько от тропической лихорадки, которой был болен, сколько от горя, не будучи в силах перенести крушения своих замыслов. Сорока шести его соратникам, больным лихорадкой и изможденным, удалось добраться в конце 1546 года до острова Маргарита, где уже находилось двадцать пять других, чудом спасшихся участников экспедиции, и среди них жена Орельяны.

* * *

До плавания Орельяны по Амазонке южноамериканский материк наносился на карты в виде грушевидного контура, а почти сплошное белое поле внутри этого контура заполнялось условными изображениями диких каннибалов и полумифических зверей. За исполинскими хребтами Анд, как за семью печатями, лежала необъятная terra incognita — неведомая земля. Франсиско Орельяна первым проник в эту “святая святых” Нового Света и, пройдя с запада на восток новооткрытый материк в наиболее широком его месте, доказал, что Южная Америка имеет огромную — на тысячи километров — протяженность по экватору. [26] Не раз пытались мореплаватели (Диего де Лепе, Хуан Диас де Солис, Фернандо Магеллан, Диего де Ордас) разгадать тайну “Пресного моря”, открытого в 1500 году на экваторе у восточных берегов Южной Америки Висенте Яньесом Пинсоном. Но открыть одну из величайших земных рек — Амазонку, реку, питающую это “море”, удалось лишь Франсиско Орельяне: спустившись по Амазонке почти от верховий до устья, он первым ее исследовал, обнаружил крупнейшие ее притоки и среди них — Риу-Негру и Мадейру, сообщил первые сведения о бескрайней равнинной стране, раскинувшейся в центре загадочного континента, об индейских племенах, в ту пору ее населявших и ныне почти сплошь вымерших, об ее диковинах, ее климате, растительном и животном мире. Поэтому, говоря о путешествии Франсиско Орельяны, как об одном из наиболее выдающихся в истории Великих географических открытий, мы отнюдь не впадаем в преувеличение. Географические результаты этого путешествия позволяют (а историческая справедливость требует), чтобы имя Орельяны заняло подобающее ему место в ряду великих первооткрывателей XV—XVI столетий.

* * *

Настоящую публикацию составляют следующие подлинные документы и хроники XVI века, повествующие в хронологической последовательности о трех основных этапах в деятельности Орельяны и в первую очередь, конечно, — об истории открытия Амазонки:

1) о периоде жизни, предшествовавшем плаванию по Амазонке, — “Свидетельство о добросовестной службе капитана Франсиско де Орельяны;

2) о первом путешествии — “Повествование о новооткрытии достославной Великой реки Амазонок” Гаспара де Карвахаля, шесть глав из “Всеобщей и подлинной истории Индий, островов и материковой земли в море-океане” Гонсало Фернандеса де Овьедо-и-Вальдеса и официальные документы экспедиции, представленные властям самим Орельяной по окончании похода;

3) о второй экспедиции на Амазонку — “Капитуляция об исследовании, завоевании и заселении Новой Андалузии” и “Обязательство Орельяны о соблюдении условий капитуляции”, “Акт об обследовании армады аделантадо дона Франсиско де Орельяны и об ее отплытии к амазонкам”.

Перечисленные первоисточники сопровождаются подробными комментариями (в тексте они обозначены цифровыми индексами) и пояснительными статьями, которые следуют сразу же за источниками. Публикуемая нами копия “Повествования” Карвахаля (всего оно известно в трех копиях-вариантах) дополняется, кроме того, существенными разночтениями из двух [28] других копий. Все перечисленные подлинные документы и хроники середины XVI века на русском языке публикуются впервые. К сборнику прилагается карта путешествия Орельяны по Амазонке, составленная по картографическим материалам нью-йоркского издания Медины и дополненная составителем сборника.

СВИДЕТЕЛЬСТВО О ДОБРОСОВЕСТНОЙ СЛУЖБЕ КАПИТАНА ФРАНСИСКО ДЕ ОРЕЛЬЯНЫ

Свидетельство о добросовестной службе капитана Франсиско де Орельяны — заместителя правителя [Правителями (gobernadores) назывались не только лица, которые управляли столь обширными землями, как Перу, например Франсиско Писарро, но и должностные лица с более ограниченной властью и юрисдикцией, стоявшие во главе отдельных провинций и городов. Таким правлением города Сантьяго, или заместителем правителя всей страны в этом городе, и был Орельяна.] в городе Сантьяго, что в стране Новая Касталия, прозываемой Перу, представленное на рассмотрение его величества судом и советом упомянутого города. 1

В четвертый день февраля месяца года от Рождества Спасителя нашего Иисуса Христа 1541-го в городе Сантьяго, что в стране Новой Кастилии, прозываемой Перу, собрались на совет, как то заведено и принято, избраннейшие сеньоры Родриго де Варгас — постоянный мировой судья названного города, и Гомес де Эстасио, и Франсиско де Чавес, и Педро де Хибралеон, и Алонсо Каско, и Хуан де ла Пуэнте, и Кристобаль Лунар — рехидоры совета упомянутого города; и пред ними и предо мною, эскривано, — имя мое проставлено ниже, — предстал самолично капитан Франсиско де Орельяна — заместитель правителя в названном городе — и вручил ходатайство, в каковом содержится:

Достоуважаемые сеньоры. Я, Франсиско де Орельяна, заместитель правителя и проч. в этом городе и житель оного, предстаю пред вашими милостями и заявляю о своем намерении просить его величество о некоторых милостях в воздаяние за содеянное мною на службе его величества в этих землях Перу за время, что я здесь обретаюсь. А участвовал я в завоевании Лимы, [32] и Трухильо, и Куско, и в преследовании Инки, и в завоевании Пуэрто-Вьехо да окрест него лежащих земель 2, и потерял я в этих [сражениях] один глаз. Вашим милостям известна служба, каковую исполняю я в упомянутом поселении Пуэрто-Вьехо во славу господа бога нашего и его величества, вспомоществуя испанцам, которые запросто приходят ко мне в дом, [а также то], что из названного [поселения] Вилья-Наэва-де-Пуэрто-Вьехо, где я обосновался, выступил я на коне и более чем с восьмьюдесятью пешими людьми и взял с собой свыше десяти или двенадцати лошадей 3, коих приобрел за собственный счет и по своему почину и коих разделил между своими соратниками, ибо в означенное поселение поступили сведения о том, что город Куско, где был Эрнандо Писарро, и город Лима, где был сеньор правитель, (То есть Франсиско Писарро) подверглись осаде со стороны индейцев и что испанцам [в них] угрожала великая опасность 4. И я набрал восемьдесят человек за свой счет да по своему почину и принял на себя расходы по их передвижению и прочие траты, сделанные ими в этом поселении, войдя в долги на круглую сумму золотых песо, и повел их через страну на собственные средства и по собственному побуждению, и предпринятым мною походом оказал огромную услугу королевскому престолу, как особа усердная и озабоченная его нуждами. И когда я покинул эти города, уж после того как они были избавлены от осады и после того как сеньору правителю и Эрнандо Писсарро не угрожала более никакая опасность, сеньор правитель повелел мне и дал официальные инструкции приступить в чине генерал-капитана (Генерал-капитан стоял во главе самостоятельного войска или военных сил определенной территории.) от имени его величества и его самого к завоеванию и завоевать провинцию Кулата, (Провинцией Кулата называлась область, центром которой был г. Сантьяго-де-Гуаякиль.) где предстояло мне заложить город.

Сие поручение ради службы его величеству я принял и приступил к завоеванию и осуществил при помощи людей, которых взял с собою за свой счет и по собственному желанию, да ценою всевозможных лишений с моей стороны и со стороны людей, бывших со мною, ибо индейцы названной провинции неукротимы и воинственны, а страна, где они обитают, изобилует многоводными реками и глубокими болотами, и два или три капитана уже потонули в них, и индейцы умертвили уже много испанцев, ибо обитатели названной провинции очень спесивые. И, покорив их да приведя эту провинцию к послушанию и повиновению его величеству, я нес свою службу [по-прежнему] и основал город, коему присвоил имя Сантьяго и основанием коего оказал и с тех пор продолжаю оказывать немалую услугу его величеству, ибо выбрал я для оного местность плодородную и богатую и место столь удачное, что через него всего удобнее подвозить [33] провиант к городам Кито и Пасто, и Попаян, а равно и к другим городам (сие очевидно уже ныне), которые будут возведены в будущем, без погибели испанцев и великих потерь; ведь если прежде сия провинция не была среди земель, подвластных его величеству, то теперь по землям ее разъезжают и странствуют безбоязненно, в одиночку или вдвоем или как заблагорассудится, без малейшего риска для собственной жизни и имущества. И выгоды месторасположения сего города скажутся со временем еще более, ибо он находится невдалеке от моря, и корабли смогут близко подходить к нему 5. И названный правитель, видя и зная, как хорошо я все исполнил, облек меня властью и полномочиями, с помощью каковых я смог отправлять службу генерал-капитана и заместителя правителя в означенном городе и в Вилья-Нуэва-де-Пуэрто-Вьехо, и я принял и несу оную и управляю городами справедливо и правосудно, и я выполняю свои обязанности добросовестно, честно и с усердием и о делах своих давал и поныне даю полный отчет.

И поскольку я намерен обратиться с просьбою о пожаловании мне некоторых милостей самолично или через кого-нибудь к его величеству, который уж оценит по достоинству как мои [прежние] заслуги, так и те, что я надеюсь для него совершить отныне и впредь, я не стану их [то есть милости] тут называть, а подожду до тех времен, пока не смогу просить и умолять его величество [сказанным образом]. И так как его величество правит [заморскими землями], облекая [некоторых] полномочиями, предусмотренными королевскими указами, то вольно же всякому из сих краев отправляться самому, либо посылать кого-либо ходатайствовать об [указанных] милостях в воздаяние за услуги, что он оказал королевскому престолу в здешних краях, представлять прошения о них в совет города либо поселения, где проживает тот, кто вознамеривается просить его величество о подобном, дабы упомянутый совет мог вынести свое суждение, имеет ли он [т. е. соискатель] право на сии милости и является ли он особой, достойной оных. И поскольку я — упомянутый капитан Франсиско де Орельяна — не говорю здесь ясно, о каком пожаловании собираюсь просить его величество, поскольку я являюсь рыцарем благородной крови и человеком чести и во мне совмещены качества, потребные для того, чтобы исполнять и отправлять любую должность, как, например, должность правителя или какую-либо иную, которую его величество сочтет нужным мне пожаловать, я прошу ваши милости в соответствии с упомянутым порядком ответить за меня и, помятуя о моих личных достоинствах и званиях и прежних заслугах, представить к вознаграждению и сказать, являюсь ли я такой особой, которая может исправно отправлять любую должность либо должности. И в отписке по сему поводу [я прошу вас] заверить, что ваши милости думают по сему поводу, и [заявить] это так, чтобы его величество получило бы о сем деле [34] сведения правдивые и такие и в таком числе, как это требуется. И еще, милостивые государи, прошу вас распорядиться, чтобы мне выдали две копии или более cero ходатайства и отписки ваших милостей

Франсиско де Орельяна.

И после того как сия петиция была представлена в том виде, в коем она здесь мною, сказанным эскривано, приведена и изложена, названный мировой судья и рехидоры совета заявили, что им доподлинно известно, что упомянутый капитан Франсиско де Орельяна принимал участие в завоеваниях, в его прошении указанных, и что он лишился глаза в оных, и что он был преданным слугой [его величества]; и некоторым из указанных рехидоров совета — как людям, кои были живыми свидетелями происшедшего — хорошо известно также, что капитан Франсиско де Орельяна оказал важную услугу господу богу нашему и королю в Вилья-Нуэва-де-Пуэрто-Вьехо, где он жил, так как в ту пору в те края после мытарств да лишений стекалось из своих скитаний множество всякого люду, находившего приют и отдых в доме названного капитана Франсиско де Орельяны, который поддерживал сих [несчастных] в их скорбях и горестях, и, видимо, если бы не он, многим из них пришел бы конец, ибо уже очень велики были их страдания 6. И на это дело капитан Франсиско де Орельяна истратил изрядную сумму в золотых песо, ибо припасы стоили дорого и он покупал их за свой счет и на свои деньги.

Знают они также и ведают, что названный капитан являлся на подмогу городам Лима и Куско со значительным числом людей, и что в этом предприятии он понес большие издержки, и что пользы от того похода было премного. И известно им еще, что упомянутый правитель послал сказанного капитана с полномочиями на завоевание провинции Кулата, каковую тот и завоевал на свои средства и в согласии со своими желаниями да ценою великих испытаний, [и что] в завершение сего завоевания основал он и заложил как поселение названный город, оказав тем самым большую услугу его величеству, ибо неоспоримо и общеизвестно, что город сей расположен в выгодном месте и именно так, как сказано в его [т. е. Орельяны] прошении.

И еще ведомо им, что правитель, зная, как названный капитан нес службу его величеству и [чего] он в ней достиг, направил ему письма об утверждении его в сих должностях на долгий срок, дабы вдобавок к чину капитана он отправлял бы в названном городе [Сантьяго] да в [поселении] Вилья-Нуэва-де-Пуэрто-Вьехо должности заместителя правителя и генерал-капитана (письма сии засвидетельствованы должным образом в книге настоящего совета). Означенные обязанности исполнялись названным капитаном весьма исправно, так как он — человек высокой чести (ведь некоторые сеньоры из этого совета знают его по [35] фамильным связям) и рыцарь да идальго благородного рода, и люди видели и видят, что исполняет он свой долг добросовестно, честно, ревностно и с благоразумием и мудростью.

И ввиду вышеизложенного и еще ввиду того, что они [рехидоры] слышали и знают про названного капитана, про личность его и достоинства, они заявили, что названный капитан — человек способный и имеющий права на любые полномочия и должности, коими его величество соблаговолит его пожаловать, будь то сан правителя либо что-нибудь иное, потому что он будет давать полный отчет во всем и будет ревностно нести королевскую службу. И они просят его величество как короля и государя, который всегда сторицей воздает за службу, каковую несут его подданные и вассалы, пожаловать упомянутому капитану милости, о коих он имеет основания просить и ходатайствовать, ибо его достоинства и личные качества сего заслуживают, дабы поощрить сказанного капитана и других на будущее к службе столь же отменной и еще лучшей.

Все это они заверили своими именами и постановили выдать названному капитану столько копий настоящего прошения и сего их ответа, сколько ему надобно.

Родриго де Варгас, Гомес Эстаско, Франсиско де Чавес, Педро де Хибралеон, Алонсо Каско, Хуан де ла Пуэнте, Кристобаль Лунар.

И я, Франсиско Херес, эскривано их величеств и коронный [эскривано] и [эскривано] совета названного города Сантьяго, присутствовал при сем акте вместе с упомянутым мировым судьей да сеньорами рехидорами и сказанное свершилось в моем присутствии. И дабы сие удостоверить и засвидетельствовать, я приложил тут свою печать.

Франсиско Херес, коронный эскривано и [эскривано] совета.

Комментарии

1. Публикуемое “Свидетельство” — единственный известный до сих пор официальный документ, относящийся к тому периоду жизни и деятельности Орельяны, который предшествует его знаменитому плаванию. Биографические сведения об Орельяне, содержащиеся в нем, по большей части уникальны, так как, помимо него, некоторые сведения об этом периоде его жизни можно почерпнуть лишь у Сьесы де Леона в его “Guerra de Salinas”, у других же хронистов они скудны и разрозненны, а подчас и сомнительны.

Документ этот — своеобразная характеристика, которую выдал Орельяне в ответ на его ходатайство совет города Сантьяго-де-Гуаякиль. Такой документ, согласно тогдашним порядкам, подтвержденным королевским указом 1539 года, должен был выдаваться каждому, кто домогался у короны какой-либо важной должности в Индиях. Составлен он 4 февраля 1541 г., то есть примерно за две педели перед выступлением Орельяны в поход в страну Корицы, но уже после его свидания с Гонсало Писарро в Кито, и подписан всеми членами городского совета Сантьяго-де-Гуаякиля — рехидорами, или гласными (в то время в советы небольших городов входило шесть рехидоров), мировым судьей, бывшим одновременно, по-видимому, и городским головой — алькальдом, и эскривано — лицом, совмещавшим обязанности писаря и нотариуса.

Документ этот в глазах короны и рыцарей конкнсты был несомненно архиположительной характеристикой. Ведь “Свидетельство” удостоверяет, что Орельяна участвовал в покорении Перу, завоевании таких-то городов, усмирении индейцев такой-то провинции и проч. За все это и просил награды Орельяна, и просьбу его поддержали “избраннейшие сеньоры” Сантьяго-де-Гуаякиля — его былые соратники и дольщики в награбленной добыче. Но в наших глазах “послужной список” Орельяны — это перечень кровавых злодеяний, совершенных им на [37] перуанской земле. Ведь каждый из “подвигов”, которые ставит себе в заслугу конкистадор Орельяна, был сопряжен с безудержными грабежами, насилиями, убийствами и стоил жизни многим ни в чем не повинным людям.

Любопытно, что Орельяна ни словом не обмолвился в своем ходатайстве о кровопролитной и длительной борьбе между Диего Альмагро и Франсиско Писарро, хотя, как уже упоминалось, он принимал в ней самое непосредственное и деятельное участие на стороне Писарро и даже командовал главными силами в решающей битве при Салинас 26 апреля 1538 года. И это умолчание, разумеется, не случайно: Орельяне было невыгодно и даже просто опасно напоминать о своей причастности к этому делу, ибо до Перу уже докатились вести, что воспринято оно короной (в особенности в связи с казнью Альмагро) крайне неодобрительно и что Эрнандо Писарро, посланный братом в Испанию его улаживать, не только не преуспел в своих хлопотах, но и угодил в темницу замка Ла-Мота. Несомненно, что при других обстоятельствах Орельяна не преминул бы поставить это участие себе в заслугу.

Подлинник “Свидетельства о добросовестной службе капитана Франсиско де Орельяны” находится в испанском “Архиве Индий”. Впервые этот документ был опубликован в названной книге X. Торибио Медины в 1894 году и несколько раз переиздавался вместе с нею. Перевод выполнен по тексту издания “The Discovery of the Amazon according to the account of Friar Gaspar de Carvajal and other documents as published with an introduction by Jose Toribio Medina. Edited by Н. C. Healon, New York, 1934, р. 262 — 266.

2. Город Лима (Город Волхвов) (Многие авторы в качестве первого названия Лимы указывают Ciudad de los Reyes, что в переводе с испанского значит Город Королей. Но, судя по некоторым древнейшим документам, Франсиско Писарро назвал этот город Ciudad de los Reyes Magos, то есть Городом Волхвов.) был основан 6 января 1535 г., Трухильо — в 1534, Куско — столица империи инков — был взят 15 ноября 1533 г.

Пуэрто-Вьехо (полностью — Вилья-Нуэва-де-Пуэрто-Вьехо (Villa Nueva de Puerto Viejo в переводе значит Новое поселение старого порта.), ныне — Портовьехо) был основан 12 марта 1535 г. в бухте Чарапото капитаном Гонсало де Ольмос и с 1537 по февраль 1541 г. им управлял Орельяна. В 1628 г. из-за беспрестанных нападений пиратов был перенесен на 30 км выше по реке Чарапото.

3. 80 солдат по тем временам не только в Индиях, но даже и в Европе представляли собой немалую военную силу (вспомним хотя бы, что Франсиско Писарро завоевал Перу, располагая войском, всего лишь в два раза превосходившим численностью отряд Орельяны).

Упоминая о лошадях и об их количестве, Орельяна хочет подчеркнуть значительность издержанной им суммы. В Новом Свете лошадей до прихода испанцев не было (поэтому-то на первых порах лошади и наводили ужас на индейцев). Везли их из-за океана, из Испании, через Панамский перешеек и затем по Тихому океану; было их мало, и стоили они, естественно, даже для тех времен, сверх всякой меры дорого. В Перу в 1533—1535 гг., по свидетельству Франсиско де Хереса, бывшего тогда секретарем Писарро, лошадь стоила 2500 песо (См. на стр. 121 статью “Деньги в Испании и Перу в 30-х — 40-х годах XVI века”.) (11,625 кг золота), а в 1540-ом, по данным Торибио де Ортигеры, изучавшего поход Орельяны спустя четыре десятилетия, — 500-1000 песо (2,3-4,6 кг золота).

4. Речь идет о восстании перуанских индейцев во главе с Манко Капаком, провозглашенным было испанцами верховным инкой, но затем бежавшим в горы и поднявшим индейцев на борьбу против поработителей. В феврале 1536 года его многотысячная армия осадила Куско, где засели три брата Писарро — Эрнандо, Гонсало и Хуан (последний был вскоре убит в одной из вылазок). Восставшим удалось уничтожить четыре отряда, которые послал из Лимы на помощь осажденным Франсиско Писарро. Когда индейцы появились также и под Лимой, испанцы оказались в критическом положении. Однако спустя одиннадцать месяцев индейцы подверглись нападению с тыла со стороны возвращавшегося из чилийского похода Альмагро и были рассеяны (Манко Капак спасся и спустя некоторое время снова поднял восстание). Братья Писарро не пожелали сдать Куско претендовавшему на этот город Альмагро и продолжали обороняться. Лишь 8 апреля 1537 г. последний овладел городом, и Гонсало и Эриандо Писарро оказались в плену у победителя.

5. Город Сантьяго (Св. Яго), или Кулата, центр области того же наименования, был заложен Себастьяном Беналькасаром в 1531 г. Вскоре восставшие против чужеземцев индейцы разрушили город до основания и перебили его испанский гарнизон, из которого лишь пятерым солдатам во главе со своим начальником Диего Даса удалось спастись. После того как ни Даса, ни капитан Тания не смогли овладеть городом, Франсиско Писарро послал туда Орельяну. Орельяне удалось подавить восстание индейцев, и он стал правителем Сантьяго и всей области Кулата. Он перенес город на новое место в нескольких десятках километров от океана, на западный берег реки Гуаяс, по имени которой город и получил название Сантьяго-де-Гуаякиль (1537). То, что говорит здесь Орельяна о местоположении города, соответствует истине, его предсказание о грядущем расцвете города подтвердилось: сейчас Гуаякиль — основной порт и самый большой город Эквадора с населением и 430 тысяч человек.

6. Указание на свирепствовавшую в те годы (1535 — 1538) о Перу эпидемию неизвестной болезни. Болезнь эта вспыхнула поблизости от Пуэрто-Вьехо и Сантьяго-де-Гуаякиля — и городе Коаке, по имени которого получила название Verrugas de Coaque — коакские бородавки. Как сообщают летописи, больные в течение двадцати дней испытывали невыносимые страдания. На лице, а также на теле появлялись нарывы величиною с куриное яйцо; часто от этой болезни люди умирали, если же и выздоравливали, то оставались обезображенными на всю жизнь.

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ДОКУМЕНТЫ ЭКСПЕДИЦИИ ОРЕЛЬЯНЫ

1

[ПИСЬМО КАПИТАНА ОРЕЛЬЯНЫ В СОВЕТ ПО ДЕЛАМ ИНДИЙ]

(Заглавия к документам даны составителем.)

Всемогущие сеньоры. Я, капитан Франсиско де Орельяна, обращаюсь к вам [по следующему поводу]. До меня дошли вести, что Гонсало Писарро представил в Совет по делам Индий письма-донесения, в коих утверждается, что я-де самовольно выступил из лагеря, где он находился, что я вышел оттуда на бригантине и каноэ вместе с его людьми и имуществом и что якобы из-за моего самоволия некоторые [из них] померли с голоду.

Ввиду того что все сведения либо просьбы, которые в тех донесениях содержатся, противоречат истине, я прошу вас, ваши милости, чтобы дано было повеление рассмотреть несколько представляемых мною свидетельств, которые исходят от лиц, бывших вместе со мною [в походе].

Из оных свидетельств явствует, что произошло [там на самом деле], ибо донесение Гонсало Писарро порочит мое доброе имя и все предприятие. Несправедливо также, что названный Гонсало Писарро приводит показания лишь таких свидетелей, которых он, будучи правителем, избрал по собственному усмотрению и которые в силу создавшихся обстоятельств вынуждены для своего собственного оправдания говорить все, что он от них ни потребует. [156]

Кроме того, прошу вас принять во внимание следующие пять соображений: во-первых, все свидетельства, которые я представляю, исходят от большого числа людей как духовного, так и мирского сословия, из наиболее почитаемых во всем войске, от тех. кто не собирается извлечь для себя какую-либо выгоду из утверждения, будто мне сие (То есть отправиться в самостоятельное плавание по реке.) было выгодно. Во-вторых, не кто иной, как сам Гонсало Писарро, дал мне людей… (Пропуск в тексте документа.) [если б] я таил подобный умысел, то не оставил бы в лагере ни своих слуг, ни негров. ни то немногое из имущества, что у меня там было. В-третьих, мне не было никакого смысла уходить из войска, ибо был я в том войске начальником, да к тому же меня ни в малейшей степени не прельщало пуститься в столь рискованное и опасное плавание по реке навстречу гибели от голода, по земле, которая была нам неведома; все сие доказано на нашем опыте и следует из отчета, который я представил. (Как уже было сказано ранее, отчет Орельяны о его плавании по Амазонке, представленный в Совет по делам Индий, не обнаружен ни в одном из архивов.) В-четвертых, [прошу обратить внимание на] очевидную трудность, которую представляло собой возвращение назад от того места, где были найдены съестные припасы. В-пятых, нас подхватило и понесло речное течение.

Помимо всего сказанного, какая в том необходимость, рассудите сами, обвинять меня во всех этих прегрешениях, совершенных мною будто бы ради собственного спасения, коль скоро богу было угодно, чтобы через тех, кто в этом походе принимал участие, было бы открыто с таким риском и такой удачей, нежданно-негаданно для нас самих множество людей, которые смогут приобщиться к истинной вере христовой, и [коль скоро господь наш возжелал], чтобы на сии владения простерлась бы столь великая благодать.

А посему прошу вас, милостивые государи, разрешить мое дело по всей справедливости, как оно того и заслуживает, за что я буду вам весьма признателен.

Предписание: свидетельские показания приобщить к настоящему прошению и рассмотреть.

Дано в Вальядолиде 7 нюня года 1543-го ( До 1559 г. Вальядолид был столицей Испании (затем столица была перенесена в Мадрид); там и помещался тогда Совет по делам Индий.)

2

[АКТ О НАЗНАЧЕНИИ ФРАНСИСКО ДЕ ИСАСАГИ НА ДОЛЖНОСТЬ ЭСКРИВАНО]

В селении Апарии, что находится на сей большой реке, спускающейся с гор кихов (То есть на реке Напо (р. Корицы).) в четвертый день января месяца, года oт рождества Спасителя нашего Иисуса Христа 1542-го сеньор капитан Франсиско де Орельяна, главный заместитель правителя великолепнейшего сеньора Гонсало Писарро, наместника его величества, назначил Франсиско де Исасагу [на должность] эскривано войска, во главе коего он [капитан] вышел от сеньора правителя, дабы сей Франсиско де Исасага, присутствуя притом, что [по пути] произойдет и свершится, удостоверял бы все, что за время сказанного похода произойдет. Названный сеньор заместитель именем его величества и названного сеньора правителя наделяет соответствующей властию упомянутого Франсиско де Исасагу, дабы последний мог приступить к отправлению означенной должности эскривано.

Свидетели всего вышеизложенного:
Комендадор Кристобаль Энрикес, преподобный отец фрай Гаспар де Карвахаль, Алонсо де Роблес, Хуан де Арнальте, Эрнан Гутьеррес де Селис, Алонсо де Кабрера и Антонии де Карранса

Сие подписал сказанный сеньор заместитель и свидетели:

Франсиско де Орельяна, фрай Гаспар Карвахаль — главный викарий (На завоеванных землях главные викарии стояли во главе миссионерских округов и пользовались правами епископов), Кристобаль Энрикес, Алонсо де Роблес. Хуан де Арнальте, Селис Карранса, Алонсо де Кабрера.

Засим вышеупомянутый сеньор заместитель взял и принял по всей форме от означенного Франсиско де Исасаги присягу в том, что оный клянется исполнять сказанную службу отменно, честно и ревностно. Означенный Франсиско де Исасага сие повторил и в том поклялся. Аминь.

Свидетели поименованы прежде. Упомянутый Франсиски де Исасага скрепил сие своею подписью.

Франсиско де Орельяна. Франсиско де Исасага [159]

3

(АКТ О ВСТУПЛЕНИИ ВО ВЛАДЕНИЕ)

(См. комментарий 8 к Повествованию” Карвахаля.)

В сей сказанный день вышеозначенных месяца и года [т. е. 4 января 1542 г.] названный сеньор заместитель попросил меня — упомянутого эскривано Франсиско де Исасагу, чтобы я удостоверил бы и доподлинно передал, как он от имени его величества и в качестве главного заместителя правителя Гонсало Писарро принял во владения селения Апарии и Иримары, а также всех остальных касиков, которые явились к нам с миром. Он попросил меня также засвидетельствовать, что они сами пришли туда, где он находился, что они оказали и продолжают нам оказывать услуги и что он завладел означенными землями без противодействия с чьей бы то ни было стороны,

Следующие лица при сем присутствовали и были очевидцами сего вступления во владение означенными землями: преподобный отец фрай Гаспар де Карвахаль, комендадор Кристобаль Энрикес, Алонсо де Роблес, Антонио Карранса, Алонсо Кабрера и Кристобаль де Сеговия.

Я, Франсиско де Исасага, эскривано, назначенный названным сеньором заместителем, удостоверяю и истинно свидетельствую, что в сей день вышеназванных месяца и года [сеньор заместитель] взял в руки жезл правосудия (vara de justicia) и именем его величества и властию сеньора правителя Гонсало Писарро принял во владение селения Апарии и Иримары и что сие было совершено без какого-либо противления [с их стороны]. Кроме того, удостоверяю, что вышеуказанные касики явились добровольно и поклялись его величеству в повиновении и что они свою службу исполняют и приносят христианам припасы.

Свидетели те же.

Франсиско де Исасига [160]

4

[ТРЕБОВАНИЕ СПУТНИКОВ ОРЕЛЬЯНЫ О ПРОДОЛЖЕНИИ ПОХОДА И СОГЛАСИЕ ОРЕЛЬЯНЫ]

[I]

Блaroроднейший сеньор Франсиско де Орельяна!

Мы, рыцари и идальго и духовные особы, которые находятся вместе с вашей милостью в сем лагере, видя нашу решимость отправиться вверх по реке, по коей мы спустились вместе с вашей милостью, видя также, что подняться до того места, где ваша милость покинула сеньора Гонсало Писарро, нашего правителя, — дело немыслимое, грозящее всем нам погибелью, считая, что поступок сей не принесет пользы ни богу, ни королю — нашему государю, именем бога и короля требуем [от вас] и умоляем вашу милость не предпринимать похода вверх наперекор течению. Пустившись в сей поход, мы подвергнем риску жизнь многих добрых людей, ибо сведущие в морских делах люди, прибывшие сюда вместе с кораблем и лодками-каноэ, на коих мы сюда пришли, уверяют нас, что находимся мы на расстоянии двухсот лиг или даже того более, если идти сушей, от лагеря сеньора правителя Гонсало Писарро. Ни дорог, ни людей во всей этой местности нет, но, напротив, — повсюду весьма крутые горы, которые мы видели воочию на протяжении всего пути, покуда на сказанном судне и каноэ шли вниз по реке, испытывая голод и превеликие лишения. Во время всего этого пути и на всем протяжении настоящего странствия, спускаясь вниз по реке, мы опасались, что всем нам здесь придет конец из-за тягот и голода, кои сопутствовали нам в этих безлюдных краях. Мы полагаем, что идти назад вверх по реке вместе с вашей милостью будет делом еще более опасным и смерти подобным.

А посему умоляем вашу милость, просим вас и на том стоим, чтобы вы по причинам, которые здесь были изложены и представлены на рассмотрение вашей милости, не вели бы нас с собой по реке вверх и не стали бы сие даже приказывать, дабы не подавать повода к неповиновению и непочитанию со стороны лиц, коим поступать так не пристало, не поступай они так из страха пред неминуемой гибелью, каковая представляется нам вполне очевидной в случае, если ваша милость вознамерится вернуться рекою до войска сеньора правителя. И если это потребуется, все мы еще и еще раз будем настаивать на вышесказанном во имя собственного своего избавления и наперекор вашей милости. И при этом мы ничуть не станем ни предателями, ни ослушниками [161] государевой воли, даже если и не последуем за вами в этом походе.

Мы все в один голос просим вас об этом и удостоверяем сие своими именами, кои следуют ниже. Мы просим также Франсиско де Исасагу в качестве эскривано, назначенного вашей милостью, сие засвидетельствовать. Мы заявляем, что готовы следовать за вами по любой другой дороге, которая приведет нас к спасению.
Фрай Гаспар де Карвахаль, главный викарий Ordinis Prae-dicatorum. (Ordinis Praedicatorum (лат.) — орден Проповедников, иначе — св. Доминика, доминиканцев; этот орден принимал деятельное участие в колонизации Нового Света.). Алонсо де Роблес. Хуан Гутьеррес Байон. Maтео де Ребольосо. Кристобаль Энрикес. Алонсо де Кабрера. Алонсо Гутьеррес Родриго де Аревало. Фрай Гонсало де Вера Карранса. Алонсо Гарсия. Франсиско де Тапия. Алонсо Гомес, Альваро Гонсалес. Педро Домингес. Блас де Медина. Кристобаль де Сеговия. Алонсо Маркес. Гонсало Диас. Гарсия де Сория. Габриель де Контрерас, Гонсало Каррильо. Эрнан Гонсалес. Алехос Гонсалес. Алонсо Ортис. Хуан де Варгас. Эмпудия. Педро де Поррес. Педро де Акарай. Диего де Матаморос. Гуан де Арнальте. Кристобаль де Паласиос. Кристобаль де Агиляр. Селис. Эрнан Гонсалес. Хуан Агиляр. Хуан де Ильянес. Бальтасар Оссорио. Хуан де Агиляр. Себастьян де Фуэнтеррабия. Себастьян Родригес. Диего Бермудес. Франсиско де Исасага. Андрес Дуран. Диего Морено. Хуан де Элена. Хуан де Алькантара. Лоренсо Муньос. Хинес Фернандес.

[II]

В четвертый день января месяца, года от рождества господа нашего Иисуса Христа 1542-го предстали предо мною — Франсиско де Исасага, эскривано, — все рыцари и идальго, кои отправились на поиски населенных мест вместе с сеньором Франсиско де Орельяной, заместителем правителя, которого послал вместе с ними благороднейший сеньор Гонсало Писарро, их правитель, чтобы добыть для лагеря еды. Представ передо мною, они вручили мне письмо, содержание которого приведено выше, дабы я прочел оное в их присутствии и на их глазах и от имени их всех вручил бы это письмо сеньору капитану Франсиско де Орельяне, потребовав от него исполнения всего, что в нем содержится; они попросили меня также засвидетельствовать самое вышеописанное вручение.

Я, названный эскривано, принял вышеизложенные требования, кои записаны на листе бумаги и подписаны вышеназванными рыцарями и идальго, и в их присутствии передал оные из рук в руки сеньору заместителю и от имени всех потребовал от него, как уже прежде говорил, соблюдения условий, содержащихся в упомянутом письме, а именно, чтобы он не возвращался вверх [164] по реке, по которой мы на судне и нескольких каноэ прошли вниз по течению двести лиг и все больше по безлюдью и бездорожью, среди гор и без пищи. Я сказал, что, с другой стороны, все готовы и намерены идти с ним, чтобы искать своего правителя и капитана. В подтверждение сего названный сеньор заместитель собственноручно в моем присутствии приложил сюда мою печать, свидетельствуя, как и я, достоверность всего этого. Случилось сие в пятый день января месяца, в год от рождества господа нашего Иисуса Христа 1542-й.

Названный сеньор заместитель и капитан Франсиско де Орельяна ответил и сказал, что он, идя навстречу их требованиям и представляя себе дело так, как оно есть, и считая, что подняться назад вверх против течения невозможно, хотя и, вопреки своему желанию, готов искать другой путь, дабы вывести всех в спасительную гавань, в края, обитаемые христианами, с тем, чтобы уже оттуда нам идти вместе с ним, то есть названным сеньором заместителем, на поиски своего правителя и отдать последнему отчет в том, что произошло. Он сказал также, что дает такой ответ с условием, что все будут ожидать сеньора правителя в названном лагере, где мы в настоящее время находимся, в течение двух или трех месяцев, до тех пор, покуда мы не сможем долее (здесь] прокормиться, ибо не исключена возможность, что упомянутый сеньор правитель придет к месту нашего теперешнего расположения и, не застав нас здесь, подвергнет большому риску свою особу, столь отличившуюся на службе его величества. А то время, которое мы здесь в ожидании его проведем, названный сеньор заместитель употребит на постройку бригантины, дабы упомянутый сеньор правитель смог спуститься бы на ней по реке вниз, а не приди он, на ней смогли бы от его имени отправиться мы, поскольку у нас не остается иного пути для спасения жизни, как только пуститься вниз по этой реке.

Итак, названный сеньор заместитель заявил, что принимает [предъявленные ему требования] и просит считать сие своим на них ответом, и подписал сей [документ] своим именем и попросил меня — названного эскривано — все вышеизложенное удостоверить,

Свидетели:

отец Карвахаль, комендадор Ребольосо, Алонсо де Роблес, Антонио де Карранси, Франсиско де Орельяна,

В подтверждение сего прикладываю здесь свою печать. [165]

5

[ПРИКАЗ О СДАЧЕ ЧУЖИХ ВЕЩЕЙ]

Великолепный сеньор Франсиско де Орельяна, главный заместитель великолепнейшего сеньора Гонсало Писарро, правителя и генерал-капитана провинций Кито и открывателя провинций Корицы и великой реки Святой Анны (трудно сказать, какая река здесь имеется в виду), от имени его величества и сеньора правителя приказывает всем и каждому человеку в отдельности, завладевшим и имеющим в своем распоряжении одежды или какие-либо прочие вещи, принадлежащие отдельным особам из тех, что пребывают да идут вместе с сеньором правителем, сдать ему оные в течение послезавтрашнего дня, причем на всякого, кто сие не сделает, либо оные [вещи] сокроет, будет наложено взыскание, к коему обычно присуждают тех, кто попадается с краденым добром или отнимает оное добро силою. По наступлении указанного срока всем предлагается объявиться, прибыть ко мне и сложить передо мною [сии вещи], а затем, как уже сказано, будет возбуждено расследование в отношении тех лиц, кои сему приказанию не подчинятся, ибо во всем следует соблюдать порядок и хорошие правила, дабы никто не зарился на чужое добро. Приказ сей подлежит публичному оглашению, так как он должен быть доведен до сведения каждого, дабы никто не смог сказать, что он его не слышал.

Дано в сем селении Апарии в пятый день января месяца, в год от рождества нашего Спасителя Иисуса Христа 1542-й.

Франсиско де Орельяна.

По повелению сеньора заместителя Франсиско де Исасига, эскривано его величества.

На пятый день сказанного месяца и года приказ вышеизложенного содержания был публично обнародован глашатаем на площади сего селения Апарии в моем — Франсиско де Исасаги, эскривано сеньора заместителя, — присутствии и совершено сие было в публичном месте, где каждый мог услышать то, что в нем сказано.

Достоверность сего свидетельствую и подтверждаю и для пущей веры прикладываю к сему свою печать. [166]

6

[ВТОРОЙ АКТ О ВСТУПЛЕНИИ ВО ВЛАДЕНИЕ]

В девятый день января, года 1542, сеньор заместитель попросил меня — названного Франсиско де Исасагу, эскривано, — засвидетельствовать и удостоверить подлинность того, что он принимает во владение одиннадцать касиков, не считая ранее уже принятых, кои снова к нам сейчас пожаловали с миром и кои носят следующие имена: Иримара, Параита, Димара, Агуаре, Пирита, Айнияна, Урумара, Апария, Макуйяна, Гуарикота, Мариаре, а также и всех остальных касиков, явившихся с миром. [Он просит меня также] засвидетельствовать то, как они сюда к нему пришли, какие услуги ему оказали и как он принял их в сказанное владение, не встречая противодействия с ничьей стороны.

Свидетели, при сем присутствовавшие и воочию видевшие сие вступление во владение: преподобный отец брат Гаспар де Карвахаль, комендадор Кристобаль Энрикес, Алонсо де Роблес, Антонино Карранса, Алонсо Кабрера и Кристобаль де Сеговия.

Я, Франсиско де Исасага, эскривано сеньора заместителя, свидетельствую и доподлинно подтверждаю, что в сказанном селении Апарин в шестнадцатый день названного месяца и вышеупомянутого года названный сеньор заместитель от имени его величества и сеньора правителя Гонсало Писарро принял во владение одиннадцать касиков, кои выдавали себя за таковых и кои носят следующие имена: (Имена касиков. перечисляемые в этом документе дважды, записаны по-разному.) Иримара, Парайта, Димара, Агуйяре, Пириата, Айниана, Урумара, Апария, Малуйяна, Гуарикота, Мариаре, а также свидетельствую, что сие вступление во владение произошло без какого-либо противодействия [с их стороны].

Кроме того, заверяю, что вышепоименованные касики явились с миром и услужили христианам, снабжая их продовольствием.

Свидетели те же самые.

Франсиско де Исасага, эскривано его величество. [167]

7

[ПИСЬМО УЧАСТНИКОВ ПОХОДА К КАПИТАНУ ОРЕЛЬЯНЕ С ПРОСЬБОЙ НЕ ОСТАВЛЯТЬ СВОЕГО ПОСТА И СОГЛАСИЕ ОРЕЛЬЯНЫ]

[I]

Вы, эскривано, [при сем] присутствующий, удостоверьте, что мы — рыцари и идальго, солдаты и добрые люди, проставившие ниже свои имена, — от имени господа бога нашего и его величества обратились к прославленному сеньору Франсиско де Орельяне с просьбой и требованием о том, чтобы он продолжал бы повелевать нами, заботился бы о нас, охранял бы справедливость и порядок от имени его величества. Ведь когда он выступил из лагеря великолепнейшего сеньора Гонсало Писарро, правителя и генерал-капитана провинции Кито и вновь открытой провинции Корицы, он отправился по его (Гонсало Писарро] повелению на поиски маиса вниз по течению до слияния рек, ибо все (и сеньор правитель в особенности) говорили, что там много еды и что дойти туда, коли нигде не задерживаться, можно за четыре дня пути. Мы отправились на поиски этого маиса и [плыли] без пищи и продовольствия, питаясь неведомыми нам и опасными кореньями, травами и плодами. Испытывая сию нужду, плывя неизменно мимо берегов необитаемых, мы провели в пути девять дней, на исходе каковых господь бог наш смилостивился и захотел привести нас в селение, где мы нашли кое-какое количество маиса. От великого голода, что мы пережили, несколько испанцев умерло, а мы, оставшиеся в живых, от перенесенных тягот еле-еле держались на ногах. Вы, ваша милость, знаете, что изведать нам довелось предостаточно как из-за недоедания, так и потому, что от зари до зари мы не выпускали из рук весел, и уж этого одного вполне достаточно было для нашей погибели. Дабы быть в состоянии двигаться дальше, мы должны были немного отдохнуть, однако ваша милость нам сие не только не позволила и не одобрила, но, наоборот, — настаивала на немедленном возвращении, на том, чтобы отправиться на поиски и найти сеньора правителя живым или мертвым. Нам было ясно, что мы не сможем возвратиться по реке, так как мы прошли слишком большое расстояние (люди, сведущие в сих делах, определили путь, пройденный нами от лагеря сеньора правителя до сего селения, в двести лиг), и, кроме того, речные потоки и течения были слишком стремительными. Таким образом, мы посчитали лучшим и для службы богу и королю — пуститься по течению и погибнуть где-нибудь в низовьях реки, нежели плыть с таким трудом против течения. [168]

Мы порешили объединиться и потребовать, как то из наших требований и следует, не возвращаться вверх по реке. Так и было сделано. Все сие было доведено до сведения нашего капитана и главного заместителя [правителя], назначенного на эту должность сказанным сеньором Гонсало Писарро. Тут мы узнали, что он Орельяна] отказался от должности, в которую был возведен сеньором правителем, объясняя это тем, что оная будто бы ему не по плечу. И мы, предвидя и предчувствуя дурные последствия и великие непорядки, кои могут возникнуть, если мы окажемся без капитана средь этих гор и ненадежных земель, снова сговорились просить и требовать один раз, и два, и три раза — словом, столько, сколько при сих обстоятельствах потребуется, от вас, великолепного сеньора Франсиско де Орельяны, чтобы вы [по-прежнему] нами повелевали да о нас заботились, дабы, как мы уже сказали, восстановились бы такие же мир и спокойствие, как прежде, когда вы нами командовали и управляли, как уже во многих местах командовали и управляли испанцами, коих было больше, нежели нас, здесь присутствующих.

И ныне мы вновь от имени его величества называем вас своим капитаном, сие желаем клятвенно заверить и подтверждаем, что хотим видеть вас своим капитаном и будем повиноваться вам до тех пор, пока его величество не распорядится как-нибудь иначе. Согласившись на это, вы окажете услугу господу богу нашему и его величеству, а также милость всем нам, — несогласие же ваше неизбежно приведет к ущербу и к погибели людей, ко всяким недоразумениям и беспорядкам, кои обычно случаются, когда нет капитана. Итак, мы просим вас, упомянутого эскривано, здесь присутствующего, подтвердить и удостоверить по всей форме и правилам то, что мы здесь просим и требуем.
Алонсо де Роблес. Кристобаль Энрикес. Кристобаль де Сеговия. Алонсо де Кабрера. Родриго де Себальос, Алонсо Маркес. Гонсало Диас. Матео Ребольсо. Хуан де Алькантара. Хуан Буэно. Франсиско Тапиа. Гарсия де Сория. Хуан де Алькантара. Франсиско Элена. Диего Матаморос. Алонсо Гарсия. Габриель де Контрерас. Алонсо де Тапия. Гонсало Каррильо. Гарсия Родригес. Алехос Гонсалес. Хуан де Ильянес. Блас де Медина. Педро Домингес. Эмпудия. Педро де Акарай. Хуан Гутьеррес. Байон. Педро де Поррес. Бенито де Аепляр. Алонсо Эстеван. Селис. Манчас. Кристобаль де Агиляр. Алонсо Мартин де Похель. Диего Мехия. Лоренсо Муньос. Антонио Фернандес. Эрнан Гонсалес. Хинес Эрнандес. Алонсо Ортис. Эрнан. Гонсалес. Альваро Гонсалес. Хуан де Варгас. Диего Бермудес, Кристобаль де Паласиос. Андрес Дуран.
(Подписи под этим и другими документами (см. фотокопии на стр. 162-163) содержат множество орфографических ошибок, что, несомненно, свидетельствует (несмотря на неустойчивость орфографических норм в то время) о недостаточной грамотности их авторов (некоторые за неграмотностью подписываются, как и Франсиско Писарро, условными значками, а Франсиско де Орельяна иногда подписывается де Орельяна, иногда — Дорельяна)). [169]

[II]

В первый день марта 1542 года я, названный эскривано, довел сие требование до сведения упомянутого Франсиско де Орельяны и тот с оным ознакомился.
Франсиско де Исасага, эскривано армады. (Словом “армада” о то время называлась любая флотилия вне зависимости от того, сколько судов и какого класса в нее входило.)

Засим названный сеньор капитан Франсиско де Орельяна, прочтя вышеизложенные требования и являясь исполнителем воли господа бога нашего и его величества, будучи обязанным им службою, заявил, что он сии требования принимает, и он принял их во имя его величества и подписался собственным именем. Совершено в моем присутствии:

Франсиско де Орельяна.
Франсиско де Исасага, зскривано армады,

Засим все, кто поставил [под упомянутым письмом] свои подписи, возложили [каждый] свою [правую] руку на молитвенник и поклялись по всей форме богом, пресвятой девой Марией, знаком креста и четырьмя святыми евангелиями в том, что отдают себя в распоряжение сказанного капитана Франсиско де Орельяны и обязуются повиноваться таковому во всем, что он им от имени его величества ни прикажет.

Свидетели:

преподобный отец фрай Гаспар де Карвахаль и преподобный отец фрай Гонсало де Пери,

Все вышеописанное произошло у меня — названного эскривано — на глазах.

Франсиско де Исасага, эскривано армады.

Засим все вместе в полном согласии попросили упомянутого капитана поклясться, что он будет править ими по всей справедливости. Сказанный капитан возложил свою руку на молитвенник и по всей форме поклялся поступать так, как того потребует служба господу богу нашему и его величеству, и управлять всеми по справедливости.

При всем сказанном присутствовали в качестве свидетелей уже упомянутые преподобные отцы.

Сие произошло в моем — названного эскривано — присутствии.

Франсиско де Исасага, эскривано армады.

КОММЕНТАРИИ К ОФИЦИАЛЬНЫМ ДОКУМЕНТАМ ЭКСПЕДИЦИИ ОРЕЛЬЯНЫ

I. Настоящие документы вместе со своим письмом Орельяна представил в Совет по делам Индий (О Совете по делам Индий говорится в комментарии 1 к “Капитуляции об исследовании, завоевании и заселении Новой Андалузии”.) 7 июня 1543 г., чтобы снять с себя обвинения в предательстве, которые возводил на него Гонсало Писарро в своей жалобе на имя короля от 3 сентября 1542 г. Однако значение этих документов далеко выходит за пределы второстепенного вопроса о “предательстве”, оно определяется их ценностью и уникальностью как источников сведений о плавании по Амазонке, ибо в них нашли свое отражение события о которых умалчивают другие источники, например, обстоятельства, при которых было принято решение не возвращаться назад к войску Гонсало Писарро, а плыть наудачу по течению (документ 4), отказ Орельяны от должности капитана и его избрание вновь па эту должность (документ 7) и т. д. В отличие от прочих источников сведений об экспедиции Орельяны — “Повествования” Карвахаля, “Всеобщей истории” Овьедо, протоколов позднейших расследований и др. — эти документы появились на свет не post factum, а в разгар событий, и потому наиболее правильно воспроизводят даты, названия селений, имена свидетелей и касиков, перечень участников похода и пр., что позволяет уточнить многие данные и дает основание для ряда существенных заключений (разве непременный перечень одних и тех же свидетелей не указывает, например, на наиболее влиятельных и именитых членов экспедиции?). Документы эти косноязычны, но тем не менее они дают определенное представление о подробностях удивительного плавания, помогают воссоздать обстановку экспедиции, разобраться во взаимоотношениях между ее участниками и т. д. (см. “Приказ о сдаче чужих вещей”, “Акты о вступлении во владение”, и др.).

Подлинники вышеприведенных документов находятся в испанском Архиве Индий. Документы 4 и 7 были впервые опубликованы М. Хименесом дела Эспада в Ilustracion Espanola y Americana за 22 и 30 августа 1894 г. соответственно. Остальные документы (включая два ранее названных) впервые напечатал X. Торибио Медина в выше названном издании в том же, 1894 г. Перевод выполнен по тексту ранее указанной публикации X. Эрнандеса Мильяреса (стр. 123-132). [171]

КАПИТУЛЯЦИЯ ОБ ИССЛЕДОВАНИИ, ЗАВОЕВАНИИ И ЗАСЕЛЕНИИ НОВОЙ АНДАЛУЗИИ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВО ОРЕЛЬЯНЫ О СОБЛЮДЕНИИ УСЛОВИЙ КАПИТУЛЯЦИИ

[I]

Принц [повелевает]: Принимая во внимание, что вы, капитан Франсиско де Орельяна, представили мне доклад о том, что вы услужили императору и королю, моему государю, в открытии и умиротворении [pacificacion] (см. комментарий 17 к Повествованию” Карвахаля) Перуанских провинций и других краев в Индиях; что вы, верный своему непреклонному желанию всегда служить его величеству, выступили вместе с Гонсало Писарро из провинции Кито на поиски долины корицы и издержали на лошадей, оружие да на всякие железные и иные вещи для подарков более сорока тысяч песо; что, пустившись по сказанным Гонсало Писарро следом, вы его нашли и далее сообща отправились с ним на поиски [корицы]; что вы, отправившись с несколькими товарищами вниз по реке на розыски пищи, были отнесены по сказанной реке течением более чем на двести лиг и посему не смогли возвратиться назад; что в силу этой необходимости и ввиду множества сведений о величине и богатстве тех земель вы, позабыв об опасностях и какой бы то ни было выгоде для себя, лишь ради службы его величеству, решили разузнать обо всем, что в тех провинциях имеется, и открыли и обрели, таким образом, обширные поселения и представили Совету [по делам] Индий подписанный вашим именем отчет о сказанном деянии и путешествии; [принимая во внимание [174] также то], что вы, выразив угодное его величеству желание присоединить к королевской короне упомянутые владения и приобщить всех людей, обитающих на тех землях и реке, к познанию нашей католической веры, желаете вернуться на сказанную землю, дабы завершить ее открытие и заселение; что для этого вы берете с собой в сии владения триста человек испанцев (из них сто на лошадях и двести пеших), возьмете с собой всю оснастку, необходимую для постройки кораблей, захватите восьмерых духовных особ, чтобы они занимались бы наставлением и обращением [на стезю истинную] туземных жителей той страны, и все это вы совершите за собственный счет да из своего жалованья 2, причем ни его величество, ни короли, каковые после него на престол взойдут, не будут обязаны ни оплачивать, ни возмещать вам расходы, которые вы в сем предприятии понесете, за исключением того, что вам жалуется по настоящей капитуляции; [принимая во внимание], что вы передо мной ходатайствуете, чтобы вам милостиво дозволили бы осуществлять правление на одном из тех побережий реки, которое вы откроете и сами укажете, я, рассмотрев все вышеизложенное, повелел заключить с вами следующую капитуляцию:

Во-первых, вы должны и обязуетесь взять с собой из сих Кастильских областей на открытие и заселение сказанной земли, которую мы постановили впредь называть и именовать “Новой Андалузией”, триста человек испанцев (из них 100 верхами и 200 пеших), ибо нам сие число и такая сила кажутся достаточными как для заселения [тех земель], так и для собственной вашей безопасности.

Точно так же вы обязуетесь отвезти [туда] оснастку, необходимую для постройки судов, на коих вам придется перевозить вверх по реке и лошадей и людей.

Вы также не должны ни перевозить, ни дозволять перевозку на судах каких бы то ни было индейцев, либо других туземцев из какой бы то ни было части наших Индии, островов или материка, за исключением разве одного в качестве “языка”, [т. е. переводчика], и ни в коем случае ни для каких иных целей под страхом штрафа в десять тысяч песо золотом в пользу нашей палаты и казны 3.

Кроме того, вы обязуетесь взять с собой и отвезти духовных отцов числом до восьми, коих вам пришлют и укажут наши люди из Совета [по делам] Индий, с тем, чтобы оные занимались бы наставлением и обращением коренных обитателей упомянутой земли; сих святых отцов вы обязаны везти за свой собственный счет и обеспечить им достойное содержание.

Также вам при помощи людей, с вами едущих, надлежит озаботиться постройкой двух поселений, — причем первое должно быть построено в самом начале населенных мест, при входе в реку, в которую вам надлежит войти, наивозможно близко от моря, там, где вам самому, сказанным духовным особам и нашим должностным [175] лицам в сей земле удобнее всего покажется, второе же следует возвести в глубине земель, в возможно более удобном и выгодном месте, выбрав для них обоих изо всех мест, которые там можно будет сыскать, места наиболее здоровые и благоприятные, лежащие в провинциях, известных своим изобилием, и расположенные неподалеку от реки, которую можно было бы использовать.

Кроме того, отправляясь на сие открытие и заселение, вы обязаны проникнуть [в упомянутую землю] через устье той реки, по которой вы [в свое время] вышли [в море], и взять с собой из сих королевств две каравеллы либо корабля, чтобы, войдя на них в упомянутую реку, послать их вверх по реке, сначала — одну, а потом — другую. После того как вы войдете в устье реки, вам надлежит бросить якорь и заняться починкой [кораблей] вашей армады. Сии стоянки следует употребить для того, чтобы некоторые цивильные и духовные особы приняли бы надлежащие меры для убеждения туземцев, которые в той земле встретятся, порешить все дело миром, а также для того, чтобы сведующие люди смогли бы между тем осмотреть да разведать берега не только в низовьях, но и вдоль всей реки и установить опознавательные знаки в проходах, приметили бы опасные места и [маршруты] для плавания и произвели бы обмер глубин; после отплытия первого корабля вы вышлите другой корабль, коему прикажете проделать точно такую же работу и продвинуться еще далее вперед; первый же корабль к вам возвратится и даст отчет в том, что будет обнаружено, и что бы ни случилось, надо остерегаться разрыва и ссор с индейцами.

Далее: если какой-нибудь правитель либо капитан к вашему приходу уже откроет и заселит какую-либо часть упомянутых земель или реки, являющихся целью вашего похода, и будет обретаться там в ту пору, когда вы туда явитесь, вам возбраняется как учинять что-либо во вред тому, кого вы таким образом в сказанной земле застанете, так и вторгаться да вступать в какую бы то ни было область из тех, что он открыл и заселил, даже если сил область окажется в пределах управляемых вами земель, потому что следует избегать любых недоразумений, ибо подобные случаи уже бывали ранее и бывают до сих пор как в Перу, так и в иных странах, а посему если паче чаяния произойдет что-нибудь наподобие сказанного, вы должны меня о сем поставить в известность, дабы я смог бы приказать вам, как при сходных обстоятельствах поступить.

Далее: не высаживайтесь на островах, расположенных посреди упомянутой реки, если на них есть какие-либо люди, однако вы можете послать туда духовных особ, с тем, чтобы они миром привели бы их нам к повиновению и приобщили бы к таинствам нашей святой католической веры, ибо оные [острова] не входят в управляемые вами владения, и вы можете сноситься с тамошними жителями лишь во время обмена (por via de rescate). [176]

И ввиду того что между императором-королем, моим государем, и светлейшим королем Португалии заключены определенные соглашения и капитуляции u отношении разграничения и раздела Индий, а также об островах Молуккских да Пряностей (Молуккские о-ва и о-ва Пряностей — одно и то же), я повелеваю вам их [т. е. упомянутые соглашения и капитуляции] соблюдать и в соответствии с тем, что в них содержится, не трогать того, что принадлежит сказанному светлейшему государю 4.

Когда вы, означенный капитан Франсиско де Орельяна, свершите да исполните вышеизложенные поручения и выполните каждое из них в полном соответствии со смыслом тех статей, каковые приводятся выше [|и возьмете на себя обязательство] соблюдать изданные его величеством Новые законы и установления, равно как и прочие услония, кон ниже будут указаны, мы обещаем даровать и пожаловать вам следующие милости:

Во-первых, я даю вам — капитану Франсиско де Орельяне — [свое] согласие и соизволение открыть и заселить во славу его величества и от имени королевской короны Кастилии и Леона сказанное речное побережье по левую руку от устья реки, в которую вы должны войти [по направлению] к берегам реки Ла-Платы, не выходя за пределы, очерченные его величеством.

Далее: чтобы воздать вам должную честь, мы, являясь исполнителями воли господа бога нашего, обещаем пожаловать вам титул правителя и генерал-капитана тех земель, что вы от правых берегов упомянутой реки и на двести лиг (То есть немногим более 1000 км (от устья Амазонки до Ла-Платы — около 4000 км)), отмеренных напрямик, откроете и кои изберете сами в течение трех лет по прибытии вашей армады в ту землю на все дни вашей жизни, и кладем вам жалование в пять тысяч дукатов в год. Вы получаете право на сие вознаграждение с того дня, когда поднимете паруса в порту Санлукар-де-Баррамеда, чтобы пуститься в означенное путешествие. Оное жалование должно вам выплачиваться из доходов и прибыли, взимаемых в пользу его величества с земель и провинций, таким образом открытых и заселенных. Если же в оговоренный срок в них ни доходов, ни прибыли не окажется, его величество не будет обязано выплачивать вам что-либо из обещанного.

Если вы паче чаяния, помимо сказанных берегов, откроете еще какие-нибудь земли, вы должны вершить на них правление и справедливость, покуда его величество не прикажет чего-нибудь иного.

Далее: вам жалуется также титул аделантадо тех земель, которые вы откроете на сказанном побережье, коего вы будете, [177] таким образом, правителем; сие звание жалуется вам, а также вашему наследнику-преемнику, коего вы сами назовете.

Точно так же мы жалуем вам должность главного альгуазсила (Главный альгуасил — высший полицейский чин на завоеванных землях) сказанных земель, — вам и после вашей кончины — вашему сыну, коего вы сами назовете.

Далее: мы позволяем вам в совете да в согласии с должностными лицами его величества в названной земле построить в сих владениях, в наиболее подходящих для того областях и местностях, две крепости из камня, потребные по вашему мнению да по мнению сказанных наших должностных лиц для охраны и умиротворения упомянутой земли. Мы жалуем вам также постоянное ими управление — и это вам и вашим наследникам да потомкам — с годовым жалованьем в сто пятьдесят тысяч мараведи на каждую из сказанных крепостей 5. Вы получаете право на сие жалованье лишь после того, как каждая из них будет отстроена, закончена и завершена [постройкой] на глазах у всех сказанных наших должностных лиц. Эти крепости вы обязаны возвести за свой собственный счет, причем ни его величество, ни короли, которые за ним воцарятся, не будут обязаны оплачивать вам то, что вы на означенные крепости издержите.

Далее: в возмещение понесенных вами издержек я жалую вам двенадцатую долю тех доходов и прибылей 6, которые его величество будет получать ежегодно с открытых и заселенных вами в соответствии с настоящей капитуляцией земель и провинций, однако при том условии, что [доля сия] не превышала бы в течение года одного куэнто (Куэнто — сумма в один миллион мараведи) в расчете на мараведи; льгота сия жалуется вам и вашим наследникам навечно.

Далее: мы даруем вам или тому, кто будет вами уполномочен, разрешение и право вывезти из сих королевств или из королевства Португалии, или из Гвинеи и с островов Зеленого Мыса на сказанную землю восемь рабов негров, провоз каковых освобождается нами от всех пошлин и сборов 7.

Далее: мы освобождаем вас и всех, кто едет сейчас вкупе с вами в названную землю, а также тех, кто впоследствии переселится туда на жительство, от каких бы то ни было налогов либо пошлин на срок в ближайшие десять лет, кои исчисляются и исчитываются со дня заключения настоящей капитуляции; и далее: вы и означенные лица освобождаетесь также от сбора “альмохарифазго” (В средневековой Испании словом арабского происхождения альмо-харифазго” (almojarifazgo) назывался таможенный сбор) на все то, что вы везете с собой для устройства и обстановки своих домов в названных землях. [178]

И так как император-король, мои государь, получив сведения, вынудившие его в силу необходимости озаботиться составлением различных распоряжений, содействующих улучшению правления в Индиях, хорошему обращению с тамошними индейцами да отправлению справедливости, приказал издать соответствующие законы и указы, каковые по всей форме и за подписью Хуана де Самано, секретаря его величества, мы прикажем вам вручить, вы обязаны во всем и во что бы то ни стало соблюдать упомянутые законы и постановления в соответствии да согласии с тем, что во всех них и в каждом из них в отдельности содержится, а также строго [исполнять] прочие предписания, кои излагаются и следуют ниже.

Вам надлежит выбрать расположение и места для возведения поселений, которые вы должны построить с таким расчетом, чтобы оные не причиняли бы никакого вреда туземным жителям сказанной земли. Если же так сделать не удастся, то следует уступить желаниям сказанных индейцев или поступить так, как посоветует веедор (Веедорами (veedores — от испанского глагола veer — наблюдать) именовались постоянные инспекторы или контролеры короны, наблюдавшие за деятельностью правителей в Индиях), который поедет с вами, чтобы следить за тем, как вы исполняете условия данной капитуляции, а также так, как всего разумнее покажется упомянутым духовным особам.

Далее; вам и всякой особе из тех, что вместе с вами поедут, запрещается под страхом смертной казни и лишения всего состояния отбирать у индейцев мужних жен, дочерей и каких-либо других женщин, а также отнимать у них золото, серебро, хлопок, перья, [драгоценные] камни и другие вещи, находящиеся в их — названных индейцев — собственности, если только таковые [вeщи] не будут выменены и оплачены посредством каких-либо других равноценных, причем сии обмен да оплата производятся под наблюдением и досмотром упомянутого веедора и духовных особ. Но в случае, если у вас выйдет вся еда, которую вы и едущие вместе с вами люди с собой возьмете, и вы получите разрешение [на обмен), вы можете просить ее [еду] у сказанных индейцев за выкуп, давая им за нее какую-нибудь вещь. Когда же у вас выйдут и сии [вещи], вы должны просить у них [индейцев] сказанную пищу путем уговоров, добрых слов и убеждения и ни в коем случае не отнимать у них оную силой. Если же случится так, что все описанные средства и другие, кои сказанному веедору, духовным особам и вам покажутся подходящими, будут испробованы, то, испытывая крайнюю нужду, вы можете, разумеется, добывать оную пищу там, где вам удастся ее обнаружить.

Далее: ни под каким предлогом и ни в каком виде не следует вести с индейцами войны, не давать им на то повода, и если [179] уж сражаться, так только лишь во здравом размышлении, достойном случая, и единственно для собственной защиты. Но прежде всего мы приказываем, чтобы им дали бы понять, что мы вас посылаем лишь для их наставления и обращения, а не затем, чтобы сражаться с ними, но, наоборот, — чтобы они смогли бы познать истинного бога и нашу святую католическую веру и пришли бы к повиновению, коим они нам обязаны. И паче чаяния индейцы окажутся настолько спесивы, что, пренебрегши увещаниями да предложениями мира, с которыми вы к ним обратитесь, все-таки пойдут на вас с войной, вы, не располагая иным средством, чтобы уберечься и защититься от них, кроме как пойти на ссору с ними, должны совершить сие последнее с наивозможно большей осмотрительностью и выдержкой, отбившись от них с наименьшей кровью и ущербом, насколько сие окажется в ваших силах. Все одежды, украшения и прочие вещи, кои будут у них отобраны, за исключением оружия как наступательного, так и оборонительного, вы и те, кто вместе с нами отправляется, должны собрать и возвратить этим индейцам, сказав им [при этом], что вы не желали им ущерба, который они понесли, что сие случилось по их собственной вине и из-за их к нам недоверия и что вы отсылаете им сии вещи, так как оные есть неотъемлемая их собственность, ибо вы не хотите ни убивать их, ни притеснять, ни лишать принадлежащего им добра, а лишь желаете их дружбы да покорности на службе богу и его величеству. И коль скоро вы поступите сказанным образом, то оные индейцы воспылают большей верой и доверием ко всему тому. что вы им сказали, либо скажете.

Далее: если какой-либо испанец убьет или ранит какого-нибудь индейца, он должен быть наказан в соответствии с законами сиих королевств без малейшего снисхождения к тому, что преступник является испанцем, а убиенный, либо раненый — индейцем.

Далее: после того как вы умиротворите страну, вы должны определить для каждого индейского селения то количество еды и провианта, кое оное поставлять обязано, и разделить продовольствие и подати, кои сказанные индейцы должны поставить, между испанцами, которые заселят упомянутую землю, распределив все доходы в согласии со сказанными законами, причем самую главную долю (cabeceras mas principales) вы обязаны выделить в пользу королевской короны.

И так как воля его величества, как то из сказанных законов следует, состоит в том, чтобы все индейцы состояли бы под нашею защитой, дабы все они уцелели и были бы обучены таинствам святой нашей католической веры, вы не должны разрешать ни одному из испанцев помыкать индейцами, обижать оных, мешать их обращению в христиан, брать у них что бы там ни было, если только оное не обменено в ранее указанном мною порядке. [180]

Далее: если произойдет такой, случай, что какой-нибудь сеньор или вождь сказанной земли, прослышавши о его величестве, коему обязан он повиновением, по собственной воле пожелает отослать его величеству какой-нибудь подарок, то вы можете этот подарок принять и отошлете его в целости да сохранности его величеству.

В заключение настоящей капитуляции объявляю вам: коль скоро вы — сказанный капитан Франсиско де Орельяна — осуществите все вышеизложенное за собственный ваш счет сообразно смыслу и букве того, что выше приводится, — коль скоро вы будете блюсти и исполнять, а также и заставлять блюсти и исполнять все [положения], содержащиеся в новых законах и постановлениях и прочих вышеприведенных распоряжениях, равно как и инструкции, кои впредь мы соблаговолим издать и сочинить для упомянутой земли, заботясь о хорошем обхождении с ее коренными жителями и о скорейшем обращении их в нашу святую католическую веру, я говорю и обещаю, что сия капитуляция вместе со всеми содержащимися в ней условиями будет соблюдена в отношении вас целиком и полностью в согласии со смыслом всего вышеизложенного.

Но коль скоро вы не совершите и не исполните того, [о чем ранее шла речь], его величество не будет обязано ни соблюдать, ни выполнять сей договор, ни какое-либо из указанных в нем условий, но, более того, — прикажет покарать вас и обойтись с вами, как с человеком, который не соблюдает и не выполняет, а нарушает предписания своего короля и повелителя.

В подтверждение сказанного мы повелеваем выдать [вам на руки] настоящую капитуляцию, подписанную собственноручно мною и заверенную Хуаном де Самано, секретарем его величества.

Дано в городе Вальядолиде в 13-й день февраля месяца 1544 года,

Я — принц.

Заверил:

де Самано,

подписали:
епископ Куэнский. и Гутьерре Веласкес, Грегорио Лопес и Сальмерон.

[III]

В городе Вальядолиде 18 числа февраля месяца 1544 года передо мною Очоа де Луайяндо, эскривано их величеств (Под “их величествами” разумеются Карл I (V) и его мать — королева Хуана Безумная. Формально Карл I был соправителем своей матери; единоличным же королем он был всего лишь несколько месяцев — с апреля 1555 и по январь 1556 г., когда он отрекся от престола в пользу своего сына Филиппа.) [181] и перед нижепоименованными свидетелями предстал Франсиско де Орельяна и заявил [следующее]:

Поскольку принц, сеньор наш, повелел заключить с ним [Орельяной] упомянутую капитуляцию о завоевании и заселении неких земель и провинций, кои приказано именовать и прозывать впредь “Провинцией Новая Андалузия” (оная капитуляция занесена выше в настоящую книгу), поскольку эта капитуляция содержит и подробно излагает ряд условий, которые он [Орельяна] повторил, постольку он взял на себя обязательство и обязался иметь в виду, соблюдать и исполнять все то, что упомянутая капитуляция ему вменяет в обязанность соблюдать да исполнять, в том числе — Новые законы и указы, изданные его величеством (ему известно также о необходимости получения оных от секретаря Хуана де Самано), и все прочие инструкции да предписания, кои издадут в будущем их величества, (обязался соблюдать оные] под страхом кар, предусмотренных упомянутой капитуляцией и Новыми законами, инструкциями и всяческими предписаниями.

Он также будет сие иметь в виду, соблюдать да исполнять, отвечая своей собственной особой и своим имуществом — движимым и недвижимым, имеющимся сейчас, и тем, которое у него будет; предоставит полную власть всем и каждому в отдельности из судей (jueces) и присяжных (justicias) (В данном случае судьи, обладавшие различной юрисдикцией. В широком смысле судьями (jueces) назывались вообще коронные должностные лица) их величеств, вне зависимости от того, являются ли они таковыми в сих королевствах и владениях или в Индиях, или на островах и на материковой земле, лежащей в море-океане; и какой бы юрисдикцией они не обладали, он отдаст себя в их распоряжение, тем более, если оная будет принадлежать сеньорам из Совета [по делам] Индий, либо должностным лицам, кои местопребывают в городе Севилье в Торговой палате Индий, отказываясь — и тот отказ он еще раз подтверждает — от своей собственной юрисдикции, власти и закона Sit convenerit de juricditione 8 (в пользу приговора соответствующего суда], каким бы строгим по закону, кратким и решительным он ни был. Он подчинится, таким образом, окончательному приговору судьи, который вынесет тот приговор, и будет считать оный приговор целиком и полностью справедливым и одобрит его.

Итак, он отрекся от каждого и любого из законов, привилегий и прав, кои могли бы быть истолкованы в его пользу, а также от законов и прав, ставящих под сомнение самое отречение.

Подтверждая все вышеизложенное, он [Орельяна] передо мною — сказанным эскривано — и ниже поименованными свидетелами [182] объявил о принятии [сих условий] и было сие совершено в названный день вышеуказанных месяца и года в присутствии свидетелей

Мартина де Раймона, и Кристобаля Мальдонадо [де Сеговия], и Андреса Наварро.

И в подтверждение оный проставил тут свое имя:

Франсиско де Орельяна.

Комментарии

1. Больших трудов стоило Орельяне добиться королевской капитуляции — документа на право завоевания и колонизации Новой Андалузии (так было приказано именовать впредь открытые им земли). (До этого в 1508 г. Новой Андалузией было названо также северное побережье теперешней Колумбии, патент на завоевание которого получил открывший эту территорию испанец Алонсо Охеда.) Орельяна прибыл в Вальядолид, тогдашнюю столицу Испании, только в середине мая 1543 г., потому что то ли из-за бури, то ли из-за повреждения судна был принужден высадиться в Лиссабоне. Король Португалии Жуан III задержал его на две-три недели и предложил перейти на португальскую службу, но Орельяна отказался. На первых порах домогательства Орельяны были встречены в Совете по делам Индий холодно: чиновники опасались. что река, которую он открыл, протекает по португальской территории. (См. комментарий 4). Но когда они пришли к выводу, что это Мараньон, секретарь Карла I Хуан де Самано заявил, что экспедиция туда не покроет издержек. Лишь после того как Орельяна представил подробный отчет о своем плавании, после того как вопреки ожиданиям на него было дано положительное заключение Совета по делам Индий и после того, как Орельяна отвел от себя обвинения в предательстве, семнадцатилетний принц Филипп (будущий король Филипп II), правивший страной в отсутствие своего отца Карла I (V) — германского императора, подписал 13 февраля 1544 г. публикуемую капитуляцию. Документ этот, своего рода шедевр чиновничьей премудрости, был сочинен в недрах Совета по делам Индий.

Совет по делам Индий, или Индийский совет (Consejo de las Indias), венчал собой бюрократическую и громоздкую систему управления заморскими территориями и был верным орудием разбойничьей колонизаторской политики испанской короны. Сначала заморскими территориями ведала Торговая палата Индий (Casa de Contratacion de las Indias), учрежденная в Севилье еще в январе 1503 г. Однако к 40-м годам XVI в., о которых идет речь, за ней остались лишь надзор за торговлей с колониями, сбор географических сведений, составление карт и кое-какие функции фискального порядка. Королевским указом 1539 г. в ее компетенцию были переданы судебные дела, имевшие отношение к колониальной торговле и судоходству, я также к уголовным преступлениям, совершенным в Индиях (указ этот лег в основу той части “Обязательства Орельяны о соблюдении условий капитуляции”, в которой говорится о юридической ответственности последнего). Совет по делам Индий, окончательно оформившийся и получивший свое название в 1511 г. при Фердинанде, при Карле I был четырежды реорганизован (в 1518, 1520, 1534 и в 1542 гг.) и наделен почти беспредельными полномочиями. Он организовывал военные экспедиции, назначал и смещал правителей и высших чиновников новооткрытых земель, направлял и контролировал их деятельность, занимался колониальным законода тельством, вершил, будучи высшей апелляционной инстанцией, суд и расправу и т. д. и т. п. Состоял он из президента, восьми советников, хранителя печати, прокурадора и прочих чиновников — эскривано, секретарей и др.

Первые капитуляции относятся ко времени завоевания Канарских островов, то есть к 70-м, 80-м годам XV столетия, когда Испания (тогда — Кастилия) делала первые робкие шаги на бескрайних океанских просторах и еще не помышляла о мировом господстве. Со времени капитуляции в Санта Фе (17 апреля 1492 г.), составленной накануне знаменитого путешествия Христофора Колумба, открытие новых земель перестало быть в диковину, и капитуляции утратили свой уникальный характер.

“Католические короли” — Фердинанд и Изабелла, а вслед за ними и их внук Карл I старались приобретать заморские владения и новых подданных на доброхотные даяния севильских купцов и силами своекорыстных конкистадоров: ведь испанская казна неизменно пустовала по причине беспрестанных войн (Карл I за 39 лет своего царствования вел войны на протяжении 37 лет) и непомерных трат на содержание самого пышного в Европе двора. Поэтому, раздавая подобные капитуляции, испанские короли ничем не поступались, нисколько не рисковали, но обретали “неоспоримые”, “законные” права на чужие земли и на львиную долю грядущих барышей: все титулы, должности, привилегии и доходы, ими жалуемые, оказывались чистой фикцией (причем обещания эти, как правило, нарушались самой короной), а немалые затраты, тяготы и риск, связанные с дорогостоящим снаряжением экспедиций, с опасным плаванием через океан и в первую очередь с эавоеванием неведомых краев, были осязаемы и реальны. Редко кто из конкистадоров умирал собственной смертью — погиб на пороге своей вожделенной Новой Андалузии и капитан Франсиско де Орельяна. Со временем капитуляции становились все менее щедры на обещания, но зато предусматривали все более строгий контроль со стороны короны за деятельностью будущих правителей и все скрупулезнее регламентировали их деятельность (рассматриваемая капитуляция наглядный тому пример).

Не оставались в долгу и конкистадоры. Находясь поистине на краю света, за тысячи лиг от Испании, они не слишком связывали себя параграфами королевских указов и капитуляций, и если с чем и сообразовывали свои поступки, так только лишь с собственными интересами и выгодой. Своего апогея эта явная и в то же время скрытая борьба между короной и конкистадорами — двумя главными силами в конкисте, борьба между двумя разбойниками за обладание добычей, достигла в 40-е годы XVI столетия.

В те годы испанская колониальная политика переживала глубокий кризис. Во всех этих опустошенных донельзя заморских Малых и Новых Испаниях (о. Эспаньола и Мексика), Новых и Золотых Кастилиях (Перу, Колумбия, Венесуэла), Новых Галисиях и Гранадах (Зап. Мексика и Колумбия) не сеяли и не жали, и они не только не давали прибылей, но и не в состоянии были прокормить испанских поселенцев, которые по иронии судьбы умирали с голоду среди награбленных сокровищ. Бессмысленное истребление, непосильный рабский труд, ужасные эпидемические заболевания, завезенные из Европы, способствовали катастрофическому вымиранию туземного населения. Перуанские индейцы еще продолжали борьбу; на Антильских островах, в Мексике, Чили — повсюду индейские восстания следовали одно за другим. Конкистадоры в Перу резали друг друга из-за добычи; междоусобицы и смута — удел обманутых в надеждах, озлобленных искателей легкой наживы — захлестнули Индию. Не одному Лас Касасу — неукротимому противнику рабства, но и Совету по делам Индий стало ясно, что без перемен не обойтись. И корона, ханжески маскируя свои намерения “заботой” об индейцах, решила разделаться с конкистадорской вольницей: “…император, проведавши о беспорядках в Перу да о дурном обращении, коему подвергали индейцев, пожелал навести порядок в сем деле как король справедливый и ревностный в отношении служения богу и блага людей…” (Гомара). Для выработки нового колониального законодательства была учреждена комиссия во главе с кардиналом Гарсия де Лоайса, в которую входили как раз те, кто впоследствии составил и подписал капитуляцию Орельяны. По словам того же Гомары, члены комиссии “составили, хотя и не со всеобщего одобрения, свод из сорока [двух] законов, кои нарекли установлениями (ordenanzas), и император оные утвердил своею подписью в 20-й день ноября, года 1542-го в Барселоне” (т. е. накануне прибытия Орельяны в Санто-Доминго по пути в Испанию).

Смысл этих Новых законов (Leyas Nuevas) состоял в том, чтобы, изъяв по мере возможности индейцев из-под власти конкистадоров, убить тем самым двух зайцев; во-первых, приостановить в колониях процесс обезлюдения, грозивший лишить прииски, копи и проч. рабочей силы, и, во-вторых, подорвав могущество конкистадоров, чувствовавших себя в своих владениях независимыми царьками, упрочить на местах королевскую власть. Однако, снижая подати, взимаемые с индейцев, вводя кары за их убийство, ограничивая частное рабовладение, упраздняя на будущее репартимьенто (пожалования в земле и индейцах), предусматривая возврат прежних пожаловании после смерти владельцев и отбирая их у писарристов, Новые законы, разумеется, не посягали на самую фактически рабовладельческую систему, остававшуюся еще долгое время незыблемой, — дело по существу шло о пересмотре невыгодного для короны положения вещей. (Новые законы вызвали со стороны конкистадоров бурю протеста. дело дошло до кровавых беспорядков, а в Перу — до открытого антиправительственного мятежа во главе с Гонсало Писарро, и корона вскоре была вынуждена отказаться от проведения их в жизнь.)

Объявление же индейцев “свободными подданными его величества” позволяло обложить их налогами и увеличить доходы казны, точно так же, как провозглашение индейцев “свободными людьми” (это было предпринято церковью в начале XVI в. и подтверждено папой Пием III в 1538 г.) позволило приобщить их к “истинной вере христовой” и взимать с них десятину и прочие церковные сборы. Такова причина лицемерной “заботы” испанской короны о “благе” индейцев, характерной и для публикуемой капитуляции, которая отдает тех же индейцев на попечение и произвол алчных и жестоких завоевателей, провозглашает непререкаемой истиной обязанность индейцев служить испанскому королю и платить ему подати, содержит многочисленные юридические, “законные” лазейки для обхода декларированных принципов.

В свете сказанного понятно, сколь несвоевременными оказались некоторые просьбы, с которыми обратился к королю Орельяна в своем прошении (1553 г., дата не помечена), в частности такая: “И поскольку число стран сих велико и принадлежат оные разным племенам и могут быть исследованы, заселены да обращены в нашу католическую веру только при условии тесного общения с испанцами и с духовными особами да монахами, пускай предоставят мне свободу разделить сию страну на репартимьенто [т. е. на поместья], ибо только так смогу я оную исследовать да заселить, а именно — разделив ее меж теми, кто пойдет со мной; и никоим другим способом невозможно установить, какую дань [тамошние индейцы] выплачивать обязаны”.

Соображениями выгоды, а отнюдь не миролюбием, а также бесчисленными прецедентами подсказаны даваемые в капитуляции советы “остерегаться разрыва и ссор с индейцами”, “ни под каким предлогом и ни в каком виде не следует вести с индейцами войны”, запрещения “под страхом смертной казни и лишения всего состояния отбирать у индейцев мужних жен, дочерей и каких-либо других женщин”, “учинять что-либо во вред какому-нибудь другому конкистадору, забредшему не в свое губернаторство, равно как и “вторгаться да вступать в какую бы то ни было область из тех, что он [т. е. другой конкистадор] открыл или заселил”, и т. д. и т. п.

Не менее своеобразен и вместе с тем типичен для своего времени этот документ и с географической точки зрения. В нем ничего или почти ничего не говорится о местонахождении Новой Андалузии и реки, по которой плыл Орельяна. И только случайное упоминание о реке Ла-Плате — единственная на весь документ географическая точка опоры — позволяет строить на этот счет кое-какие предположения (см. на стр. 170 два абзаца, начиная со слов “Во-первых, я даю вам — капитану Франсиско де Орельяне…”).

Было бы, однако, неверно объяснять это географической неосведомленностью, хотя Совету по делам Индий и было известно о реке Орельяны, конечно, не больше, чем самому Орельяне, а последний не стремился к ясности. Вспомним, что в своем отчете, по словам Эрреры, “Орельяна утверждал, что то была не река Мараньон”, а в своем прошении вообще ничего определенного на этот счет не говорил. По-видимому, он полагал, что упоминание о Мараньоне повредит ему в его хлопотах: ведь формально Мараньон был открыт не им, да к тому же еще в 1531 г. пожалован Диего де Ордасу. Совет по делам Индий, который в своем заключении все же предполагает, что речь идет о Мараньоне, намеренно умалчивает о нем, а также о местонахождении Новой Андалузии. Дело в том, что в соответствии с испано-португальским разделом мира (см. комментарий 4) восточный выступ Южной Америки, т. е. побережье Бразилии, и, следовательно, устье Мараньона (т. е. Амазонки) принадлежали Португалии, и одно лишь упоминание о Мараньоне могло привести к испано-португальскому конфликту, который был особенно нежелателен, поскольку в 1542—1544 гг. Карл I вел войну с Франциском I французским. (Опасения такого рода содержатся в “Заключении Индийского Совета по поводу прошения капитана Франсиско де Орельяны”).

В сокращенном виде “Капитуляция об исследовании, завоевании и заселении Новой Андалузии” была опубликована в собрании Муньоса (1867 г., том 7) и полностью была напечатана впервые в Coleccion de documentos ineditos relativos al descubrimiento, conquista y organizaci?n de las antiguas posesiones espanolas de America y Oceanla (tomo 23, Madrid, 1875). Подлинник этого документа хранится в испанском Архиве Индий. Публикуемый перевод выполнен по тексту упомянутой публикации X. Эрнандеса Мильяреса (1955 г.).

2. По этому поводу в упомянутом прошении Орельяны говорится следующее: “В первую очередь я возьму с собою в названную страну сих Индий, земель, островов и материковой земли за свой счет 500 людей и 200 лошадей, и с этими людьми я заберу монахов, кои известны своей примерной жизнью и коих ваше высочество соизволит избрать (монахи-миссионеры для посылки в Индии назначались Советом по делам Индий и состояли на службе у военных властей), ибо [с такими силами] страна сия может быть исследована и заселена, и я размешу оных [людей] в областях да местах, наиболее для этого удобных”.

3. Испанские, португальские и прочие колонизаторы совершали разбойничьи набеги на так называемых “диких” индейцев, т. е. индейцев, не принадлежавших какому-нибудь определенному владельцу, и использовали их для каторжной работы в серебряных рудниках (позже и на плантациях) либо продавали в рабство. Настоящая глава капитуляции имеет целью воспрепятствовать незаконной торговле индейцами и опустошению огромных пространств. Здесь — в Капитуляции на право завоевания Амазонии — эта предусмотрительность чиновников из Совета по делам Индий выглядит поистине пророческой: в Амазонии, как ни в одной другой части Нового Света, охота за рабами приняла такие неслыханные размеры, что коренное ее население за какие-нибудь несколько десятилетий было почти полностью истреблено или погибло в неволе.

4. Борьба между Кастилией и Португалией в XV—XVI веках за преобладание в “море-океане” и за право владения заморскими территориями как уже открытыми, так и могущими быть открытыми имеет свою долгую и сложную историю.

Вначале не только на море, но и на дипломатической арене в этой борьбе первенствовала Португалия, добившаяся в середине XV в. от римских пап Николая V, Каликста III и Сикста IV (по средневековым представлениям, римские папы формально считались верховными владыками всей земли и за ними признавалось право пожалования земель светским государям) ряда булл, по которым португальские короли получали права на Африку, на земли вплоть до Индии и наконец (по булле “Acterni Regis”, от 21 июня 1481 г., подтвердившей португало-кастильское соглашение 1479 г. в Алькасовасе) — на все земли, расположенные к югу от Канарских островов (по тому же соглашению Португалия признавала права Кастилии на Канарские острова).

Однако к концу XV в. обстоятельства переменились. С упрочением внутриполитической обстановки и с централизацией королевской власти, в эпоху “католических королей” — Фердинанда и Изабеллы, международный престиж Испании поднялся. Этому способствовало также открытие Колумбом в 1492 г. новых многообещающих земель. “Католические короли”, озабоченные закреплением за испанской короной новооткрытых земель, получили в 1493 г. от своего ставленника папы Александра VI Борджия (испанца по происхождению) одну за другой четыре буллы, последовательно расширявшие испанские морские владения и устанавливавшие в меридиональном направлении в ста лигах (счет велся в римских лигах) к западу от островов Зеленого мыса демаркационную линию между испанскими и португальскими владениями, причем испанские владения простирались на запад от нее, а о португальских вообще ничего не говорилось (2-я булла “Inter Caetera” от мая — июня 1493 г.).

Эти буллы не отражали истинного соотношения сил между соперничавшими державами и поэтому дипломатические переговоры между Кастилией и Португалией привели 7 июня 1494 г. к заключению так называемого Тордесильясского договора о разделе мира, в котором Кастилии пришлось пойти навстречу Португалии и перенести демаркационную линию дальше на запад, установив ее в 370 лигах от островов Зеленого мыса. Как это видно из прилагаемой карты, демаркационная линия, проходившая по 46°30′ з. д., отдавала Португалии посточную часть тогда еще не открытой Бразилии и, следовательно, устье реки Амазонки и в дальнейшем послужило поводом как для многочисленных испано-португальских споров вообще, так и для осложнений, связанных с двумя экспедициями Орельяны на Амазонку, в частности.

В начале ХVI века, в особенности после кругосветного плавания Магеллана (1519—1522), на повестку дня был поставлен вопрос о второй демаркационной линии, которая разграничивала бы испанские и португальские владения на востоке (с морями, землями и островами Дальнего Востока европейцы познакомились лишь в первой четверти XVI в.). После шестилетних переговоров 22 апреля 1529 г. в г. Сарагосе было заключено новое соглашение, явившееся дополнением к Тордесильясскому договору. По Сарагосскому договору западная граница испанских владений должна была проходить в 17° к востоку от островов Пряностей — Молуккских островов, свои права на которые Карл I уступил португальскому королю за 350 тысяч золотых дукатов.

Эти два договора, несмотря на всю условность и приблизительность установленных ими границ, регулировали испано-португальские колониальные отношения до 1777 г., когда они были признаны утратившими силу (фактически они устарели уже к началу XVII в. в связи с выходом на мировую арену новых колониальных держав — Англии, Голландии и Франции), и сыграли немалую роль в истории Великих географических открытий и колонизации Африки, Америки и Азии.

Выдвигая требование о соблюдении этих соглашений, настоящая капитуляция заведомо их нарушает (ведь территория Новой Андалузии относится к владениям Португалии). Ясно, что требование это вставлено в нее лишь для отвода глаз.

5. В прошении Орельяны в Совет по делам Индий по этому поводу сказано следующее: “Пусть [его величество] пожалует мне начальствование над четырьмя крепостями, что в той стране возвести следует … и эти должности с жалованьем в 1800 дукатов в год сохранит для меня и моих наследников”. Интересно отметить, что корона, неуклонно проводя на деле линию на искоренение потомственных и феодальных привилегий конкистадоров, продолжала жаловать их в капитуляциях.

6. Орельяна испрашивал разрешения “удерживать одну десятую часть”.

7. Для замены вымиравшего коренного населения в Новый Свет со второй четверти XVI в. стали систематически ввозиться по королевским лицензиям и особым соглашениям — асиенто — негры-рабы, которые были более сильными и выносливыми, нежели индейцы. Наследственное рабство негров (во времена Орельяны их, подобно скоту, клеймили раскаленным железом) было узаконено королевским указом от 11 мая 1526 г. и на протяжении веков признавалось бесспорным (в Бразилии оно было отменено лишь в 1888 г.). К началу XIX в. в Америку их было вывезено столько, что они стали одним из основных этнических элементов ее населения (по Гумбольдту, к этому времени их вместе с мулатами насчитывалось свыше 6104000 чел.).

Орельяна просил у короля позволения “взять из сих королевств да из португальских владений 200 негров, освобожденных от всяких пошлин, ибо ни теперь, ни в будущем, ни под одним, ни под другим видом не будет в той стране никаких иных рабов”.

8. Латинская фраза Sit convenerit de jurisditione является началом соответствующего закона и в переводе означает примерно следующее: “Да изберет ответчик сам себе юрисдикцию”. Речь идет о юридическом принципе, применявшемся в то время в испанском праве и подтвержденном королевским распоряжением от 10 августа 1539 г., согласно которому ответчик в определенных пределах сам мог избрать для себя суд, по какой-либо причине его более устраивавший. Из настоящего документа лишний раз явствует, что коронные чиновники, принуждая своих контрагентов отказываться от прав, гарантированных им законами, тем самым лицемерно прикрывали отъявленное беззаконие.

АКТ ОБ ОБСЛЕДОВАНИИ АРМАДЫ АДЕЛАНТАДО ДОНА ФРАНСИСКО ДЕ ОРЕЛЬЯНЫ И ОБ ЕЕ ОТПЛЫТИИ К АМАЗОНКАМ

Санлукар-де-Баррамeда, 9 мая 1545 год.

В порту Баррамеда города Санлукара-де Баррамеды в субботу на девятый день мая месяца, года от рождества Спасителя нашего Иисуса Христа 1545-го, пребывая на борту каравеллы, именуемой “Гуадалупе”, в присутствии досточтимого отца брата Пабло де Торреса, главного наблюдателя (veedor general), приставленного его величеством к армаде, направляющейся к амазонкам под началом генерал-капитана аделантадо дона Франсиско де Орельяны, в присутствии Херонимо Родригеса, смотрителя кораблей (Смотрителем, или обследователем, кораблей (visitador de las naos), назывался специальный чиновник, наблюдавший за снаряжением кораблей, отплывавших в Индии, за комплектованием экипажей и выполнением соответствующих законов и частных постановлений), отплывающих в Индии, и и моем — Хуана де Эрреры, эскривано его величеств, и в присутствии нижеподписавшихся свидетелей названный Херонимо Родригес представил мне, упомянутому эскривано, предписание сеньоров правительственных судей (los senores jueces oficiales) (То есть чиновников) из Торговой палаты Индий, имеющих своим местопребыванием Севилью, содержанием коего является то, что засим следует: [194]

Предписание должностных лиц [смотрителю кораблей] Херонимо Родригесу вместе с наблюдателем Пабло де Торресом о производстве досмотра [на кораблях армады Франсиско де Орельяны]

Мы, правительственные судьи их августейших католических величеств, местопребывающие в сем благороднейшем и верноподданнейшем городе Севилье, в Торговой палате Индий и море-океана, доводим до вашего — Херонимо Родригеса, именем их величеств смотрителя кораблей, сообщающихся с Индиями, — сведения, что в то время, когда мы по уполномочию принца, нашего сеньора, навестили корабли из армады аделантадо дона Франсиско де Орельяны, мы обнаружили, что оному [Орельяне] как для названных кораблей, так и для людей, коим предстоит отправиться с названной армадой, недостает некоторых вещей [из оснастки и снаряжения], коими следует запастись. Ему [Орельяне] было приказано позаботиться о необходимом снаряжении да оснастке. В настоящее время снаряжение оных кораблей должно уже быть завершено и они должны быть готовыми к выходу в море.

А посему мы повелеваем вам соединиться вместе с названным досточтимым отцом и братом Пабло де Торресом, главным наблюдателем названной армады, и посмотреть, запасены ли те вещи, кои мы в сей ведомости перечисляем как подлежащие запасанию. Коли вы обнаружите, что оные находятся в наличии, вы можете позволить ему [Орельяне] поднять паруса, однако же проследите за тем, чтобы на сказанные корабли не попал бы и не проник бы на них ни в качестве кормчего либо маэстре, ни в каком-либо ином качестве ни один человек, который был бы французом, англичанином либо португальцем 2. Что же касается лошадей, коих должен он с собою захватить, то, хоть и обнаружите, что число их недостаточно, не чините ему никаких препятствий к путешествию 3. В отношении же всего прочего, если оное не окажется в нужном количестве, соответствующем тому, что мы приказали и повелели, не отпускайте его, а немедленно уведомите нас о том для принятия надлежащих мер.

Дано в сказанном городе Севилье

в 5 день мая месяца 1545 года.

Франсиско Тэльо. Диего де Capaoe. Хуан де Альманса.

По приказанию их милостей:

Хуан де Лескано, эскривано.

Засим, по представлении вышеприведенного предписания и во исполнение оного, сказанный Херонимо Родригес в сопровождении упомянутого брата Пабло де Торреса и в моем — названного эскривано — присутствии приступил к обследованию каравеллы, носящей имя “Гуадалупе”, которая должна следовать в составе армады названного аделантадо к амазонкам, и произвел во время сказанного обследования следующие дознания. [195]

[Обследование каравеллы “Гуадалупе” и показания свидетеля]

По всей форме, предусмотренной законом, была взята присяга с некоего человека, который звался Кристобалем Гальего по имени и подвизался на упомянутой каравелле. Ему было велено, памятуя о присяге, отвечать одну лишь правду на вопросы, которые ему будут предложены, и он сказал, что будет отвечать правду под присягою, каковую и произнес.

Его спросили, кем он на названной каравелле служит, и он ответил, что служит на ней [в качестве] маэстре.

Его спросили, сколько сухарей у него имеется на упомянутой каравелле для пропитания людей на протяжении упомянутого плавания; он ответил, что у него нет никаких [сухарей], да и вообще ни крошки из провизии (niguno ni bocado de provision).

Его спросили под упомянутой присягою, сколько вина имеется на сказанной каравелле про запас, и он отвечал, что его имеется семь бот (Бота (bota) — бочка емкостью в 516 л.).

Его попросили под сказанной присягою отвечать и объявить сколько есть на сказанном корабле бобов и гороха, и он ответил что [имеется] две корзины бобов и две гороха.

Его спросили, был ли он проверен перед плаванием как маэстре, и он ответствовал, что не проходил проверки, но что его [проверял] Франсиско Лопес, старший кормчий, и что тот старший кормчий также не был испытан в качестве такового его величеством.

Его спросили, каким запасом уксуса располагает названная каравелла, и он отвечал, что оного имеется одна бота и двадцать кувшинов.

Его спросили, сколько имеется винной ягоды и изюму. На это он ответил, что сие ему не ведомо.

Его спросили, не берут ли с собой пассажиры что-либо из своего имущества, и он ответил, что на судно доставлены две кровати и один сундук, но что в нем заключено, он не знает.

Его спросили, сколько ломбард (Ломбарда — старинная пушка большого калибра, стрелявшая каменными или чугунными ядрами), пищалей (versos), пороха, копий, пик и прочего вооружения имеется на каравелле, и он ответил, что ничего из перечисленного на каравелле нет.

Его спросили, оснащена ли сказанная каравелла парусами, и он ответил, что наполовину.

Его спросили, сколько у него имеется парусины для изготовления парусов, и он ответил, что оная отсутствует полностью.

Его спросили, сколько у него якорей и каната (cables). Он ответил, что у него четыре якоря и один канат новый, а другой — изношенный, кроме того, имеются веревки. [196]

Его спросили, сколько у него гиндалез (Гиндалеза (gindaleza) — плетеный трос толщиною в 12-25 см и длиною в 100 или более морских саженей — брасов (брас = 1,678 м)), и он ответил, что две.

Его спросили, какая у него [на судне] оснастка, и он ответил, что из эспарто. (Эспарто — волокнистое растение, произрастающее в Испании и в Сев. Африке, из которого изготовляют особо крепкие канаты и веревки, выделывают бумагу и т. д.)

Его спросили, хорошие ли у него [на судне] мачты и реи, и он ответил, что неплохие.

Его спросили, есть ли у него лодка (batel), и он ответил, что есть, но она требует починки и что у него к ней имеются лишь четыре весла.

Его спросили, сколько у него бот с водой, и он ответил, что пятнадцать.

Его спросили, сколько у него смолы, и он ответил, что один маленький бочонок.

Его спросили, сколько у него имеется пакли для конопачения, и он ответил, что пол-арробы.

Также он сказал, что следует еще построить [наблюдательный] мостик высотою в три локтя.

С сего человека была взята клятва, что он ничего не разгласит из того, что здесь сказывал.

Здесь на каравелле находится некий португалец, который назвался Хилем Гомесом; мать и отец его [живут] на Канарских островах, сам же он является кормчим сказанной каравеллы.

Его под присягой спросили, есть ли у него какие-нибудь инструменты кормчего (aparijos de piloto), и он ответил, что никаких.

Ему и маэстре задали вопрос о том, сколько матросов имеется на сказанной каравелле, и они под присягою ответили, что есть три [матроса], маэстро, контрамаэстре, кроме них — кормчий и еще четверо палубных матросов.

Спрошенный о том, сколько растительного масла имеется на каравелле, он под присягою ответил, что сорок кувшинов в пол-арробы каждый, что всего составляет двадцать арроб.

Его спросили, сколько вина везут с собой пассажиры. Он ответил, что эскривано погрузил на каравеллу для себя две бочки вина и до двух арроб сухарей.

Его спросили, сколько банок [с рыбой] есть на каравелле, и он сказал, что [рыбы] на судне имеется сто банок без двух, кроме того, есть одна корзина с миндалем и десять корзинок с винной ягодой и еще три совсем маленьких [с нею же].

Его спросили, сколько имеется на каравелле бочонков с анчоусами. Он ответил, что восемнадцать.

На вопрос о количестве муки он ответил, что ее имеется всего один бочонок. [197]

Его спросили о количестве сардин, и он ответил, что их на корабле не то бочка, не то бочонок… (Далее большая часть документа в переводе опущена. Она содержит протоколы обследования трех остальных кораблей армады Орельяны: “галисийского корабля”, именуемого “Сант-Педро”, “бретонского корабля” и “флагманского корабля”. Из опущенных протоколов, так же как и из приведенного, явствует, что на обследуемых кораблях не хватало людей, продовольствия, снаряжения и вооружения).

…Когда сие вышеописанное обследование четырех вышеупомянутых кораблей было завершено, все — упомянутый досточтимый брат Пабло де Торрес, сказанный смотритель Херонимо Родригес и свидетели, поставившие ниже свои подписи, — сошли на берег и направились в город Санлукар-де-Барромеду, дабы отыскать упомянутого аделантадо дона Франсиско де Орельяну, сообщить ему [о сем расследовании] и потребовать от него, чтобы он не выходил с сими указанными судами в море для следования в сказанное путешествие, покуда сеньоры судьи из Торговой палаты означенного города Севильи не рассмотрят [результаты] сего обследования и не предпримут по сему поводу того, что надлежит быть предпринятым. Однако его не нашли, и нам сказали, что он отправился на корабли. Упомянутый Херонимо Родригес пошел тем же вечером в сказанный порт Баррамеду на поиски названного аделантадо, дабы довести до его сведения упомянутое предписание, но на следующий день утром, то есть в воскресенье 10 мая вышеуказанного года, из сказанного порта Санлукара вернулся упомянутый Херонимо Родригес и сказал мне, названному эскривано, что в поисках упомянутого аделантадо он побывал на означенных кораблях, но оного так и не обнаружил.

Видя это, упомянутый Херонимо Родригес и я, сказанный эскривано Хуан де Эррера, тем же вечером, то есть в воскресенье 10 мая, обошли почти всех, сколько их ни есть, кормчих, обретающихся в городе Санлукаре и занимающихся выводом судов за пределы отмели, и под страхом лишения всего достояния повелели им не выводить ни всех вместе, ни какого-либо в отдельности из сказанных кораблей упомянутого сеньора аделантадо Франсиско де Орельяны без дозволения либо приказа упомянутых сеньоров судей, и они отвечали, что повинуются.

Однако на следующий день, то есть в понедельник 11 сказанного мая месяца в десять часов утра сказанные четыре вышепоименованных корабля вышли за отмель Санлукара и стали на якорь на внешнем рейде, на расстоянии почти двух лиг от названного города, и пребывали в сем состоянии вплоть до шести часов вечера, после чего наставили паруса и пустились в путь. [198]

Сказанный достопочтенный отец брат Пабло попросил меня, названного эскривано, удостоверить, что сказанные четыре корабля ушли без дозволения упомянутых сеньоров судей из Торговой палаты, и я засвидетельствовал сие, подписавшись своим именем.

Сие случилось в указанные дни вышеназванных месяца и года в присутствии свидетелей Диего Лопеса де Ариеты и Диего де Инохи — жителей Хереса и брата Андреса де Ариеты, спутника сказанного брата Пабло.

Хуан де Эррера, эскривано его величества.

Комментарии

1. О том, как разворачивались события после получения Орельяной королевской капитуляции и до выхода его флотилии в море, то есть с февраля 1544 по май 1545 г., известно из ряда официальных документов, которые хитросплетением и красочностью изложенных в них фактов, своей занимательностью могут, пожалуй, поспорить с романами Дюма. Все эти документы, за исключением одного, опубликованы Мединой. Это, прежде всего, пять писем самого Орельяны к королю, относящихся к маю — ноябрю 1544 г., в которых он сетует на различного рода трудности и препятствия в подготовке экспедиции, семь донесений, направленных в августе — ноябре того же года королю монахом Пабло де Торресом, главным наблюдателем, приставленным к Орельяне, четыре письма принца Филиппа к Орельяне и прочие документы.

К тому моменту, когда вопрос об экспедиции был разрешен благоприятно, Орельяна еще не располагал нужными суммами, не завербовал себе ни одного сторонника, если не считать нескольких старых соратников и жены — женщины, по отзывам современников, умной, мужественной и решительной, которая, сознавая обреченность предприятия своего мужа, последовала тем не менее за ним в таинственную Новую Андалузию.

Орельяну ссужает деньгами на чрезвычайно тяжелых условиях (на это указывает в письме к королю от 14 ноября 1544 г. коронный казначей Франсиско де Ульоа) некий генуэзец Винченцо Монте, который вместе с должностью фактора (сборщика податей) получает на откуп налоги и торговлю в Новой Андалузии. С большим трудом Орельяне удается приобрести в Санлукар-де-Баррамеде две каравеллы и два галиона — все эти корабли были уже изрядно потрепаны во всякого рода переделках, деревянные борта их источены червями, изъедены соленой океанской водой. Орельяна приводит их в должный вид и понемногу загружает снаряжением и провиантом. Беды стерегут его на каждом шагу: деньги, что всучил ему Монте, оказываются фальшивыми; сардины, доставленные поставщиками, — сплошь тухлыми; всякий людской сброд — так называемая “чуэма”, которую набрали по пристаням да тюрьмам, того гляди изведет всю провизию, заготовленную про запас, и разбежится, а пока суть да дело бесчинствует на судах и на берегу…

Опасность угрожает экспедиции и с другой стороны. До Торговой палаты доходят слухи, что португальский король вслед за первым кораблем, погибшим, как говорят, на самом Мараньоне, посылает туда еще одни корабль. Заинтересованность Португалии в этом деле находит подтверждение в письме из Лиссабона, датированном 7 октября 1544 г., в котором Орельяну во второй раз приглашают на португальскую службу. Вскоре становится известно, что в Лиссабоне готовится к отплытию на Мараньон первоклассная эскадра из четырех судов, снаряжением которой ведает Жуан ди Алмейда — сын могущественного португальского министра и гранда графа Брандиша, причем поведет эскадру один из бывших соратников Орельяны, который убил в Севилье человека и бежал от возмездия в Португалию. В Совете по делам Индий при подобных обстоятельствах возобладало, по-видимому, прежнее мнение, что игра не стоит свеч, и Орельяну предоставили его судьбе. Не исключено также, что эта перемена была вызвана прямыми португальскими происками. Известно, например, что в Севилью был заслан с целью добыть сведения об экспедиции Орельяны некий “капитан португальского флота” Жуан ди Санди, которого в порту Санта Мария, находящемся в 50 км от Санлукара-де-Баррамеды на северном побережье Кадисского залива, дожидался галион. Орельяна велел арестовать его и препроводить назад в Севилью, но там “за недостаточностью улик”, а вернее всего из боязни новых осложнений его отпустили на свободу.

К весне 1545 г. дела Орельяны принимают угрожающий оборот. Провиант, припасенный на дорогу, расходуется и приходит в негодность. Среди людей, томящихся который уж месяц в бездействии, живущих впроголодь и не получающих жалованья, растет недовольство. Денег на припасы нет, и охотников вложить их в ставшее сомнительным предприятие не находится. Ожидание у моря погоды превращается в бедствие, еще пару недель проволочки — и все окончательно пойдет прахом, ибо португальская эскадра в любой момент может поднять паруса. У Орельяны нет выбора: сейчас или никогда, почет или бесчестие, ведь если армада останется в порту, его ждет долговая тюрьма и, кто знает, не предъявят ли ему заодно и прежние обвинения. И вот в начале апреля он заявляет, что готов к отплытию, и настаивает на последней формальности — обследовании эскадры (возможно, он рассчитывал пополнить снаряжение и провиант на Канарских островах, где ему обещали денежную поддержку). В результате досмотра, как и следовало ожидать, ему строго-настрого запрещается покидать гавань. Орельяна не хочет ссориться с чиновниками, из-под земли достает еще кое-какой провиант и в первых числах мая требует повторного обследования.

Что произошло дальше — в дни, предшествовавшие отплытию, и в самый день отплытия, то есть во время с 9 по 11 мая 1545 г., мы узнаем из публикуемого документа, который воскрешает исторический эпизод более чем четырехстолетней давности, бесстрастно объясняя трагическую цепь неотвратимых несчастий, обрушившихся в дальнейшем на экспедицию Орельяны.

Подлинник “Акта об обследовании армады аделантадо дона Франсиско де Орельяны и об ее отплытии к амазонкам” находится в испанском Архиве Индий. Впервые этот документ с некоторыми купюрами был опубликован в “Coleccion de documentos ineditos relativos al descubrimiento, conquista y organizacion de las antiguas posesiones espanolas de America y Oceania” (torno XLII. Madrid, 1884. Полностью “Акт” был опубликован в 1955 г. X. Эрнандесом Мильяресом в ранее названном издании. Перевод выполнен по тексту этого издания (стр. 143 — 151).

2. Закрывая доступ на корабли маэстро и кормчим иностранцам, испанская корона преследовала вполне определенные цели. Маэстро выполняли на кораблях функции нынешних капитанов и отчасти штурманов, зачастую они были также и владельцами судов. В обязанности судовых кормчих входило составление карт, определение координат, прокладывание маршрутов, промер глубин и т. п. Кроме того, кормчими или пилотами назывались лоцманы и чиновники-картографы; а 1508 г. в Торговой палате Индий была учреждена должность главного космографа (кормчего) — piloto major (ее, кстати, в 1508—1512 гг. занимал Америго Веспуччи). Должность, также называвшаяся piloto major — старшин кормчий, имелась в составе флотилий-армад; исполнял ее обыкновенно наиболее сведущий и опытный из судовых кормчих. Маэстро и кормчие испытывались от имени короля в географии, астрономии и кораблевождении. Соперничающие державы, как правило, не допускали иностранцев на эти должности, чтобы сохранить в тайне дорогу к новооткрытым землям, точно так же, как первооткрыватели (например, Колумб), почти с той же целью — удержать личную монополию — намеренно вносили неверные сведения в судовые журналы.

3. Послабление, которое оказывают Орельяне “сеньоры правительственные судьи” в отношении закупки лошадей, не случайно. Дело в том, что усиленный вывоз лошадей в Индии в конце XV — первой половине XVI в., беспрестанные войны, в которых участвовал Карл I, привели к огромному и неудовлетворимому спросу на них в Испании и как следствие — к резкому сокращению их поголовья и непомерному возрастанию их стоимости.

(пер. С. М. Вайнштейна)
Текст воспроизведен по изданию: Открытие великой реки Амазонок. Хроники и документы XVI века о путешествиях Франсиско де Орельяны. М. 1963

© текст – Вайнштейн С. М. 1963
© сетевая версия – Тhietmar. 2006
© OCR – Halgar Fenrirrson. 2006
© дизайн – Войтехович А. 2001
© Географгиз. 1963

vostlit.info

KUPRIENKO